– Договорились! А насчет сегодня – вы и так многое сообщили, мне будет над чем подумать. В следующий раз…

(Конец записи.)

Я помню ее это «все-все расскажу», детскую жалостливую гримаску. В ней было что-то прелестное. Да, собственно, всё… Нельзя не влюбиться. Но все же нельзя. За этой детской непосредственностью прячется что-то более серьезное, то, до чего только предстоит добраться, а может быть то, до чего добираться не стоит. Как говорят, и хочется и колется.

Помню, тогда у меня складывалось двоякое впечатление: с одной стороны, как будто по – детски непосредственные (если можно так сказать) повадки, которые, кстати говоря, зачастую так нравятся мужчинам, а с другой – эта требовательность, это внимание к собственной персоне, эти порывы, эта жалость к самой себе. Что-то эгоистическое, что-то подчиняющее, что-то разрушающее. Может быть, эти выводы были тогда преждевременными, но все же именно так мне тогда казалось, и это еще больше заставляло меня быть осторожным: не поддаться соблазну, не влюбиться по уши. Хотя тянуло меня к ней невероятно.

Она же после этой нашей встречи не появлялась три недели, и я начал думать, что больше уже и не придет. Звонить ей я намеренно не стал.

…Ты приходишь в кафе чуть позже назначенного времени. Впрочем, еще не все гости собрались. Два стула пустуют. Ты подходишь к столу, именинница выбегает тебе навстречу. Вы обнимаетесь, целуетесь, ты вручаешь ей подарок.

– Ой, какая прелесть! – восклицает Ирина, заглянув в подарочный пакетик, и еще раз обнимает тебя.

– Всем привет, – говоришь ты, садясь за стол.

Все здороваются с тобой. Приглашенных немного, всего четверо, не считая тебя: Ксения, Юля и Наташа со своим парнем. Ирина говорит:

– Должны еще подойти Анжела с мужем, но они задержатся, так что давайте начинать без них.

– Давайте! – говорит парень Наташи и потирает руки. – А то есть хочется.

Все смеются. Он поднимает руку, чтобы позвать официанта. Как его зовут? Ты не можешь вспомнить, хотя где-то вы встречались и вас представляли друг другу.

– Андрею надо поесть, а то он будет злой, – говорит Наташа тоном, словно речь идет о ребенке, и гладит спутника по голове. – Мужчинам нельзя быть голодными.

Андрей… Точно, Андрей… Наташа, Наташа, такими пошлыми фразами ты его не удержишь. Посмотри на него. Он уже жалеет, что у него только два глаза и что спать сегодня придется только с тобой, а не со всеми, кто сейчас здесь за столом. А в этом случае он оставил бы тебя напоследок – если, конечно, вообще оставил бы.

Ты сидишь как раз напротив него. Смотришь ему в глаза, будто задавая вопрос: «Ну что, хочешь меня?» Он смотрит на тебя, и по его взгляду ты понимаешь, что стоит только руку протянуть – и он твой. Андрей, Андрей…

Официант приносит бутылку шампанского и бокалы. Открывает, разливает. Вы чокаетесь, говорите хором: «С днем рождения!», кричите: «Ура!!!» – и выпиваете. Шампанское ударяет в голову, ты обводишь сидящих за столом взглядом, немного задерживаешь его на Андрее и говоришь:

– А давайте сегодня напьемся!

– Ого!

– Алина!

– Андрей, наливай еще!

– Ну, Ирина, за тебя…

– Принесите нам еще одну бутылку…

Потом вы едете в клуб. Это не было запланировано, но в кафе много пили, и всем вдруг захотелось продолжения праздника.

В клубе совсем другое дело: громкая музыка, интимное освещение, энергия разгоряченных тел. Вы идете к стойке и заказываете текилу, шесть рюмок. Вас шестеро. Те двое, которые должны были прийти позже, так и не пришли. Что-то у них случилось. Впрочем, ни именинницу, ни остальных это не особенно расстроило. Ты бросаешь взгляд на Андрея, он смотрит на тебя, уже не стесняясь. Наташа этого не замечает. Она явно уже слишком пьяна. Выпиваете текилу и идете танцевать.

