Последний разговор затягивался, Питеру пришлось перехватить телефон другой рукой и, в очередной раз завершив круг по комнате, он по привычке приложил ладонь ко лбу плюшевого мишки и стал его поглаживать. Мягкая игрушка показалась ему тёплой, словно кто-то совсем недавно выпустил её из крепких объятий. Он несколько раз пробежался ладонью по выгнутой спине медвежонка, щёлкнул по носу длинную и неуклюжую таксу и начал накручивать висящий хвост большеглазого лемура на палец.

– Да, да, прекрасно понимаю. Это было указано в сегодняшнем отчёте. – Он немного помолчал, вслушиваясь в голос собеседника. – Обязательно подготовлю к среде. Да. И вам тоже хороших выходных. До свидания.

Уф…Можно было возвращаться на кухню, где его всё это время с нетерпением дожидались родители. Их лица имели одинаковое выражение: "Понимаем, понимаем – работа". Питеру показалось, что смотрят они на него с укором, пусть и ненамеренным. Чтобы хоть как-то компенсировать собственное невольное отсутствие и подтвердить свои лавры хорошего сына, Питер вызвался помыть всю посуду, а так же закипятить чайник.

Мать принесла из холодильника небольшую упаковку пирожных, что по мнению Питера было излишним. Неужели для них действительно такой большой праздник, когда он находит время заглянуть к ним? На это ему в ближайшее время не дано было ответить.

Сил сдержаться у него не хватило, и он в одного умял целых три пирожных – у себя на квартире ему не часто доводилось баловать себя подобной роскошью. По хорошему он ещё планировал посидеть часок другой с ноутбуком, не зря же тащил его на себе, да к тому же телефонные разговоры прояснили некоторые моменты, на которые он раньше не обратил внимания, но… но в этом месте, в этой знакомой и обжитой обстановке он вдруг резко утратил рабочий настрой. Уже к концу чаепития его немного клонило в сон, сказывалась накопленная усталость, да и, честно говоря, прошедшая неделя показалась ему небывало затяжной и напряжённой. Тело требовало отдыха.

Путь наименьшего сопротивления казался таким простым – отложить все дела на завтра и сразу же лечь в кровать со свежепостеленным бельём. Питер презирал себя за подобные слабости, но после сытного ужина в нём осталось только расслабление. Он засыпал, сидя с кружкой остывающего чая. Всё же он не был выкован из стали, да и вряд ли в таком состоянии смог усмотреть в документации что-нибудь путное.

Он пожелал спокойной ночи родителям, обнял перед сном мать и направился в свою комнату. Вещи привычно легли на стул, он махнул рукой застывшим игрушкам и погасил свет. Голова устроилась на подушке, пружины матраса заскрипели, как будто он и не переставал на них спать.

"Но завтра, завтра сразу же займусь составлением нового отчёта. Завтра же, с самого утра…"

***

Сон потревожило лёгкое прикосновение. По открытой ступне скользнуло мягкое, пощекотало пятку, добралось до пальцев. Питер рефлекторно дёрнул ногой, но прикосновение никуда не делось, снова по его ступням пробежала лёгкая дрожь щекотки, этого оказалось достаточно, чтобы нарушить его покой.

Питер приоткрыл один глаз и пошевелил ногой – никакого результата. Он собирался перевернуться на другой бок и завернуться в одеяло, но внезапно осознал себя лежащим на спине и полностью обездвиженным. Руки и ноги судорожно дёргались, а грудь была придавлена чем-то тяжёлым, затрудняя дыхание. Он хотел разлепить губы, но и те оказались перетянуты и не способными к движению.

Потрясённый и запуганный Питер полностью раскрыл глаза и в свете уличного фонаря, проникающего в его комнату, увидел прямо перед собой плюшевого медвежонка. Тот лежал на груди, упираясь мягкими локтями в рёбра юноши, голова покоилась на подставленных игрушечных ладонях, а взгляд был устремлён на лежащего человека. Раньше он часто засыпал с этим медвежонком под одеялом, а сейчас вид детской игрушки производил ужасающее впечатление. Стекляшки глаз ловили фонарный свет и немного походили на настоящие зрачки.

Разглядеть медвежонка мешало что-то, перекрывающее рот Питера, он пробовал приподнять голову, но неведомая сила сразу же вдавила его в подушку.

