Папа. У меня получается прямо такая типичная история: мама – открытая и сердобольная, отец же куда более сдержанный, ему все-таки надо обеспечивать семью. Но в доброте ему тоже не откажешь. Так что версию с насилием в детском возрасте можете сразу вычеркивать, док. Отец практически всегда работал, сколько я себя помню. По образованию он радиоинженер. Когда я была маленькая, мне нравилось сидеть с ним в гараже, смотреть как он перебирает все эти крошечные детальки под лампой, что-то чинит, орудует паяльной лампой. Хотя мы практически не разговаривали, но я почему-то чувствовала поразительное единение с ним. На обратном пути он обычно покупал мне мороженое. Не знаю, почему я это вспомнила, но может как деталь к портрету сгодится. Когда я только я появилась на свет, он работал на заводе, который производил транзисторы или что-то подобное, я особо никогда не разбиралась в этом. Потом еще по вечерам подрабатывал таксистом, и даже частным шофером у всяких подозрительных личностей, пару раз даже рассказывал, как уходил от полицейской погони. Успешно. Он, бывало, травил истории про бандитов и потом уже про бизнесменов. Забавно, что это были одни и те же персонажи. Но это я поняла уже, когда повзрослела. В детстве то мне нравились их погоняла, что-то типа «Серый» или «Бочонок». Когда он рассказывал, я все представляла, что это какие-то персонажи сказок, типа Серый волк или Золотой бочонок. И я воображала, что отец возит их на своей машине по всяким волшебным местам. На самом-то деле все было куда прозаичнее, но это понимание, конечно, пришло только с возрастом. Сейчас он работает по профессии на каком-то частном производстве, которое пока каким-то чудом выдерживает конкуренцию с китайским рынком. Слава импортозамещению, а то бы опять пришлось ему сидеть ему за рулем круглые сутки. Маме, кстати, тоже пришлось выйти на работу, чтобы поддерживать стабильный доход. Работает консьержем в нашем районном торговом центре. Нормально, думаю, все лучше, чем просто сидеть дома без дела. Дочери выросли, а цветы на балконе и собаке требуется не так много времени. А да, кстати, забыла сказать. У нас есть собака неопределенной породы по кличке Пуфик, тоже ведь член семьи. Ему уже двенадцать лет, но он держится молодцом, хотя седой, и половину зубов потерял. Его завели перед тем, как я пошла в школу. Я долго просила собаку и родители, наконец, согласились. Очень хороший пес. Смышленый, правда любил грызть мои кроссовки. Почему-то именно мои, не знаю. Остальные не трогал. Может, мои были просто самые маленькие, и они очень удобно помещались в его пасти, а может, он что-то знал, чего мы, люди, не могли понять. В общем, это наша семейная загадка.

Кто еще остался? Моя сестра, Маша. Не скажу, чтобы мы были близки в моем детстве. Все-таки разница в возрасте значительная ― шесть лет. Когда ей нравились куклы ― я только родилась. Когда мне нравились куклы – ей уже нравились мальчики. Когда мне начали нравиться мальчики – ее уже интересовали мужчины. Тут есть значительная разница. Ну и сейчас она уже ожидает ребенка, а я? Я ничего не ожидаю. Она в моей жизни не то, чтобы прямо близкий человек. Конечно, сестра и все такое, но она для меня скорее, как взгляд в будущее. Своеобразная машина времени, по которой я могу ориентироваться, что меня ожидает. Вот так я буду выглядеть, вот так я буду себя вести. Может прозвучит довольно грубо, но это достаточно удобно. Можно избежать многих ошибок, но с другой стороны – совершить много своих собственных. У Вас есть братья или сестры, док?

– Нет, я единственный ребенок в семье.

– Ну, по крайней мере, Вам не пришлось донашивать вещи за кем-то. Это неприятно, доложу. Не потому, что я брезглива, нет, скорее вопрос вкусовщины.

– Осмелюсь предположить, что твоя сестра не носила юбку-карандаш в восемнадцать лет.

– Верно. Хотя она училась на юриста, у них, мне кажется, это должна чуть ли не как униформа с первого курса. Но эта юбка – моя личная находка и гордость, на Асосе заказала. Вам нравится?

– Да, выглядит здорово.

– Спасибо. Ладно, про меня поговорили. Расскажите что-нибудь о себе, док, все-таки раскрываться совершенно незнакомому человеку не очень-то комфортно.

– Ты совершенно права. Беседа должна быть приятной и открытой в обе стороны. Так что я могу ответить на все твои вопросы. Тебя интересует что-то конкретное?