На танцполе жарко. Ты красива и знаешь это. Ты смотришь на Андрея, он на тебя. Ты понимаешь, что пора. Дальше откладывать нельзя. Ты хочешь его. Но скорее не потому, что он действительно так хорош (хотя Андрей, не отнять, выглядит мужественным и сильным), а потому что – азарт. Так нагло, прямо при всех, увести парня у знакомой – пускай и не подруги, но просто знакомой, – особое желание, прихоть, забава. Тем более что выбор исключительно за ним: уйдет он с тобой – значит, подруга ему и не нужна вовсе, а ты даже услугу окажешь. Ну и, в конце концов, хочется мужика. Сильно хочется, и именно так, порочно, с грязью…

Наташа изрядно напилась. Она как будто что-то ищет, затем долго смотрит в сторону, где туалет, и ты понимаешь, что сейчас она должна ненадолго отойти. Так и есть. Она подходит к Юле, что-то говорит ей на ухо, и они обе уходят. Ты смотришь на Андрея долгим взглядом, затем отворачиваешься и идешь к бару. Бар полукруглой формы, и ты подходишь с той стороны, которая как бы за поворотом, которую не видно с танцпола. Не должно быть видно. Ты понимаешь, что он смотрел тебе вслед и понял, куда ты идешь. Он идет к тебе. Подходит близко.

– Хочешь еще выпить? – говорит он тебе на ухо, так, чтобы ты услышала в окружающем шуме.

– Хочу, – отвечаешь ты, приблизившись вплотную.

Его рука как бы невзначай скользит по твоей талии и не встречает сопротивления: ты не отодвигаешься. Он наклоняет голову, смотрит на тебя. Вы целуетесь.

– Поедем отсюда, – говорит он.

– А как же Наташа? – спрашиваешь ты.

– Пусть остается…

– Ну нельзя же вот так…

– Вот так? – спрашивает он и целует тебя.

– Так… Я поехала. А ты… ты проводи Наташу, или оставь ее здесь, или вообще что хочешь с ней сделай… Только приедь и трахни меня… Ты понял?

Ты знаешь, что сейчас ему нравится приказной тон, – сейчас он очень уместен. Ты прижимаешься к нему и чувствуешь, как он возбужден, и понимаешь, что – приедет. Даже если для этого потребуется убить его Наташу – приедет.

Вы обмениваетесь телефонами, ты даешь ему свой адрес, возвращаешься на танцпол, прощаешься с подругами, отмечаешь, что Наташа еще не вернулась («блюет, наверное»), и уезжаешь…

Дома ты принимаешь душ, наливаешь себе вина, дежурная бутылка которого всегда стоит в холодильнике, понемногу пьешь и переодеваешься. Ты надеваешь черное короткое платьице и туфли на каблуках. Почему-то хочется именно так, в туфлях. Хочется немного красоты в этой обшарпанной съемной квартире. Красоты и грязи.

Ты открываешь дверцу шкафа, подходишь к зеркалу, смотришь на себя. Спрашиваешь:

– Нравится?

И отвечаешь:

– Мне тоже.

Закрываешь дверцу шкафа, садишься на диван. Вино бьет в уже затуманенную алкоголем голову, ты закрываешь глаза и представляешь комнаты роскошных отелей, затем открываешь – и видишь старые обои, еще более отвратительные в желтом свете люстры советского производства. «Грязь и красота». Сама эта мысль возбуждает.

Раздается звонок домофона. Ты допиваешь вино, относишь пустой бокал на кухню, кладешь его в раковину, открываешь дверь.

Он входит и с порога набрасывается на тебя. Твой вид сразил его окончательно. Это ясно. Мимоходом ты думаешь, что если прямо сейчас он не получит свое, то от возбуждения кончит прямо так. Эта мысль забавляет.

– Погоди, – говоришь ты и отстраняешь его. – Давай сначала выпьем. – И идешь в комнату.

Он за тобой.

– Вино в холодильнике на кухне. Бокалы там же, в шкафу. Неси.

Он приносит бутылку и два бокала, ставит их на стол и наливает вино.

– Садись, – говоришь ты.

Он садится рядом, дает тебе бокал.

– Ну, за что пьем? – спрашиваешь ты.

– За тебя! – говорит он.

