Вслед за капитаном в двери протиснулся его невысокий и щуплый спутник, на одном плече которого колыхался рулон дорогой парчи, а на другом – тюк с чем-то тяжелым. Сгрузив поклажу в угол, он распрямился и вытер пот. В отличие от хозяина лодки, он был молод, и одет в домотканную холстину, какую носило простонародье.

– Это Атасио Рыльц, – представил его капитан. – Он со мной только два дня, но уже успел надоесть хуже горькой редьки. То принимается уверять, что наша лодка вот-вот рухнет в бездну, то ноет, что зря бросил насиженное гнездо и пустился в вольное плаванье. Эх, где вы, мои старые времена, где корабельные команды, бесстрашно рвущиеся за горизонт?

Бледный, как выстиранная рубаха, Чумаданио усадил гостей за стол и бросил Тае:

– Чего смотришь? Быстро неси закуски!

– Нет, закусками дело не обойдется! – взревел капитан и грохнул кулаком по столешнице. – Тащи выпивку, да покрепче! И мяса! Отрезай больше, и не вздумай скупиться!

– Мяса жареного или копченого? – с притворной покорностью спросила Тая.

– Того и другого! – рявкнул пират.

– А соляночки не желаете? – встрял трактирщик.

– Еще как желаем! Пожирнее, да погорячее!

Атасио принялся распаковывать тюки. Чумаданио с подозрением осмотрел пушистые беличьи шкурки и лисьи хвосты, которых оказалось так много, что для того, чтобы разложить их, понадобилось два стола. Тая заметила, как трактирщик с вожделением протянул ладонь, чтобы погладить их, но вспомнил о чем-то, испуганно бросил взгляд в сторону лестницы, и тут же одернул руку.

– Ты не стесняйся, пощупай, – грохотал Бармут, опустошая кружку с ромом. – Товар знатный, самого лучшего качества. Жаль, в этот раз мало взяли.

– А чего так? – проявил интерес Чумаданио.

– Налетел я на поместье одного богатенького барончика, – принялся повествовать Бармут, с удовольствием закусывая копченой бужениной, которую Тая поставила перед ним на большом блюде. – Селяне сами дали знать, что склад остался без охраны – хозяина вызвали в город по срочным делам. Сами меня проводили, и помогли сбить замок с двери – уж больно их закрепостил вотчинник. Жаловались, что житья от него не стало, последнее отнимает, вот и решили с ним поквитаться моими руками.

Пират энергично взмахнул ладонью, давая Тае команду наполнить его кружку.

– Ворвался я на склад. Гляжу: а там добра – завались! И меха, и дорогие ткани, и вина, не говоря уже о сукне и шерсти. У меня аж глаза разбежались. Только принялся я все это грузить в свою лодочку, как сел мне на шею вот этот вот остолоп (Бармут ткнул пальцем в Атасио) и принялся ныть: забери мол, меня с собой, иначе хозяин поймает и шкуру спустит. Что поделать? Пришлось взять и его, и невесту этого прощелыги в придачу. Хорошо хоть, что та оказалась знатной швеей – смотри, какой жилет мне сшила!

Бармут раздвинул полы длинного кафтана и показал изящный жилет из парчи, расшитой золотой нитью. Под жилетом была надета рубаха из небесно-голубого шелка, под цвет глаз самого пирата. Рубаху перехватывал широкий кушак, завязанный на животе, а голову прикрывала красная бандана.

– Вот и взял я этих бедняков вместо добычи, – продолжал изливать душу пират, прикладываясь к кружке. – А товар пришлось выгрузить – летучая лодка большой тяжести не поднимет. Парочка пассажиров – и все, иначе парус не тянет. А товар я раздал деревенщине. Видел бы ты, как расхватывала его толпа!

Бармут подмигнул Тае и расхохотался.

– Так и дрались за каждую шкурку, так и тянули руки! Я, признаться, так разошелся, что остановиться уже не мог. Ах ты, думаю, баронская морда, довел свой народец до полного обнищания, а сам с жиру бесишься? Взял факел, да начал палить все, до чего руки не дотянулись. Ну, амбар и сгорел. Тут дымка не было видно?

– Как же! Дым над поместьем Виртис стоял коромыслом. Но это от нас далеко, я внимания не обратил.

– Я тебя, шельмеца, знаю, ты на все обращаешь внимание, – хлопнул его по плечу Бармут. – Скажи лучше: почем возьмешь лисиц и летягу?