– Нет, нет, можно в общих чертах. Представьте, что подопытной крысе представляется ученый, который через пару минут устроит ей вивисекцию. Вот что бы он ей рассказал.

– Хм, меня зовут Борис Олегович Грайворонский. 36 лет. Родился в Москве. Отучился по специальности Клиническая Психология. Также прошел специальный курс по психоанализу и стажировку в Швейцарии. В разводе, есть ребенок. Дочь, пять лет. Зовут Алиса.

– Боже, как сухо. Я должна выворачивать всю себя наизнанку, а в ответ ― 36 лет, в разводе.

– Извини, не знал с чего лучше начать.

– Ладно, из Вас таким образом что-то бесполезно спрашивать. Да и некультурно как-то с моей стороны. Вы мне все-таки вопросы задаете наводящие, а я в ответ какой-то тупой пример с крысой. Извините.

– Ничего, это я сплоховал. Думаю, у нас будет время узнать друг друга. Разумеется, если ты посчитаешь наши встречи полезными для себя.

– Полезными… это, конечно, здорово. Не знаю, многое в этом мире полезно, но оно почему-то не пользуется особым спросом. Хорошо, если бы они были интересными, ну или хотя бы не скучными.

– Поверь, мне тоже не очень хочется просиживать бесконечные и бессмысленные часы.

Поэтому я постараюсь приложить все усилия, чтобы тебе не наскучили наши встречи. Продолжу с твоего позволения. Ты упомянула, что твоя сестра отучилась на юриста, но ты выбрала историю искусств.

– Верно-верно.

– Могу я узнать, чем ты руководствовалась при этом выборе? Тебе нравится искусство?

– Хм, ну против него я точно ничего не имею. Думаю, этот выбор я совершила как раз благодаря старшей сестре. Я смотрела, что она там изучает, почитывала из любопытства ее учебники. И скажу честно, док, большего мрака я в своей жизни не видела. Какое-то бесконечное количество бессмысленных слов, сухих словосочетаний, монструозных абзацев, которые бесконечно ссылаются сами на себя. И все это с таким ужасно-серьезным выражением лица. Дело же не только в терминах и постулатах, дело в людях, которые всем этим занимаются. Меня Маша брала пару раз вечером на встречу с ее одногруппниками. Боже, какие же они все были… Я даже слово не могу подобрать. Отстойные… не, не описывает всю полноту ощущений. «Обсосные» можно сказать? Да, вот это уже ближе к истине. «Обсосные и скучные». А когда они хотели растрястись, немножко повеселиться – тогда прямо какой-то кромешный ад начинался. Не в плане какого-то непотребства или разврата, не. Они были на это неспособны, как будто бы Господь бог, если дает способность разбираться в этих бесконечных ссылках и процессах, то забирает возможность чувствовать нерв веселья. Так что во время этих встреч я либо сидела, закрывая рукой лицо, чтобы скрыть насколько высоко закатились мои глаза, либо выискивала портал в ад, чтобы как можно скорее провалиться на месте. В общем, насмотревшись на это все, я испугалась настолько, что решила выбрать нечто диаметрально противоположное ― идти в искусство. Рисовать и танцевать меня особенно никогда не тянуло, так что оставалась только теория.

– А что ты можешь сказать о своих одногруппниках?

– Гордо заявить, что они не обсосные я, пожалуй, не решусь. Но с ними бывает весело, этого не отнять.

– Лиза, можешь ли ты сказать, что нашла среди них друзей?

– Пожалуй, на данный момент я так сказать не могу. Но, возможно, еще рано, даже год не пошел. Хотя может за такой срок друзья уже могли бы и завестись. Док, сколько нужно времени, чтобы завести друзей, согласно вашей психологической науке?

– У психологической науки нет точного временного интервала, чтобы стать с кем-то друзьями. Это базовая социальная вещь. Сколько нужно времени, чтобы узнать основные вещи, составляющие основу отдельно взятого человека, понять его темперамент, оценить интеллект, выделить особенности в поведении?

– Да, пожалуй, за год можно было бы и управиться. Даже за не полный. Что ж, значит, друзей я в своем круге пока не нашла. Но может в будущем что-то поменяется, посмотрим.

– А со школьными товарищами ты поддерживаешь связь?

– Ой не, там тоже были неплохие ребята, но наши пути разошлись еще в школе. Просто пересечься с ними вечерком еще было вполне терпимо, но вот полноценная дружба – уже за гранью. А меня вот что всегда интересовало: есть ли у психоаналитиков друзья? Вот у Вас есть друзья, док?

– Все мои друзья отошли бывшей жене.

– Не поняла.

