– Скотина, скотина, гадина! – кричал высокий женский голос. Мартин выскочил комнаты, едва успев натянуть незашнурованные ботинки, и уже в коридоре успокоился: эта парочка была самой взрывной в их ордене. Впрочем, дому Тьмы принадлежало ровно пятьдесят процентов этой чудесной пары. Подмастерье Ланетта, в отличие от супруга, Генриха, была магом Разума. Как и все разумники, она отличалась особенными извивами логики. Говорят, с точки зрения обычного человека любой маг выглядит сумасшедшим, но маги разума пересекают так называемую «черту обыденности» с особенным шиком и очень быстро.

Мартин подошел ближе к приоткрытой двери. Миниатюрная, как фея из сказок, Ланетта стояла ровно посередине комнаты и швыряла на пол фаянсовую миску. Каждое её разбивание вдребезги сопровождалось выкрикнутым оскорблением. Затем Ланетта замирала, осколки миски на полу начинали дрожать и подбираться друг к другу и снова становились одним целым. Лица её мужа, подмастерья Генриха, видно не было – он сидел к двери спиной. Генрих-младший, их двухлетний сын, сидел в своей постельке, засунув в рот ногу игрушечного оленя, и наблюдал за материнскими действиями.

– Отлично, дорогая, молодец, – произнёс глава семейства. – Теперь очищаем сознание, вдох, выдох… Раз-два-три… Меняем эмоцию. Гнев убираем, удивление!

Ланетта зажмурилась, лицо её стало спокойным и отрешённым. А потом она распахнула глаза и произнесла дрожащим голосом:

– Как? Как это возможно?

Миска выпала из её рук. Ланетта замерла, наблюдая за тем, как осколки склеиваются. Подошла к столу, взяла графин, полный воды, глотнула прямо из горлышка, вытерла кухонным полотенцем пот со лба. А потом заметила Мартина, улыбнулась и помахала ему рукой.

– Готовлюсь к экзамену по мастерству. Словесно-эмоциональное моделирование реальности сидит просто в печенках.

– У тебя прекрасно всё получается, дорогая, – сказал Генрих. – Уверен, в этот раз ты сделаешь все задания.

– В этот раз! – обиженно фыркнула Ланетта. Она достала из ящика стола спички и портсигар и с видом оскорбленного достоинства уселась на подоконник курить.

Ее профиль – аккуратная, коротко стриженая головка на фоне освещенного окна, изящные плечи, прикрытые полупрозрачной блузкой… Все это казалось картиной, вышедшей из-под кисти талантливого художника. Таковы они, маги разума – всегда производят эффект. И с этим эффектом работают, опираясь на вызванные у окружающих эмоции.

Мартин зашел в комнату, заглянул в книгу, которую Генрих держал в руках.

– Хозяин и Хозяйка, – восхитился он, скользя взглядом по длинным, бессмысленным сочетаниям букв, кое-где подчеркнутых красным карандашом. – Какая поразительная галиматья. Как ты не путаешь, где у этого верх, а где низ? Генрих довольно невежливо захлопнул перед его носом книгу. На обложке было вытиснено золотом: «Словесное моделирование материальной реальности. Том 3», а внизу приписка – пером, наискосок: «только для специалистов».

– Не советую заглядывать, Хагал, – заметил он. – Заработаешь головную боль. Здесь возможен только комплексный подход.

– Генрих вполне мог бы стать магом разума, – заметила его жена. – Не самым сильным, но… кое-что он в этом смыслит.

– Может, не так уж и не правы гелиатские маги, – вслух подумал Мартин, опускаясь на диван, – что не делят себя на отдельные группы. И изучают все доступные разделы магии.

– Молодцы, – согласилась Ланетта, – когда друг другом не закусывают.

– Не существует системы без изъянов, – согласился Хагал. – Увы. Увы. Увы.

– Да, не нашей корове мычать, – зевнул Генрих. – После семидесятилетней войны на уничтожение.

– Есть будешь? – вспомнила о долге гостеприимства Ланетта и легко соскочила с подоконника. Пепел, упавший с ее сигареты, превращался в бабочек и, сделав круг под потолком, вылетал в окно. Генрих-младший громко, но невнятно восхищался.

Ланетта приподняла крышку с одной из кастрюлек, стоящих на столе, сморщила носик:

– Я, конечно, знаю, что у темных желудок луженый, но… картошку с грибами будешь?