– После поговорим, – отвел взгляд Чумаданио.

– И то верно. Сначала как следует попируем! – согласился пират.

Тая старалась держаться подальше от его загребущих лап, так и мелькающих над блюдами со свининой и овощами. Голубые глаза Бармута весело поблескивали из-под густых бровей. Все лицо его заросло густым черным волосом, и только мясистый и чувственный нос выдавался вперед. Широкие ноздри раздувались, то ли стремясь втянуть запахи рома и ветчины, то ли стараясь почуять опасность. В ухе пирата колыхалась серьга с ярким рубином, а на груди болталась серебряная цепочка с золотой монетой вместо кулона.

Чумаданио ходил вокруг шкурок, как кот вокруг сметаны, но притронуться к ним не решался.

– Погладь их, погладь, – принялся соблазнять Бармут. – Проведи по меху ладошкой. Чувствуешь, какой мягкий? Любая дамочка будет довольна. Эй, красотка! – обратился он к Тае. – Помоги-ка хозяину.

Тая приблизилась к лисьим шкуркам, разложенным на столе. Бармут выбрал огненно-рыжую, с белым пятном, водрузил Тае на плечи и расправил пушистый хвост, свисающий чуть ли не до самого пола.

– Ну, как тебе? – спросил он с затаенным блеском в глазах.

Тае мех показался колючим и жестким, но она не решилась вслух противоречить пирату, распаленному жадностью. Бармут по-своему понял ее нерешительность и заявил:

– Перед таким мехом ни одна барышня не устоит. Но у меня есть кое-что и получше. Гляди!

И он выудил из тюка жесткую, грязновато-белую шкуру, свернутую в рулон. Едва Чумаданио взял ее в руки, как ахнул от удивления и восторга.

– Это что? Это он? Неужели тот самый?

Бармут довольно захохотал:

– Не веришь? И правильно! Второго такого не будет.

Трактирщик развернул сверток, и Тая отпрянула. На столе перед ней лежал хищный клыкодюр с жесткой пупырчатой кожей, испещренной замысловатыми узорами. Четыре короткие лапы с когтями раскинулись в стороны, а голова с вытянутой пастью пугала торчащими клыками, о которые можно было порезаться.

– Не смотри на то, что он такой страшный, – хлопнул Таю по спине пират. – На самом деле кожа клыкодюра гибкая и эластичная, и по прочности ей нет равных. Поэтому из нее получаются превосходные доспехи. Любой рыцарь таким позавидует.

– Она же белая! – не верил своим глазам Чумаданио.

– Именно! – подтвердил Бармут. – Обычно клыкодюры бывают бурыми или грязно-зелеными, а вот белые рождаются раз в сто лет. Это шкура стоит целого состояния. Ну как, возьмешь?

Трактирщик помял кожу пальцем, но тут же отдернул руку, непроизвольно взглянув на потолок, за которым подозрительно скрипнула половица. Бармут схватил шкуру и напялил себе на плечи так, что череп с клыками лег ему на макушку наподобие шлема.

– Не зевай, иначе кусну за зад! – крикнул он и сделал вид, что хочет подцепить Чумаданио острым клыком.

Трактирщик взвизгнул и пустился наутек. Бармут расхохотался и бросился его ловить. На лавки и деревянные кресла, попадающиеся на пути, он не обращал внимания – они опрокидывались и грохотали так, что разбудили бы кого угодно.

Тая скосила глаза: в глубине коридора ей почудилось едва уловимое движение.

– Чего расшумелись? Вдруг нас кто-то услышит? – подал голос Атасио.

– Кто нас может услышать в такой глуши, да еще посреди ночи? – гаркнул Бармут. – У тебя ведь сегодня гостей нет, верно?

– В-верно, – заплетающимся языком пролепетал Чумаданио.

– Или ты ждешь кого?

– Нет, не жду.

На трактирщика жалко было смотреть.

– А для кого тогда завел девку?

Испытывающий взгляд пирата уперся в Таю.

– Я не девка! – с возмущением сказала она.

– А кто?

– Колдунья! На кого посмотрю дурным глазом – тот язык проглотит!

– Вот мы и проверим, что за колдунья хозяйничает в пустом трактире в час ночи, когда все обычные горожане уже видят сны, – с угрозой надвинулся на нее Бармут.

Он потянулся к ней хваткой лапой. Тая взвизгнула и отскочила. Атасио поднялся из-за стола и поспешил на помощь капитану.

