Она, как и ожидалось, посмотрела на часики на запястье:

– Ой, как незаметно время пролетело. Мне пора бежать.

– Да, понимаю, конечно. – Олег глядел в пол, чувствуя себя вдруг некрасивым и неинтересным.

– Здорово было поболтать с тобой. – Она сделала шаг назад.

– Да, мне тоже, – кивнул Олег и покраснел зачем-то. – С тобой поболтать здорово.

– Нужно идти…

– Понимаю. Библиотека тут… там, на втором, сразу у лестницы, – снова кивнул.

И она задержалась. Всего на какую-то долю секунды задержалась перед следующим шагом, и Олег понял, что она ждет его слов, и это единственный шанс что-то сказать. Сердце от испуга бухнуло в ребра и, бледнея, Олег промямлил:

– Может, вечером сходим куда-нибудь?

И поднял на неё глаза.

– Давай, – ответила она просто.

Сердце бросилось тарахтеть, словно заяц лапками по пеньку.

– У нас сегодня шесть уроков, – выдохнул. – Давай в четыре на выходе внизу?

– Давай, – улыбнулась она мягко, как старому знакомому и пошла между остолбенелыми одноклассниками по коридору.

Пьянея от ощущения небывалого счастья, Олег глядел ей вслед, а внутри него кто-то продолжал бубнить: «Так не бывает. Не-ет, вре-ошь. Так не бывает».

Глава 6. В которой герою встречаются загадочные незнакомцы

Они шли рядом и молчали, даже не смотрели друг на друга. Но Олег чувствовал, что Люба здесь, и это уже было чудом. И то хрупкое ощущение невысказанности, ответное тепло, которое иногда чувствуешь без слов – тоже было чудом.

Но Олег, конечно же, всё испортил. Он вспомнил, что это свидание первое, что они совсем незнакомы, но они молчат, и слегка запаниковал, что Люба вдруг подумает о нём, как о нудном и неинтересном типе, и заскучает. И это свидание станет последним.

– Предлагаю игру, – начал Олег нарочито бодро. – Игра называется – ты мне, я тебе. Я говорю что-то о себе, потом ты говоришь что-то о себе.

– Зачем?

– Ну, давай. Будет весело.

– А зачем говорить что-то о себе? – мягко повторила она, прищурившись.

– Ну, ты же не знаешь обо мне ничего. Я не знаю о тебе. Так мы и узнаем…

– А зачем что-то знать?

– Так, э-э-э, обычно люди поступают, – смутился Олег слегка, но зачем-то упрямился. – Чтобы доверять друг другу, наверное.

– А разве без расспросов не ясно, кому можно доверять?

– Конечно, не ясно, – хмыкнул со знанием дела. – Люди ведь разные. Может, он и выглядит, как приличный человек, а сам за спиной бензопилу прячет. Я хочу, чтобы ты, ну… узнала обо мне больше. Чтобы доверять могла.

– А ты разве не чувствуешь, кому можешь доверять? – она глядела внимательно прямо в глаза, и Олег не выдержал её взгляда, отвернулся, посмотрел вдоль улицы в легком замешательстве.

– Ну, как сказать… вообще-то людям доверяю, конечно. В основном доверяю, – заметил он у дверей универсама смуглую женщину в цветастых платках с укутанным в тряпки ребенком на руках.

Люба проследила его взгляд и неожиданно крепко сжала пальцами его запястье:

– Давай перейдем на другую сторону улицы.

– Там переход есть за магазином…

– Давай здесь.

Рука её задрожала, и Олег понял – ей очень важно, чтобы он согласился.

– Хорошо, здесь перейдём, – смело шагнул на дорогу.

Заскрипели тормоза автомобилей и они, не слушая ругани ошалевших водителей, перебежали улицу. На тротуаре разом оглянулись на женщину в платках. Та следила за ними, не отрывая взгляда.

– Тоже боишься цыганок? – улыбнулся ободряюще Олег.

Он чувствовал, как дрожит локоть девушки в его руках и от этого, а ещё от непредвиденного рывка сквозь поток машин, чувствовал себя очень сильным.

– Пойдем туда, – Люба кивнула в обратную сторону.

– Хорошо, пойдём.