– Смотря с какими, – задумался Хагал. – Но жареную картошку я люблю…

Подбородок Ланетты задрожал от едва сдерживаемого смеха.

– Боюсь, ты не понял… Там пюре, с грибами, – сипло ответила она. – С простейшими.

– Короче говоря, пюре наше зацвело, – перевел ее слова Генрих, складывая пальцы домиком и иронично выгибая брови. – Чем мы мелкого кормить будем?

– Мелкого покормлю я.

Дверь в комнату снова распахнулась. Несмотря на ясный весенний денёк, Мартину показалось, что в комнате похолодало и потемнело, и вот-вот должен прогреметь гром. На пороге стояла мастер Игла. Тень очень неудачно падала на её лицо, скрывая здоровую половину лица и высокий чистый лоб и подчеркивая шрамы и пустую, прикрытую сморщенным веком глазницу. Генрих-младший выронил своего оленя и радостно завопил:

– Игла!

Мартин вскочил с кровати, коротко поклонился:

– Мастер…

Она сухо кивнула.

– Подмастерья Генрих, Ланетта, Мартин… Прошу простить за излишне эффектное появление: я только что из Бездны, магистр говорил с Хранителями, и те смогли отложить большой Ураган на десяток лет. Это победа, и важная, сейчас у нас нет сил, но через десяток лет мы восстановим численность, и Ураган пройдет без потерь.

Ланетта вздохнула.

– Грань Черного солнца для меня всё ещё закрыта, как и Долина Теней… Ах, как бы я хотела своими глазами…

Мастер Игла, будто не слыша ее, прошла вглубь комнаты, аккуратно обошла всё ещё лежащую на полу миску и протянула руки к стоящему в кровати с высокими бортиками Генриху – младшему. Его белёсые, торчащие на макушке волосы, казалось, сияли. Да и весь он сиял от счастья.

– Не буду вам мешать, подмастерье Ланетта, готовиться к важному экзамену.

– Игла, – улыбаясь во все свои двадцать зубов, сказал Генрих-младший и потянулся к изуродованной женщине, легко касаясь пальцами её шрамов.

– Тетя Игла, – улыбаясь, поправила она его. – Пошли гулять.

Он вылез из кровати, и держа самого строгого и нелюдимого мастера Ордена Тьмы за палец, потащил ее к коврику у двери, к своим брошенным как попало ботиночкам. Генрих-младший был, наверное, единственным человеком, чьи прикосновения мастер Игла терпела.

Дверь за женщиной и ребёнком захлопнулась. Мартин неловко сказал:

– Ну, пошёл я.

– Стой, Мартин, как твоё здоровье? – хлопнув себя по лбу, спросил Генрих. – Совсем с этими экзаменами двинулся, уж прости, Ланетта!

Мартин повел плечами.

– Не знаю. Что-то измеряют, изучают, в динамике и статике, дают делать какие-то упражнения. Я так понимаю, результаты неутешительные.

Ланетта сочувственно погладила его по плечу.

– То, что тебя отправляют в Дом Слёз, ещё ничего не значит. Я в своё время словила распад сознания – полгода в Доме просидела… Там хорошо. Лес, озеро, кормят вкусно. То, что из него не возвращаются, это полная ерунда. Страшилка.

Мартин покладисто кивнул. Он знал это, как знал и то, что магистр сделал его болезнь неизлечимой – просто потому, что умершие, все как один, были безнадежно больны.

– Я чего зашёл, – как можно небрежнее и жизнерадостнее сказал он. – Мне бы пуговицу к рубашке пришить… Ланетта, вся надежда на тебя – мне сегодня к магистру вечером…

– А что так? – спросил Генрих, подаваясь вперед с доброжелательным интересом.

– Магистр хочет показать меня одному гелиатскому магу – надеется, что он сможет мне помочь.

Генрих пренебрежительно махнул рукой:

– Что гелиатские маги, что выпускники новомодной Виннетской Академии… Дилетанты.

– Магистру виднее, – дипломатично ответил Мартин.

– Гелиатцы слишком разбрасываются, пытаясь изучить все.

Посмотри на их боевиков: не то светлые, не то стихийники, не то темные с налетом магии разума…

– Наша система наверняка кажется им не менее странной, – хмыкнул Мартин.

Генрих раздраженно махнул рукой.