"Здравствуй, Питти! А мы думали, когда ты навестишь нас!"

Не может быть… Это всегда происходило только у него в голове, голос оказался знакомым, потому что… потому что раньше у Питера – тогда ещё Питти – была игра: он делился со своими игрушками секретами, рассказывал им истории, и для каждого плюшевого питомца у него был придумал особый голос. Так в его детских фантазиях звучал медвежонок.

"Приятно быть узнанным. – Глаза медвежонка, как лазер, смотрели только в одну точку. – Но и со всеми остальными тоже поздоровайся, Питти, ведь мы так долго ждали твоего возвращения!"

Безумием было верить в происходящее, Питер закрыл глаза, желая прекратить кошмар.

"О нет, нет! Ты вздумал прятаться от нас? Питти, это мы – твои друзья, разве ты не скучал без нас? Разве мы после стольких лет не заслужили твоего внимания?"

Противиться голосу было невозможно, кошмар не прекращался, тем более с закрытыми глазами Питер, обратившийся в маленького мальчика, чувствовал себя ещё более беззащитным.

"Умница. Не откажи в любезности поприветствовать остальных участников нашего стада".

"Здравствуй, Пит. – Прозвучало с правой стороны, ему пришлось скосить глаза, чтобы увидеть фигуру коровы, прижимающей его руку. На ней была фиолетовая шляпа, а на шее болтался плюшевый колокольчик. – Мы все скучали по тебе. Почему ты так долго не приходил и не звонил в мой колокольчик на удачу?"

Его брови ползли наверх, он пялился на мягкую корову и прилагал усилия, чтобы освободить руку. Происходящее в его комнате было ненормальным, ненормальным было и то, что он не мог сбросить с себя обыкновенную игрушку. Питер бы уже вовсю кричал, если бы его рот предусмотрительно не был заткнут.

"Привет, мой путешественник. – На этот раз слева, слова растягиваются, говор с негритянским акцентом, который так забавил его в детстве. Малыш-бегемот сидит на левой ладони в нелепой майке. Его ноздри небывало раздуты, а глаза-бусинки практически не различимы в темноте. – Когда мы с тобой отправимся в следующее путешествие по Африке? Какие области будем исследовать в этот раз?"

Да, Питти всегда брал собой бегемота, когда грезил путешествиями, сколько приключений им удалось пережить, но для воспоминаний не оставалось времени, потому как приветственная эстафета переходила к другим.

"Гав-гав, хозяин. – Утробный, тягучий рык с уровня живота. Там произошло какое-то шевеление, и рядом с физиономией улыбающегося медвежонка появилась вытянутая и обвисшая морда набивного и толстого далматинца. Становилось понятно, отчего так тяжко дышалось. – Преступники совсем потеряли страх, пока ты где-то пропадал. На нашей с тобой границе ходят одни только разбойники. Их нужно прогнать!"

С толстым далматинцем, которому он так и не сумел придумать геройской клички, Питти играл в пограничников. Им двоим предстояло противостоять вражеским отрядам, только на них и могли рассчитывать мирные граждане.

"Ну а я? Разве не был для тебя проводником в мир прекрасных сновидений? – На этот раз возле носа Питера появилась такса, она-то и перекрывала длинным, вытянутым телом его рот. – Мне нравилось, когда ты гладил меня по голове, ложился мне на спину, и мы вместе засыпали. Разве тебе не было хорошо в те ночи?"

Было очень хорошо, особенно в те ночи, когда маленький Питти подолгу не мог заснуть, тогда он сбрасывал подушку на пол, брал таксу и ложился прямо на неё.

Изогнувшаяся змееподобная собака провела по его щеке плюшевым, сухим языком, Питера пробила дрожь – до того это было противно.

А следующий тоненький писк донёсся из района его ступней. Длинный бело-жёлтый хвост обвивал пальцы ног, и большие полусферические выдавленные вперёд глаза преломляли уличный свет.

"Дружище, а помнишь, как однажды ты попытался почистить мне зубы? Намазал пасту на свою щётку и принялся водить мне по губам? – Хвост не прекращал щекотать пятку, мягкие ворсинки возбуждали особо чувствительную кожу. – Знаешь, а мы все тут ломали голову над тем, куда ты мог подеваться!"

