Книга эмоций (страница 4)
О чем говорит ваше настроение
Я тоже не понимала, что произошло. Всего две минуты назад все было прекрасно. Весна пришла, словно освежающий глоток воды, и я была благодарна за то, что возвращаюсь домой среди расцветающих деревьев. Благодарна за то, что влюблена. Благодарна за то, что я в Нью-Йорке. Благодарна за то, что у меня теперь было все, о чем я так долго мечтала. И вдруг все погрузилось во тьму. Пьянящая сладость в воздухе исчезла, любовь, которую я испытывала к Джею, улетучилась, и необъятный горизонт мечтаний и возможностей превратился в огромную и непреодолимую пустыню. Жизнь казалась трудной, несправедливой и буквально душащей меня за шею.
Оказавшись в квартире, я сказала Джею, что слишком устала, чтобы тут же приниматься за готовку. Вместо этого я растянулась на диване, на автопилоте включила Netflix и стала искать что-нибудь, что отвлекло бы меня от накатывающей волны мыслей, все глубже затягивающей меня в пучину злости и негодования. Но было уже поздно. После трехдневных выходных мое спокойствие было нарушено, и я вошла в штопор. Все, о чем я думала, неизбежно вызывало во мне мысли о других вещах, которые я должна была сделать.
ВСЕ ТО, ЧТО Я ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ
• Организовать идеальную свадьбу – потому что люди ради этого готовы буквально на все, то есть на все, что угодно.
• Родить ребенка, но не спешить с беременностью.
• Стать успешной, но на такой работе, которая позволит тебе уйти, как только ты забеременеешь.
• Стать здоровой, но не тратить слишком много денег на органические продукты.
• Стать красивой, не спустив при этом все деньги на попытки добиться этого.
• Завязать с алкоголем, оставаясь при этом общительной.
• Начать отвечать на электронные письма с работы, и следить за тем, чтобы почтовый ящик не переполнялся.
• Стать экономной, или просто перестать тратить деньги.
• Внести арендную плату, которая обходится недешево.
• Забрать из аптеки свои рецептурные лекарства и удалить все голосовые сообщения от «Уолгринс»[7].
• Купить дом, в принципе несбыточная мечта, исходя из того, сколько я трачу на аренду каждый месяц.
Мысли неслись, наскакивая друг на друга, напряжение внутри меня продолжало нарастать, пока я ломала голову, пытаясь отыскать виноватого – будто каждая мысль, каждое болезненное воспоминание, каждая потенциальная проблема была связана с каким-то человеком, с какой-то причиной. Я бы не переживала из-за беременности, если бы не постоянные комментарии моей мамы. Я бы не стремилась стать красивой, если бы общество не навязывало свои стереотипы. Я бы не платила столько за квартиру, если бы мы с Джеем выбрали более дешевый район. Но во всех моих доводах были пробелы. Все мои обвинения были направлены совершенно не туда. Просто жизнь была такова, и в этом не было ничьей вины.
Я замечала, как моя мама впадала в такое настроение – обычно, когда мы собирались в путешествие. Она начинала зацикливаться на том, какой дома был беспорядок, и сколько ей предстояло всего сделать, и как по дороге в аэропорт мы обязательно попадем в пробку, а значит, опоздаем на рейс. Мы привыкли не обращать на нее внимания, когда она была в таком состоянии, ведя себя тихо и стараясь не попадаться ей на глаза, когда ее голос становился напряженным и взволнованным. И мы не осмеливались предлагать помощь, потому что опыт прошлых лет научил нас, что в действительности она в ней не нуждалась, и все, за что бы мы ни брались, было сделано плохо и не так.
Вместо этого мы сидели, вцепившись в рюкзаки или в дверные ручки машины, наблюдая за тем, как у отца постепенно закипает кровь, пока его мозг, наконец, не взрывался криком, требующим, чтобы она успокоилась. Но она не могла или не хотела, и один взбудораженный родитель уже превращался в двух. И, лежа на диване в своей бруклинской квартире, пока Джей распаковывал продукты, я вдруг снова пережила это болезненное ощущение, которое испытала, когда закричала каким-то чужим, но все же до ужаса знакомым голосом, что я превращаюсь в свою мать.
Я обнаружила, что, в отличие от моей матери, мое настроение влияло на меня не в начале, а в конце поездки. Если она не могла спокойно отключиться и двинуться дальше, то мне никак не удавалось вернуться в прежнее русло. И в том и в другом случае нам не удавалось приспособиться. Мы не могли переходить от состояния к состоянию, от события к событию, от момента к моменту, не впадая в стресс и не реагируя излишне. Будто мы застревали на своем пути, спотыкаясь и задыхаясь от собственных мыслей. Только потом я узнала, что мое настроение было проявлением тревожности.
Американская психологическая ассоциация определяет тревожность как «эмоциональное состояние, характеризующееся чувством напряжения, тревожными мыслями и физическими изменениями». Переживаниями о том, что могло бы произойти. О вещах, которые случатся в будущем. «Удивительно, – писала когда-то Симона де Бовуар, – как она всего боится заранее, при этом совершенно неистово»[8]. Исследования показывают, что женщины беспокоятся в два раза больше, чем мужчины, что делает нас в два раза более склонными к проявлению тревожности. Женщины также с большей вероятностью выстраивают связь между плохими событиями в прошлом и возможными негативными событиями в будущем, что представляет собой когнитивный феномен, известный как эффект привязки, или якоря. Прекрасным примером тому является история из жизни Барбры Стрейзанд.
В 1967 году Стрейзанд была на пике своей славы. Она только что закончила сниматься в фильме «Смешная девчонка» и выступала с гастролями в поддержку своего нового альбома. Во время концентра в Центральном парке она забыла слова песни, безмолвно застыв на глазах у ста пятидесяти тысяч человек. Заметил ли кто-либо данную заминку или нет, концерт продолжился дальше, и Стрейзанд получила свою пятьдесят вторую золотую, тридцать первую платиновую и тринадцатую мультиплатиновую награду, что сделало ее единственной женщиной, вошедшей в десятку самых продаваемых исполнителей за всю историю.
Но все это не имело значения. Она была так унижена, так расстроена и потрясена случившимся в Центральном парке, что отказалась от каких-либо гастролей почти на тридцать лет. В интервью Дайане Сойер[9] она сказала: «Я не пела и не продавала людям билеты на концерты в течение двадцати семи лет из-за той ночи… Я все время думала: “Боже, что, если я снова забуду слова?”»
В 1994 году она объявила о планах снова выйти на сцену, и ее билеты были распроданы всего за одну ночь, принеся Стрейзанд более десяти миллионов долларов. Однако по сей дей она продолжает говорить, что переживания из-за концерта в Центральном парке будут и дальше удерживать ее от гастролей, на которые она будет соглашаться только ради чего-то особенного, как, например, ради картины Модильяни, заставившей ее подписать контракт на запись специального концерта для Netflix