– Ты слишком много времени проводишь в обществе мастера Айнира, а он, как и все айзаканцы, не умеет говорить прямо. Любому понятно, что наши Ордена более других систем подходят для объединения магов по основным направлениям силы.

Ланетта зевнула, прикрыв ладошкой рот.

– Но всевозможных ведьм и шаманов мы не учитываем.

– С чего бы? – тут же возмутился Генрих. – Пресловутые маги крови – явно слабые некроманты. Шаманы Ледяных островов – тяготеют к магии разума… Ведьмаки и ведьмы Словенны – явные природники. Все можно разложить по классическим полочкам наших с вами магических домов. Нет нужды заново изобретать ложку.

– Неси свою рубашку, Хагал, – громким шепотом сказала Ланетта, неистово подмигивая обоими глазами по очереди. – Эти разглагольствования затянутся надолго.

Мартин принес рубашку, а за это время Генрих успел сходить во двор за водой и сесть к столу.

– Может, всё же накинуть на пюре иллюзию? – задумчиво спросила Ланетта, держа кастрюлю на вытянутых руках.

Генрих, плотно поджав губы, жестом сурового тирана простер руку к двери.

– Нет, дорогая. Ты испортила пюре, позволила завестись в нём плесени… Теперь ты должна искупить свою вину и самостоятельно вынести эту гадость на помойку!

– Деспот! – возмутилась Ланетта.

Мартин хмыкнул.

– Слышали анекдот про рассеянного мага разума? Который сливал остатки эликсиров в супницу и ставил в холодильный шкаф?

– Нет, – ответил Генрих. – Рассказывай. Только без лишних подробностей. А то такое чувство, что ты читаешь протокол, а не шутишь.

– Открыл он холодильный шкаф, а из супницы на него глядят глаза и щупальца высовываются… Это я к чему: мало ли что вывелось бы из вашей плесени?

– Предатель, – прошипела Ланетта и покинула комнату, всё так же неся кастрюлю на вытянутых руках.

– А чем анекдот-то закончился? – спросил Генрих – Я так и не понял, где смеяться.

Мартин покаянно развел руками, в которых были зажаты рубашка и иголка с ниткой.

– А вот этого я не помню. Кажется, маг сказал: «Извините за беспокойство». И закрыл крышку холодильного ящика.

Вернулась Ланетта, всё такая же обиженная, но за рубашку взялась, залив злополучную кастрюлю водой.

– Магия магией, иллюзии иллюзиями, – наставительно произнесла она, всовывая нитку в иголку. – А с простыми, материальными предметами ничто не сравнится!

* * *

Мартина пригласили в так называемую «ханьскую» гостиную. Мода на Айзакан, на вещи из-за хребта, никак не проходила. Здесь журчал небольшой водопад в углу у высокого окна, задернутого полупрозрачной шелковой тканью, держащейся на бамбуковых рейках. В водопаде вода была явно зациклена магами из дома Грозы, и из бассейна возвращалась на поросшую карликовыми соснами скалу. По выложенному самоцветными камнями дну сновали золотистые рыбки. Белые стены были украшены акварельными рисунками в простых рамках. Мартина заинтересовал один из них: серое небо, черное солнце, листья хороводом… В комнате было две двери. Через одну из них Мартин вошел из коридора, она была самой обычной, другая, полупрозрачная, из рисовой бумаги, раздвижная, вела в смежную комнату. Он подошел к ней и услышал обрывки разговора, возможно, не предназначавшегося для чужих ушей.

– Иногда я смотрю в зеркало и не узнаю свое лицо. Оно кажется мне чужим и ненастоящим. Но дело не в годах, а в опыте, конечно, магистр.

Голос был знакомым. Мягкий акцент, наверняка айзаканский, что-то еще, неуловимое, но когда-то ранее слышанное.

– Как продвигаются ваши изыскания, господин Исари? – спросил магистр довольно холодно. Скрывая лицо за маской, не имея в распоряжении мимики, он умел очень многое показать голосом.

– Мое мнение вы знаете: что наши, айзаканские отвергающие, что ваши, эуропейские ждущие, суть одинаково опасные секты. И это я говорю не только как представитель духовной власти…

– В доме Слез… – начал магистр и сам себя прервал. – Мне кажется, подмастерье Хагал должен был уже прибыть.

– Пойду взглянуть, магистр, с вашего позволения, – произнес третий голос, женский.

– Благодарю, княгиня.