Возьми, если сможешь (страница 12)
Лерка подняла на Лену глаза, сфокусировала взгляд и неожиданно спросила:
– Лен, а ты почему волосы красить перестала?
Лена, начавшая было что-то говорить, осеклась и ошарашенно посмотрела на Лерку.
– Умеешь, Валерон, в тему высказаться…
Свистунова раньше всегда цветом волос декларировала своё душевное состояние «на сегодня» – резко меняла имидж от блондинки до жгучей брюнетки, легко переходя от огненно-рыжей фурии к спокойной, даже слегка вяловатой шатенки. Сейчас её короткие волосы были как раз спокойного пепельно-русого цвета. Она помолчала, словно собираясь с силами, мелко покивала несколько раз.
– Это, Лера, седина… Я сейчас не совсем в себе, какие уж тут волосы, были бы они вообще… Я так резко жизнь свою изменила, когда из Северореченска уехала. Думала, навсегда. Думала, заживём с Илюхой на природе и подальше от Севера. Думала, столько всего в жизни будет – неба, солнца, цветов, любви… А потом опомнилась – неба вон сколько, солнца вон сколько, горы – вот они, стоят… А любви чего-то не видать, и Илюха – то ли есть, то ли нет… И такое отчаяние меня вдруг охватило, хоть на луну вой. Так любви хотелось, счастья, чтоб каждому дню радоваться. У меня такого отчаяния не было, когда муж мой, Сашенька Лойфер, с той студенткой-практиканткой тихонько из города утёк; и даже когда Максима жена с дочкой приехали для меня до того неожиданно, искренне считая, что я просто хозяйка квартиры, в которой геолог залётный комнату снимал, а я тем временем за него замуж собиралась… Не было! А тут зубы чищу, в зеркало на себя посмотрю и думаю – Леночка, что ты здесь делаешь, ради чего это всё терпишь? На работу приду, людям улыбаюсь и чувствую, что весь мир ненавижу… А в ненависти жить для меня вовсе убийственно, я себя забывать начинаю… Ты вспомни, я раньше кого-то ненавидеть могла? Правильно, не вспомнишь, для меня каждый человек как на вес золота был. А! – она махнула рукой, – А ты говоришь, волосы не крашу… Вот соберу себя в кучу, пойму, где я, кто я, зачем я, вот тогда и выкрашусь в тот цвет, которого жизнь моя заслуживает…или оставлю все, как есть!
Лена всегда была очень тёплым человеком, рядом с ней любой чувствовал себя уютно, согревался душой… Но опыт, приобретённый в последние четыре года, не то, чтобы ожесточил её, но сделал как-то суше. Есть, конечно, надежда, что это пройдёт, но пока Лена смотрела довольно жёстко и говорила так же.
– Прости меня, Леночка, несу что попало…
– Да ладно, это ты меня прости. У меня дело прошлое, остаётся только пережить, переболеть, а ты вот опять, кажется, попала. А младшим надо помогать.
– Прям, младшим…
– А что, не так? Мне уже сорок два, а тебе сорок ещё только предстоит. Так что не спорь, младшим… Вот ты скажи мне, Лера, только честно, сама себе не ври, ты Елисеева любишь?
– Чего ты глупые вопросы задаёшь? Конечно, люблю.
Лена фыркнула и покачала головой.
– Вот говорю же, сама себе не ври. Да, он, конечно, парень что надо, умный, обходительный, целых полтора года вокруг тебя кругами ходил, всяко-разно помогал, защищал… Не то, что этот твой – люблю, хочу, не дашь, зарежу… Вроде и любит, и защищает, как может, но всё как-то прячется, чего-то ему не хватает. А ты, молодец, за его друга замуж вышла, даже ребёнка родила… А ты о нём подумала, каково ему всё это наблюдать, вот эту вашу с Елисеевым семью, тебя в таком качестве видеть? Не жалко его совсем? А Елисееву каково вас наблюдать рядом в своём доме, как вы друг на друга смотрите, вы же не просто друг на друга смотрите, а взглядами железо прожигаете. Сами же себя со стороны не видите…
– Ленка, ну, что ты, в самом деле, что мы такого делаем…
– Вот! – Лена подняла указательный палец, – вот ключевое слово – мы! Ты же не говоришь «я», ты говоришь «мы»! Я ведь хорошо помню, какая ты приехала сюда двадцать лет назад. Вроде, смеёшься, нормально общаешься, работаешь, хорошо работаешь, а в глазах такая боль, такое отчаяние… Через год, наверное, только начала в себя приходить. Ты же дышать без своего Володи не могла, не просто жить, а дышать! А сейчас? Только не говори, что стала на двадцать лет старше и изменилась… Ничего не меняется, и время не лечит, это аксиома. Ты месяцами без Елисеева живёшь, что там, на выходные иногда приедет, опять уедет, да, я понимаю, Лиза, заботы, то да сё… Но ты без него можешь! Жить, дышать… Можешь!
Лерка молчала, глядя на столешницу и похлопывая ладонью по локтю левой руки. Ей нечего было сказать в ответ подруге.
– И чего ты хочешь теперь? Удивляешься, что он там кого-то завёл, какие-то шуры-муры? Здесь, поди, тоже какие-то подруги бывали… И обрати внимание – ты не плачешь, не сидишь остолбеневшая, а вполне можешь думать, рассуждать. А он, может быть, сейчас опасности подвергается!
Лерка махнула рукой, набрала номер Сергея, послушала, отключилась. Секунду подумала и набрала Володю. Выслушала, что ей там сказали, положила трубку на стол.
– Недоступны, ещё летят, наверное. Не думаю, что прямо сейчас в опасности. Они же там вместе, вдвоём.
– Зашибись! Лера, ты себя слышишь? Они вместе! А ты, конечно, королева бала, у неё там мужики вместе… Ой, Лерка, как бы тебя в сознание-то привести…
– Да я в сознании, к сожалению. И мне противно. Гадко … Так глупо проколоться, он всегда в тайне все свои связи держал. Помнишь, ты ещё пять лет назад интересовалась его личной жизнью?
– Помню, странная тишина вокруг него была, город-то у нас маленький, всё тайное моментально становится явным, все под одним одеялом спим. А он, мачо, в модном костюме, симпатичный, глаза горят – и всегда один. Максимум, с кем его видели, с нашей Лерой в ресторане «Стойбище»… Изменился Серенький, нюх притупился, что ли…
– Лен, а он и вправду как мачо выглядел – стройный, высокий, глаза карие, волосы тёмные… Эти щёки, чуть впалые, совсем его не портили, а какого-то шарма придавали, а уж ямочка на подбородке – вообще чума. В горах тогда от меня ни на шаг не отходил, мы трое суток на камнях сидели, ждали, когда наш вездеход из болотины вытащат, всё время то подкормить, то согреть меня старался. И я согрелась, поверила! Ёлки-палки, то приветы, то какие-то подарочки от Володи мне возил. Я ведь действительно никогда не думала, что он при этом чувствовал. И зачем ему это было… Помню, в «Стойбище» танцуем, он так к моему уху склоняется и говорит: «А хочешь, Лера, чтобы тебе кто-нибудь дом и пруд с лебедями подарил?» А сами в это время так нежно и ласково угрожали, что не надо про горно-обогатительный комбинат писать плохо или критически.