– Держи ее! – крикнул Бармут. – Нюхом чую: дело нечисто. Кому придет в голову драить столы среди ночи, если в харчевне – ни души? Они что-то затеяли!

Тая бросилась к лестнице. Навстречу ей выскочили рыцари, закованные в железные доспехи. Тепаш Глинт оттолкнул Чумаданио, Килимон Кардасар ударом кулака сбил с ног Атасио, а Дили Драй схватил Бармута и заломил ему руки за спину.

– Предатель! – крикнул пират трактирщику.

– Говорил же я, что он сдаст с потрохами! – охнул распростертый на полу Атасио, на которого насел Килимон.

Драй сорвал с Бармута белую шкуру и яростно выкрикнул:

– Это же мой клыкодюр! Я думал, он сгорел вместе со складом. Так вот кто меня разоряет! Ах ты, тварь!

И он принялся молотить Бармута кулаком, закованным в стальную перчатку. Упавший на колени пират извивался ужом, но, несмотря на внушительную комплекцию и немалый для игруна вес, ничего не мог поделать с могучим противником, похожим на железную гору.

– Не увлекайтесь, барон! – предостерег вошедший в зал адмирал. – Подозреваемый должен дать показания. Если вы его прибьете, то как мы докажем, что он – убийца?

Дили Драй нехотя остановился и снял шлем, распустив пышную шевелюру. Адмирал обнял Таю, с тревогой взглянул ей в глаза и спросил:

– С тобой ничего не случилось?

– Этот проходимец меня девкой назвал! – кипя от негодования, пожаловалась она.

– Он за это ответит, – пообещал старый вельможа.

– За слова я отвечу, – пыхтя, попытался выкрутиться из цепких рук рыцаря пират. – А вот убийство повесить на меня не удастся.

– Еще как удастся, – заверил Драй.

Тепаш и Килимон помогли начальнику привязать пирата к креслу с высокой спинкой. Адмирал затер в уголок Атасио, который так перепугался, что даже не помышлял о бегстве. Лицо молодого парня сделалось бледнее, чем кожа клыкодюра, и начало отливать такой нездоровой синевой, что Тая забеспокоилась, не грохнется ли он в обморок. Чумаданио изо всех сил старался стать незаметным, вот только при его габаритах это было никак невозможно, и он суетливо носился из угла в угол, подыскивая себе местечко.

– Выходит, это ты повадился грабить мое поместье, – с ненавистью склонился над пиратом Дили Драй.

– Мне без разницы, чье оно, – буркнул Бармут.

– Зато мне есть разница! – крикнул Дили и врезал ему по скуле стальным кулаком.

Голова Бармута отшатнулась, затылок ударился о спинку кресла.

– Знаешь, сколько стоит эта шкура? – нависал над ним Драй. – Она стоит больше, чем вся твоя жалкая жизнь. Хотя сейчас я не дам за тебя и гроша. Была б моя воля – сам бы срубил тебе голову, да только незачем пачкать руки, вместо меня это сделает палач.

– За кражу имущества голов не рубят, – дерзко возразил Бармут.

– Красть тебе было мало, ты еще и подельника прирезал, а за это полагается смертная казнь.

– Что за чушь? Вон мой подельник, в углу, целый и невредимый.

– Я говорю не о Рыльце, а о Ночном Упыре, – напирал Драй. – Сначала ты сговорился с ним, чтобы ограбить сокровищницу, но эта затея у вас провалилась. Тогда вы на пару обворовали принца Лема, вот только добычу не поделили, и ты проткнул дружка осиным кинжалом, а после скинул его тело с обрыва. Не вздумай отпираться, все говорит против тебя.

– Какого принца? – ошеломленно покрутил головой Бармут. – При чем здесь Ночной Упырь?

Крылья, сложенные под его кафтаном, встопорщились, отчего Тае показалось, будто за спиной пирата вырос горб. Он наклонился вперед, насколько позволяли путы, и жарко принялся говорить:

– Слышать о Ночном Упыре мне приходилось, к чему скрывать? Вот только я с ним никогда не встречался. Он – сухопутная крыса, а я таких презираю. Мое царство – воздушный простор, а он начинается там, где кончается остров. Разбойники орудуют в городе, где есть, кого грабить. Я летаю по поднебесью на парусной лодке, а они ходят пешком по земле. Нам и встретиться негде. Я в городе даже не показываюсь, мою бороду там первый попавшийся цензурион заприметит. Что я, сам себе враг, что ли?