Следующей в этот день по расписанию должна была прийти Надежда, его давняя пациентка, эффектная ухоженная женщина с платиновыми волосами немногим за тридцать, с постоянными жалобами на непроходящую депрессию. Грайворонский прекрасно понимал, что ее состояние так же похоже на депрессию, как воздушный шарик похож на дирижабль, что, собственно, не раз ей сообщал. Конечно, не в таких грубых метафорах. Она же не предавала его словам о том, что его помощь ей не требуется, уверяя, что только благодаря сеансам с ним она и держится, другие психологи ее совершенно не понимают, и только он, доктор Грайворонский, а вернее, их беседы являются ее спасительным кругом в водовороте жизни.

Поначалу Борис предполагал, что ей движет желание доказать свою значимость и желанность. Однако к его удивлению, после незапланированного эксперимента на кушетке, который бы точно не одобрила коллегия психотерапевтов, ее желание приходить на сеанс не угасло. На следующей фазе, построенной на обратной теории ― полного восстановления дистанции между пациентом и доктором, она все так же с большой охотой приходила на сеансы. При этом ее жалобы и поведение не менялось. Секс с психотерапевтом – прекрасно, рассказы о детских переживаниях под строгим взором доктора – тоже здорово.

В конце концов Грайворонский прекратил все попытки докопаться до истины ее мотивов, а воспринимал их еженедельные сеансы, как встречи со старой знакомой из прошлой жизни, которая расскажет все, что с ней успело приключиться. Но благо, старые знакомые не платят за прослушивание своих историй, а Надежда это делала исправно. По сути, она оставалась единственным постоянным клиентом Грайворонского. В текущих не самых благоприятных финансовых условиях такими разбрасываться точно не стоило. Борис это понимал и без подсказок со стороны своего секретаря. Так что это были взаимовыгодные отношения, которые правда непосредственно с психотерапевтической помощью имели мало общего, но, с другой стороны, далеко не обязательно всегда вскрывать глубинные смыслы и искать правду. Если человеку после сеанса действительно становится лучше – разве этого мало?

– Здравствуйте, Надежда. Как Ваши дела?

– Ох, Борис, все очень плохо, я еле дождалась нашей встречи.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, что случилось.

– Да все из-за одного неудачной пятницы на прошлой неделе. Мы с мужем посетили закрытую премьеру нашего друга-режиссера Александра Павловского. Вы слышали о нем?

– Да, видел пару фильмов.

– Он представлял свою новую работу в Доме кино. Мы получили приглашение еще недели за две. Я с таким нетерпением ждала этот вечер – несколько дней выбирала, в чем пойду, воображала, кого там встречу, и о чем с ними надо будет говорить, специально освежила в памяти, что сейчас актуального в культурной жизни столицы. Я всегда стараюсь держать руку на пульсе событий, но поскольку я все-таки не являюсь непосредственно частью культурного авангарда, а всего лишь его скромный почитатель, некоторые тренды могут от меня ускользать. Поняв, что ничего нового и эпохального не упустила, я сосредоточилась на подборе платья. Ах, Борис, что это было за платье, Вы бы видели! Я просто влюбилась ― черное, струящееся, как будто скроенное специально для меня. Просто идеально! Я была настолько воодушевлена, что не могла дождаться вечера пятницы. Днем я посетила салон, привела в порядок последние нюансы своего образа. Стоит ли говорить, что моя прическа была выше всяких похвал? В общем, я давно не чувствовала себя лучше, чем в тот момент, когда мы поднимались по красной дорожке вдоль рядов фотографов и фанатов.

Я не буду рассказывать про сам фильм, если захотите посмотреть его. Если честно, я особенно и не запомнила, о чем он. Саша ведь любит навертеть всякого, чтобы потом долго сидеть и разматывать в голове, что я вообще только что увидела, и что это все может значить. Но по разговорам, по общей реакции публики можно было сделать вывод, что присутствующим работа пришлась по душе. На показе было много приглашенных гостей: журналисты, актеры, ну и просто известные светские люди. Думаю, их мнению можно доверять. Если исключить сам фильм, то тем вечером присутствовал стандартный московский набор бомонда: стильный антураж, красивые люди, дорогое шампанское, изысканные закуски. Обычно такая атмосфера действует на меня исключительно положительно, придает мне сил, потому что мне всегда казалось, что я была рождена для этого. Помните, я Вам рассказывала, что, когда я была маленькой девочкой и жила еще в своем родном Саранске, я собирала модные журналы, листала страницы, вырезала понравившиеся фотографии звезд в свой альбомчик и представляла себя среди них под вспышками фотоаппаратов. Обычные детские мечты, но у меня получилось воплотить их в жизнь. Далось мне это не просто, но я точно знала, чего я хочу и целенаправленно шла к этому. Но не об этом сейчас речь.