– Когда мы разводились, она сказала, что друзей мы должны разделить, поскольку ей будет неприятно, если они будут общаться одновременно и с ней, и со мной. А я так устал от всех этих тяжб, что просто согласился с ней.

– Какой-то маразм. Но вообще я не об этом. До развода, как я поняла, у Вас были друзья, личные или общие с женой, не важно. И вопрос в том, как Вам удавалось дружить и оставлять всю свою психотерапевтическую сущность за гранью дружбы? То есть наверняка Вы сидели и смотрели на них, вычитывая поведения и формулируя диагноз? А потом нет, нет, но еще и давали какие-то свои мозгоправные рекомендации? И как они реагировали на это?

– Ты представляешь, словно психотерапевты все время находятся на приеме. На самом деле это не так. Думаю, бывает определенный период во время обучения в университете, когда молодые врачи пытаются применять свои знания, как ты выразилась, «вычитывая» окружающих. В то время кажется, что обрел какие-то суперспособностями, которые дают тебе ключ к понимаю всех и вся. Но это чувство быстро оборачивается разочарованием. Во-первых, потому что ты быстро понимаешь, что знаний, которых ты успел к тому моменту получить в университете, явно недостаточно для формирования корректного заключения. А во-вторых, действительно люди не любят, когда о них стоят теории без их ведома. Вещь очевидная, но ее приходится узнать только на личном опыте. Мне она стоила пары друзей и нескольких перспективных романтических отношений. Так что теперь, как говорится, я не применяю магию вне Хогвартса. Разумеется, если кто из моих друзей спросит профессионального совета, то я постараюсь его предоставить при условии, что у меня действительно есть вся информация, и этот совет действительно необходим.

– А если прямо видно, что человеку нужно вправить мозги и устроить интервенцию?

– Это скорее вопрос дружеских взаимоотношений, и он не имеет непосредственного отношения к психотерапии. Некоторые считают, что друзей необходимо поддерживать, несмотря ни на что. Я так не считаю. Другу можно высказать свои опасения, а вот прислушиваться или нет― это уже личное дело каждого.

– То есть, если Вы выскажете мне свои опасения, то выбор прислушиваться или нет останется за мной?

– Разумеется.

– Хорошо, тогда будет интересно послушать Ваши опасения на мой счет.

– Если они будут, Лиза. Сегодня мы просто познакомились, какие-то выводы делать еще рано. Даже грубые намеки на эти гипотетические выводы сейчас преждевременны. Время сегодняшнего сеанса подходит к концу. Готова ли ты продолжить наши беседы в дальнейшем?

– Да, можно. Все прошло не так ужасно, как я себе представляла.

– Большое спасибо за такую оценку. Возьми, пожалуйста, мою визитку. Если захочешь, чем-нибудь поделиться – то не стесняйся, можешь написать или позвонить.

– Мемы можно скидывать?

– Только если смешные.

– О, ну это еще надо выяснить, что Вы считаете смешным. Оки, если увижу смешную картинку про психиатров – непременно скину!

– Буду ждать с нетерпением. Но по этой теме я все шутки уже слышал.

– Так все говорят! Но человеческая мысль не стоит на месте. До встречи, док!

V

«Ну все не так уж и плохо», ― подумал Борис после того, как девушка, помахав на прощание, покинула кабинет. Грайворонский опасался принимать подростков, так как по его опыту работа с ними была скучной и в то же время невероятно изматывающей. Скучной она была по причине того, что набор проблем у всех подростков в целом одинаков. Психика на этапе тринадцати-семнадцати лет формируется под воздействием одних и тех же факторов – непонимание, игнорирование, агрессия. Соответственно и пути разрешения конфликтов уже были давно отработаны на практике, так что Грайворонскому приходилось проходить с клиентом один и тот же путь. А изматывающей работа выходила из-за мощности защитных механизмов: убедить юного пациента, что человек в кресле напротив него – не еще один представитель мира взрослых, который пришел с одной целью, чтобы причесать его под общую гребенку и вписать в однообразный взрослый мир со своими ничтожными целями, было крайне непросто.

Лиза же отличалась от своих сверстников. В первую очередь своей уверенностью. Она спокойно рассказывала, даже рассуждала вслух, при необходимости обращалась к Грайворонскому, смотря непосредственно в глаза. На его памяти вообще редко кто задавал ему встречные вопросы. Обычно встречаются жалобы, молчание или старое-доброе злобное огрызание. Но здесь действительно был некий особый случай. Грайворонский поймал себя на мысли, что он с любопытством ждет следующей встречи, чего с ним давненько не случалось.