«Ну да, чего еще следовало ожидать?» – думаешь ты.

Чокаетесь, пьете. Ты приближаешься к нему, целуешь в губы, затем шепчешь на ухо:

– Ну что, хочешь меня?

…Все закончилось быстро, чего и следовало ожидать. Он спрашивает:

– Где у тебя душ?

– Там дверь, около кухни… – отвечаешь ты. – Здесь не заблудишься. – И смеешься.

Он уходит. Ты наливаешь себе еще вина, включаешь музыку и ждешь его. Того, что было, тебе определенно мало.

Он возвращается, наливает себе, располагается на диване рядом. Ты смотришь на него, понимаешь, что пора его подзадорить, и спрашиваешь:

– Как там Наташа?

– Я ее отвез домой и уехал.

– Что ты ей сказал?

– Что ей надо выспаться.

– И все?

– Все. Она напилась. В такси уснула. Еле разбудил.

После некоторого молчания ты спрашиваешь вызывающе, глядя прямо ему в глаза:

– Правда, я дрянь?

– Да, – отвечает он.

– Дрянь и заслуживаю наказания?

Ты чувствуешь, как в нем что-то шевельнулось. Он еще пока не вполне понял, как расценивать твои слова, но его мозг уже отреагировал. Ты видишь это по его лицу, по изменению позы, по каким-то едва уловимым движениям…

– Давай же!

Он все понял…

– Иди сюда, сучка, – говорит он, крепко берет тебя рукой за плечо, затем за шею, кладет на диван лицом вниз и…

В первые несколько дней после нашего последнего разговора я скучал по Алине. Во-первых, мы все-таки стали ближе, потому что она начала что-то рассказывать, а во-вторых, сам этот рассказ показался мне интересным, и не потому, что он раскрывал какие-то психологические аспекты (по-прежнему не было ясно, зачем все-таки она ко мне обратилась и в чем конкретно состояла проблема, которую надо было решить), но потому, что был интересен сам по себе. А может быть, это она сама уже до такой степени смогла меня увлечь, что я готов был слушать из ее уст что угодно.

Я приходил на работу, делал свои повседневные дела, принимал других посетителей, если они были (однако без особого интереса), и где-то в глубине души ждал ее звонка. Сам я умышленно не звонил – не навязывать же свои услуги! А делать дружеские звонки я пока не решался. Едва ли тут шла речь о дружбе, да и я держался с ней, насколько это было возможно и уместно, официально, как и с любым другим пациентом. Но все же эта внешняя официальность никак не означала, что внутренне я настроен так же. А в душе мне хотелось с ней сблизиться, и я скучал.

Особенно я ожидал ее звонка на третий день. Спроси у меня кто, почему именно такой срок я назначил, может быть, я бы и не ответил. Скорее всего, это было связано с тем, что встречаться мы планировали как минимум раз в неделю, и следовательно, по истечении трех дней нужно было уже или встретиться, или назначить дату и время следующего визита. Кажется, логично. В подобных случаях мозг всегда придумывает какие-то как будто бы здравые объяснения и начинает ждать. А потом огорчается, когда не происходит того, что он сам себе выдумал.

Конечно, прежде всего тут играло роль то, что она мне понравилась как женщина. Если бы не это, то мне было бы все равно. Не в первый же раз люди не приходят на встречи, или отменяют их, или уходят и больше не появляются. Я всегда к этому относился без каких-либо эмоций, так сказать, с пониманием. А тут – другое. Тут интерес, и один из самых сильных интересов для мужчины – интерес к женщине. Интерес дикий, животный, который не заглушается моими предрассудками относительно того, что женщина уже была замужем, что у нее, возможно, даже есть дети, который не слабеет от подозрения, что она, вероятно, совсем не такой ангелок, каким хочет казаться, – интерес, практически никак не зависящий от мыслительного процесса и потому самый опасный, который может сгубить в два счета…

Однако вскоре случилось то, что изменило и мое отношение к этой ситуации, и вообще всю мою жизнь. Я встретил девушку. Да, знаете, как это обычно бывает: что-то происходит, когда этого совсем не ждешь. Нет, это было не то чтобы случайностью, но все же вышло как-то неожиданно.