Обернулся. Женщина в цветастых одеждах следовала за ними по другой стороне улицы и не спускала с них глаз.

– Но ведь человек может соврать, только чтобы ты ему доверял, – произнесла Люба, будто разговор не прерывался.

– Да, так обычно и бывает, – Олег слегка покраснел, вспомнив, что представился ей президентом районного клуба исторической реконструкции и личным другом губернатора. – Только в разговоре можно понять, врёт или не врет.

– Как? – она поглядела лукаво, и Олег стушевался, словно она подслушала его мысли.

– Собьется, – продолжал краснеть Олег, – запутается…

Люба остановилась внезапно. Посреди тротуара, башней возвышаясь над прохожими, так, что самые высокие из них едва достигали его плеча, стоял черноволосый мужчина, горбоносый, заросший до самых глаз курчавой бородой. В длинном кожаном плаще и тонкой вязаной шапочке, плотно обтянувшей его огромную голову. Он смотрел прямо на них черными глубоко посаженными глазами, так что были видны только звериные искорки. Его борода зашевелилась, и среди волос показался ряд желтых, блестящих металлом зубов. Он улыбался.

От этой улыбки мурашки побежали у Олега по спине.

– Ты его знаешь? – спросил он.

– А что это за дом? – голос Любы звучал отстраненно, словно она задумалась о чём-то и не слышала его.

В двух шагах, за кованой решеткой приоткрытых ворот виднелась знакомая колоннада двухэтажного желтого особняка.

– Это краеведческий музей. Я в детстве тут целыми днями пропадал, – и оглянулся на цыганку.

Она стояла на углу и по-прежнему следила за ними.

– Пойдем, посмотрим? – в глазах Любы послышалось любопытство. – Расскажешь мне о городе.

Её предложение Олега смутило и обрадовало. Чтобы красивая девушка на первом свидании попросила сводить её в краеведческий музей, он даже не мог представить. Показалось ему, что она попросту боится цыганки и бородатого и всего лишь хочет сбежать от них в здание с охраной.

Но Олег только спросил:

– А ты разве не местная?

– Олег, жила здесь когда-то, очень давно, – покачала головой. – Но в музее не была.

– Странно, нас водили в школе на экскурсии. Вас разве нет?

– Я очень давно жила в этом городе, – повторила она. – Идём?

– Идём.

На ступеньках музея Олег обернулся. Бородач стоял в распахнутых воротах и улыбался золотом.

Глава 7. В которой герой бросается на помощь

Запах в гулком холле остался таким же, как в детстве. Будто запечатали здесь его, как в банке, ещё с тех самых времён, когда Олег пропадал здесь целыми днями. Он вдохнул и зажмурился. И вспомнилось, как взбирался по лестнице, входил, не дыша, с трепетом ожидания тайны в музейный зал, а там, за дверями и настоящие сабли, и рыцарские доспехи, и пулемёты с гранатами – всё, что очень хотелось потрогать когда-то, подержать в руках, почувствовать себя сильным, смелым, частью героической истории.

– Слушай, спасибо, что мы сюда пришли, – Олег прищурился от удовольствия. – Я тебе сейчас такое покажу, такое…

И всё же посмотрел в окно. Ни цыганки, ни бородача не было видно, и это его успокоило.

Женщина в кассе смотрела телевизор. По её удивлению и смешной суете, когда она искала бланки билетов, Олег понял, что посещают музей не так уж часто.

Он остановился в дверях длинного коридора первого этажа. Вспоминая, как делала это преподавательница истории, проводившая у школьников, экскурсию, поправил воображаемые очки и проговорил с чувством:

– Дорогие дети… ой, дорогая, – слово ему понравилось, и Олег повторил с удовольствием, – дорогая Люба, сейчас вы… ты познакомишься с историей нашего удивительного города от древнейших времен до наших дней, узнаете… узнаешь, как был основан наш город, как строился, как он развивался и … э, что-то там, забыл дальше…

Люба засмеялась:

– А почему удивительного?

– Не перебивай, а то забуду, – вновь как бы поправил очки и сложил ладони перед грудью. – Проходя по залам нашего музея, ты словно на машине времени пронесёшься сквозь столетия и увидишь, как жили наши далекие предки, чем они занимались, о чем мечтали, – махнул Олег рукой картинно, приглашая. – Так не будем же задерживаться в начале нашего путешествия сквозь время и смело проследуем к экспонатам, этим безмолвным свидетелям былого.

