Тае не раз приходилось слышать рассказы о том, как безудержный ветер утаскивает летунов в воздушный океан, у которого нет дна. Даже привычная к долгим полетам птица рано или поздно устанет и утонет в облачной пелене, где грохочут чудовищные грозы. Вернуться из этого страшного марева не суждено. Одна мысль об этом внушала игрунам ужас, и Тае стало не по себе.

Шептун выбивался из сил, но ветра над горами оказались такими лихими, что справиться с ними он не мог. Тая боролась с порывами, сколько могла, но в конце концов вынуждена была направить его вниз, к ущелью, прорезавшему горную цепь.

Шершень приземлился на обкатанные водой булыжники и начал пить из реки, журчащей по дну ущелья. Тая знала, что на той стороне теснины, за горной грядой, скрывается лес, в котором цветы и травы вырастают выше обычных деревьев. Там можно было найти материал для любого отвара и зелья, какого только пожелает душа, а душа Таи желала чего-то особенного – такого, в чем не признаешься даже деду.

Воровато озираясь по сторонам, она направила летуна в теснину. Волшебный лес охранялся, и строго! Посторонних в него не пускали. Но Тая готова была рисковать.

Шептун понесся над речкой, едва не касаясь лапами пенистых бурунов. Река засверкала мириадами огоньков, отражающих голубоватый солнечный свет.

Над берегом в зарослях одуванчиков порхал ездовой шершень с седлом на спине. Чуть дальше вершины гор смыкались, образуя преграду, напоминающую каменные ворота. У подножия этих ворот скалы расступались, образуя проход, через который можно было запросто пролететь, сидя на шершне. Однако перед самым проходом примостилась избушка егеря, охраняющего подступы к долине. Тая подозрительно покосилась на это жилище, и не зря: заслышав жужжание Шептуна, из него выбежал сторож, одетый так, словно только что вернулся с охоты. Едва увидев летящую на него Таю, егерь бросился на своего шершня, взмыл в воздух и перекрыл проход в скалах.

– Что тебе надо? Сюда нельзя! – закричал он, размахивая руками.

Тая натянула уздечку и попыталась проскочить мимо, но егерь совершил ловкий маневр и едва не сбил ее с седла.

– Садись на землю и не двигайся! – велел охранник.

Однако Тая даже не думала подчиняться. Она резко развернула Шептуна и рванула обратно, вдоль пологого бережка. Егерь ринулся за ней. Его густая черная борода встопорщилась, глаза заблестели, а беличий хвост за меховой шапкой затрепыхался, как будто это настоящая белка начала резко прыгать с ветки на ветку.

Неожиданно Тая увидела перед собой Равиона, кое-как летящего на собственных крыльях со стороны города. Сломанное крыло не позволяло ему подняться высоко над землей, поэтому ноги игруна едва не касались зарослей жгучей крапивы. Деревянная дощечка за его спиной колыхалась и хлопала, отчего Равион казался скособоченным.

Тая направила на него Шептуна, делая вид, что хочет сбить в воздухе. Но Равион не испугался, расставил руки в стороны и приготовился ловить ее.

– Этого мне только не хватало! – выкрикнула Тая и резко дернула уздечку вверх.

Не долетев до Равиона совсем немного, Шептун взмыл ввысь и пронесся у него над головой. Противник попытался ухватить шершня за ногу, но в этот миг в него врезался егерь, на полной скорости летевший за Таей.

От столкновения оба перевернулись и полетели к земле вверх тормашками, громко вопя и ругаясь. Лишь егерский шершень сумел удержаться в полете, однако без хозяина он растерялся и принялся бестолково кружить над их головами.

Не оборачиваясь, Тая вернулась к проходу под скалами и на одном дыхании пронеслась по нему в долину, со всех сторон стиснутую горами. Оба преследователя остались у нее за спиной, а перед глазами открылась широкая лощина, пологие склоны которой полыхали радужным разноцветьем.

Теплый ветерок волновал поля, поросшие огненными лютиками, светло-лиловыми фиалками и белым алтеем. С цветка на цветок перелетали дикие пчелы. Сбор нектара увлекал их настолько, что они и не думали обращать внимание на своего дальнего родственника Шептуна. У Таи зарябило в глазах от разнообразия красок, открывшихся ее взгляду, и ей стало понятно, почему первый месяц лета у игрунов называется Разноцветом.