"Да. Именно ломали. – Снова медвежонок. – И все скучали по тебе. Даже орангутанг, который немного стесняется говорить, но в эту ночь он с нами заодно".

Возле другой ноги обозначились лохматые очертания обезьяньей фигуры. Пластмассовое лицо в обрамлении скомканных, рыжих волос слегка кивнуло Питеру. А он прокручивал последние слова медвежонка, они по кругу проносились перед его заблудившимся сознанием. "…с нами заодно"… Что значит эта формулировка?

Давление на грудь резко возросло, Питер еле-еле успевал насыщать организм воздухом через единственно оставленные ноздри. Медвежонок продолжал улыбаться, они все хранили те эмоции, которые были вышиты на их мордах, но Питеру казалось, что улыбки не сулят ему ничего хорошего.

"Ты предал нас, Питер. – Видимо медвежонок руководил тем процессом, на котором Питеру была отведена роль обвиняемого. – Ты любил нас и всё равно предал. Почему? За что ты бросил нас тут?! Оставил на полках и позабыл про те счастливые моменты, что каждый из нас делил с тобой! Мы считали тебя другом, но друзья так не поступают…"

Питер хотел им крикнуть, что он их не бросал. Хотел объяснить, что он уже взрослый, что у него есть работа, что ему нужно до Нового Года занять место начальника подразделения… Он хотел крикнуть, но не мог… А если бы крикнул, разве они бы поняли его? Игрушки из его детства, созданные фантазией ребёнка и существовавшие сугубо для него одного, как им было понять речи взрослого человека? Для них на свете был только Питти, но вместо него на кровати маленького мальчика лежал юноша, оттолкнувший от себя забавы прошлых лет.

Он был жалок и бессилен перед сосредоточенными и примагниченными к нему взглядами. В глазах медвежонка он видел собственное отражение, и оно не походило на бывшего обитателя комнаты и хозяина игрушек. Они видели перед собой чужака и самозванца.

"Ты причинил нам боль, Питти. – Детское прозвище прозвучало оскорбительно, и первые капли неподдельных слёз потекли из глаз распятого на кровати взрослого. – Ты по всем нам очень больно ударил и просто не оставил нам другого выхода…"

Питер пытался им сказать, что исправится, что заберёт их всех собой в новый дом, но такса не пропускала через себя ни звука. Они не собирались давать ему возможность оправдаться.

"Когда у тебя болел живот, ты всегда сворачивался под одеялом и прижимал меня к себе. И я помогал тебе, Питти, забирал боль, приносил облегчение".

"А перед каждым экзаменом ты неизменно гладил мой колокольчик и с закрытыми глазами просил о том, чтобы тебе выпал лёгкий вопрос. Вспомни, сколько раз за всё время обучения у тебя возникали проблемы с экзаменами! А, Питти?"

Ответ был простым: нисколько.

"Когда тебе снились страшные сны, за кого ты хватался в первую очередь? Я охранял тебя по ночам, стерёг, а ты не нашёл ничего лучше, как запрятать меня на узкую полку и заставить книжками? Я всегда по-другому представлял себе благодарность!"

"А на твой пятый день рождения, когда ты внезапно заболел, и никто из гостей не пришёл к тебе. Ты получил в подарок меня и очень радовался этому. И в первую же ночь мы с тобой совершили путешествие в Африку. Или это было для тебя неважным?"

Слёзы катились из глаз безостановочным потоком, но суровые судьи продолжали опускать на его сердце слова-молоты.

"Никогда в этом не признавался, но мне ты так и не удосужился придумать кличку! Мы с тобой охраняли границу, боролись с разбойниками, и всё это время я оставался безымянным. Ты просто никак ко мне не обращался. Скажи, Питер, я был для тебя пустым местом?"

Нет! Нет! Нет! Он мог кричать только глазами, но этим их невозможно было разжалобить. Питер крутил головой, и со всех сторон натыкался на осуждающий, непреклонный, остановившийся взгляд. С книжной полки на него смотрели остальные игрушки: заяц с подсолнухом, мамонт с навострёнными бивнями, безхвостый кот…

"И зубы! Не забывайте про зубы… Он мне их чистил… Помните про мои зубы!"