В гулком длинном коридоре они оказались одни. Ни охранников, ни смотрительниц музея, которые в детстве не позволяли ему трогать сабли и ружья, не было видно, и Олег втайне обрадовался этому. Первый зал, отданный доисторической эпохе, украшало собой чучело мамонта. Небольшого, видимо, подростка. От него жутко пахло веником. По стенам висели портреты обезьян, изображавшие самых древних жителей этих мест, которых уже почему-то называли людьми. Под стеклом лежали обломки камней, принятые археологами за орудия труда по каким-то особым, непонятным признакам.

– Предлагаю не задерживаться, – проговорил Олег, морщась от мамонтового аромата, – здесь не очень интересно.

– Согласна, – кивнула Люба, зажимая пальчиками носик.

Во втором зале в центре на двух ногах стояли чучела приматов. Волосатый примат-мужчина в шкурах с копьём на плече. Рядом с ним, тоже в шкурах не менее волосатая примат-женщина и, самое неприятное – маленький примат-человечек, тоже волосатый, но без шкур. Он казался скорее зверьком, чем ребенком, и оттого было не по себе.

– Ну, как дела, пра-пра-пращур? Как успехи в школе? – присел Олег у человечка.

Тот смотрел стеклянными глазками и молчал.

– Пойдем дальше, – проговорила Люба. – Чучела людей, это как-то… бррр…

– Согласен, – Олег осторожно потрепал малыша по голове. – Но они ведь тоже люди. К ним надо по-человечьи.

В третьем зале в тех же позах проживала похожая семейка манекенов, только волос на них было поменьше, а шкур побольше.

– Родственники? – Люба усмехнулась.

– Да-а, на первом этаже, кажется, они все комнаты заняли. Пойдём наверх, может быть, там ещё свободно, – предложил Олег.

Поднимаясь по лестнице, он уловил кислый привкус металла и оружейного масла в запахах, и сердце его забилось чаще. Широкий зал сразу за лестничной площадкой второго этажа сиял навощенным полом, гудели фонари, сияли стекла, прикрывающие экспонаты – ружья, сабли, наконечники копий и боевые секиры, бунчуки, кольчуги и латы, собранные на тряпичных чучелах рыцарские доспехи. Совсем как в детстве, когда приходил сюда и стоял здесь часами, Олег замер на пороге, не дыша.

– Вот жемчужина этого музея, – произнёс торжественно, и голос его гулко разошелся коридорами. – Этот зал посвящен героической обороне города зимой тысяча шестьсот тридцать четвертого года.

– Какого? – отозвалась Люба едва слышно.

– Тысяча шестьсот тридцать четвертого. – Олег осматривался, с наслаждением припоминая каждый предмет, каждый зачитанный до дыр и вызубренный наизусть документ. – Эх, сколько же я здесь не был… Наш город очень древний, очень. Плиний старший, древнеримский историк, упоминал о нем, как о граничных вратах в загадочную Гиперборею, неподвластную Риму. Батый, уходя на Польшу, вынужден был задержаться у его стен на три месяца, но так и не взял крепости – единственная, кажется, неудача полководца. И всегда этот город был пограничным. Киевской Руси, Литвы, Польши, России.

Он подошел к стойке с раскрытым фолиантом:

– И в тысяча шестьсот тридцать четвертом году король польский и шведский, великий князь литовский Владислав Четвёртый Ваза после взятия Смоленска отправился по застывшим ещё зимним дорогам с тридцатитысячным войском с целью выйти до весенней распутицы к Москве. Почему и кто заставил короля изменить план кампании, по сию пору доподлинно неизвестно, однако шестнадцатого февраля передовые полки гетмана Гонсевского вышли к трем пополудни к стенам нашего города, но овладеть им сходу не смогли. На следующий день и ещё шесть дней подряд они штурмовали город и бомбардировали его из всех орудий ядрами чугунными и бомбами горючими, но сломить сопротивление горожан им не удалось. К двадцать четвертому февраля к городу подтянулось всё польско-шведско-литовское войско. И началась осада города, которая продлилась сорок три дня.