Солнце клонилось к вершинам гор, и его лучи били прямо в глаза. В лощине стояла такая теплынь, что Тая взопрела и сняла шапку. Скошенная челка упала ей на лоб, обнажив коротко подстриженный висок.

Заметив на берегу фиолетовые цветки дикой мяты, она опустилась и спрыгнула с шершня. Вода в речке, стекающей с гор, оказалась холодной и чистой, но глянув в свое отражение, Тая вспомнила, как неловко ее обкорнали по вине Равиона и вновь на него рассердилась.

– Только попадись мне – я это припомню! – пообещала она своему невидимому противнику.

Пока шершень мочил в воде усики, она набрала ароматных листьев и набила ими сумку, переброшенную через седло. Не дав Шептуну попировать, она вновь подняла его в воздух и направила к пологим склонам, поросшим удивительным лесом, состоящим не из деревьев, а из цветов высотой с трехэтажный дом.

Первой на ее пути встала роща гигантского девясила. Его стебли вымахали толщиной с целый дуб, а раскидистые листья и ярко-желтые цветы сплелись в такие густые заросли, что нечего было и думать одолеть их верхом на шершне.

Тае вновь пришлось спешиться, и она оказалась в вязком подлеске, состоящем из белых цветов ветреницы, доходящих ей до пояса. Шептун послушно пополз в поводу, то и дело отвлекаясь на особенно притягательные ароматы. В девясиловой роще стояли прохлада и полумрак, но Тая пришла не за толстыми корневищами, будто нарочно цепляющими за ноги, чтобы не дать пройти. Ей пришлось поплутать, чтобы найти заросли полыни, календулы и валерианы. С одних растений нужно было собирать только цветы, с других – листья, а с третьих срезать одни корни, но опытная травница прекрасно различала, что и где брать.

Внезапно Шептун потянул ее в сторону. Тая принюхалась и уловила изумительный запах дурмана, доносящийся с ветерком. Его большие белые цветки висели на такой высоте, что дотянуться до них при росте игруньи было никак невозможно. Но Тая не торопилась: она знала, что это коварное растение таит неприятность. Стоит порезать стебель или отломить острый, как наконечник копья, листок, как в нос ударяет жуткая, нестерпимая вонь, а сок, капнувший на кожу, обожжет так, что пораженное место еще долго придется лечить мазью.

Надев перчатки, Тая взлетела, чтобы забраться в цветок изнутри и собрать сок для зелья. От ее веса белая трубка склонилась к земле, и игрунья едва не вывалилась наружу. Ей пришлось повиснуть, одной рукой ухватившись за завязь, а второй дергая лепестки.

Пока хозяйка занималась заготовкой компонентов для зелья, Шептун наслаждался свободой. Ароматные запахи так и манили его со всех сторон. Тая оставила его несвязанным, и он принялся жужжать над бутонами и совать в них хоботок, собирая нектар.

Нарвав лепестков, Тая вынырнула из дурмана и увидела, что ее шершень тянется усиками к высоченному стеблю чертовки-мухоловки, у которой уже распахнулась хищная ловушка из двух толстых листьев, соединившихся в форме варежки. Про это растение рассказывали кучу страшных историй, и Тая верила в них без тени сомнений. Говорили, будто мухоловка нарочно подманивает муравьев, пауков и жуков. Стоит им залезть в ее «варежку», как их ноги вязнут в клейком соке, листья схлопываются, и чертовка переваривает их заживо, оставляя лишь косточки и несъедобные крылья. Не раз и не два охотники, вскрыв ловушку, находили в ней останки погибших животных. Подружки на посиделках шептались, что кое-где попадались и кости съеденных игрунов. Мол, «у меня есть знакомая, так вот, ее дядя сам, своими собственными глазами видел, как…» Бр-р-р, от таких страшилок мороз пробегает по коже.

Едва Тая увидела, что Шептун лезет к ловушке, как заорала на него не своим голосом, дернула за жало, чего обычно себе не позволяла, и со всех сил потянула его назад. Шершень обиделся на такое бесцеремонное обращение, но уступил и подался обратно. Хозяйке он привык доверять. Любопытство пересилило страх, Тая вспорхнула на собственных крыльях и заглянула в разверстую «варежку». Ее внутренняя поверхность казалась жирной, лоснящейся и покрасневшей, как будто напившейся крови ни в чем не повинных жертв.

Тая со страхом отлетела подальше, схватила уздечку и потащила Шептуна прочь. Однако покой к ней не возвращался, и она то и дело оглядывалась – не подбирается ли незаметно коварная мухоловка, не тянет ли к ней свои листья с отростками, похожими на зубастую пасть?

Продравшись сквозь вязкий цветочный подлесок, Тая очутилась перед густой рощей высоченных растений с толстыми стеблями, похожими на ствол пальмы, и с алыми цветками на вершине.

«Маки! Именно то, что я искала!» – оживилась игрунья.

Это и в самом деле были цветущие пальмовые маки, уносящиеся на такую высоту, что до их верхушек можно было достать, лишь взлетев. Шептун оживился, расправил крылья и натянул поводок. Тая не стала его сдерживать и пустила на волю. Шершень тут же взвился ввысь и начал исследовать содержимое распускающихся бутонов. Избавившись от плаща и прихватив мешочек, Тая последовала его примеру.

Давным-давно, в незапамятные времена, с дальних небес на Туманную Дымку свалился огненный великан. Он был настолько горячим, что только шипел и плевался огнем. Но богиня Светозара остудила его проливным дождем, рассекла его тело на части, и сотворила из них тысячу летучих островов. А кровь великана впиталась в землю, и из ее капель выросли россыпи алых маков. С тех пор маки хранят в себе таинственную силу древнего великана. Они навевают сон и забытье – как раз то, чего добивалась юная игрунья.

Тая зачерпнула котелком воды из реки, огибающей рощу, и на поляне развела костерок. Затем срубила пару рогаток, воткнула их в землю и приладила сверху перекладину, на которую и повесила котел. Вскоре вода закипела, и игрунья начала бросать в нее все, что собрала за последний час, строго отмеряя порции.

Сначала в котел отправились пустырник и дикая мята, за ними последовали корни валерианы, цветы календулы и листья мелиссы. С полынью Тая обошлась осторожно: окунула в вар лишь одну веточку, не больше, иначе зелье станет таким горьким, что пить его будет противно. Дурман и маковый цвет отправились в котел в последнюю очередь.

Пока зелье варилось, Тая сплела венок из маковых лепестков и водрузила на голову, чтобы скрыть недостаток прически. Не удержавшись, она присела на берегу и начала любоваться на свое отражение в воде.

«Как все сложится? Что ждет меня впереди? – гадала она, пуская в речные струи оставшиеся лепестки. – Вернутся ли целыми и невредимыми папа с мамой и братиком? Будет ли счастлив мой дед? Сможет ли он под конец жизни снова ступить на палубу летучего корабля? Поможет ли Леммонт? И встречу ли я своего принца? Кто наполнит мою жизнь любовью и счастьем?»

Она представила себе принца, уносящего ее в сказочные дали. Вот только лицо этого принца никак не хотело показываться. Может, это его высочество Леммонт Ярн?

Тая вспомнила Ярна в беличьей мантии, небрежно свисающей с плеча. Еще недавно он принимал ее в дворцовых апартаментах, и впечатления были свежи. Все говорили, что принц лишь на несколько месяцев старше нее, однако он так возмужал в странствиях, что казался взрослее. Каштановые волосы, тревожный взгляд карих глаз, порывистые движения. Он чего-то добивается, ему что-то нужно.

«Какое будущее его ждет? Может ли он стать моей судьбой?» – От этой мысли Тае было ни жарко, ни холодно. «Пусть хотя бы поможет вернуть папу с мамой, а там будь что будет, – думалось ей. – А Тупиллио? Он ведь такой сердцеед. И такой галантный кавалер. Любая игрунья, наверное, только мечтает о таком женихе…»

Ей вспомнилось, как герцог-наследник выпрашивал у нее поцелуйчик. Почему-то это воспоминание ее рассмешило. Звонкий хохот поплыл над журчащей водой и смешался с легким ветром, колышущим маки.