После показа, когда все выбрались в просторное фойе обсудить фильм, да и просто обменяться последними новостями, я умыкнула момент, зашла в уборную проверить макияж и укладку. Все было прекрасно, даже лучше, чем можно было ожидать после почти трех, не самых увлекательных часов в темном кинозале. Я освежила губы и вышла ко остальным с чувством железной уверенности в себе. Захватила бокал вина и отправилась искать виновника торжества, чтобы высказать ему свое восхищение. Он, разумеется, был нарасхват в тот вечер. Но я воспользовалась своим моментом, тепло обняла и поблагодарила за великолепный фильм.

И вот стою я в великолепном вечернем платье с идеальным макияжем и лучезарной улыбкой среди творческих и успешных людей, и краем глаза выискиваю фотографов светской хроники ― надо ведь, чтобы мой образ остался запечатленным. Проходит минута, другая – никаких фотографов вокруг меня нет. Я уже начинаю немного переживать, что их вообще забыли пригласить. Звучит странно, понимаю, но я была на вечерах, где случались и не такие организационные казусы. Не теряя самообладания, я незаметно покидаю круг благодарности с целью проверить, что происходит в другом конце зала. Не прошла я и пары шагов, как заметила, что все фотографы крутятся возле парочки старлеток, которых я раньше не видела на подобных вечерах. Одна из них вроде бы была в самом фильме, но не уверена. Сейчас все юные красивые девушки похожи друг на друга как две капли воды. Никакой индивидуальности.

Казалось бы, обычная ситуация ― фотокамеры любят красивых девушек. Красивые девушки любят фотокамеры. Ничего нового. Но дело в том, что раньше все фотографы постоянно крутились вокруг меня. С момента как я входила в помещение и до момента как покидала ― меня постоянно преследовали вспышки фотокамер и комплименты разной степени избитости. Да что фотографы? Все мужчины ― от простых официантов до крупнейших банкиров и политиков, сворачивали шею в мою сторону. И вот именно в тот момент, с бокалом шампанского в руке, идеальной укладкой, в платье, которого я ждала всю свою жизнь, ко мне приходит четкое осознание, что я уже не самая молодая и красивая девушка вечера. И уже никогда ей не буду.

Эти молоденькие девушки с ангельскими личиками и дьявольским огоньком в глазах, с трепетными грудками под атласной тканью и длинными струящимися волосами, я видела их бесчисленное множество на подобных мероприятиях: они появлялись и исчезали, становились королевами одного, максимум двух вечеров и бесследно пропадали. Их сменяли другие, ровно такие же, словно где-то была фабрика по производству однотипных миловидных старлеток. Меня они никогда не заботили, потому что я всегда понимала, что они тут ненадолго. Я никогда не ревновала, потому что прекрасно понимала, что они никогда не могут со мной сравниться. Знаете, высшее общество, как мужчины, в целом падко на новое мясо, но достаточно быстро его пережевывает. Поэтому я всегда воспринимала их как джанк-фуд. Чтобы не терять вкус к главному блюду, можно иногда перехватить какую-нибудь дрянь, чтобы освежить рецепторы.

Но почему-то именно в тот момент на меня обрушилась мысль, что я больше не главное блюдо. И даже не десерт. С этих пор я ровно то, что является неотъемлемым атрибутом стола, как какая-нибудь закуска из утиной печени, по факту достаточно изысканная, но на деле остающаяся на краю стола, забытая и заветренная, которую после окончания торжества в подсобке подъедают голодные официанты, да и то без большого удовольствия.

И это не обычное желание внимания и не требование доказательств собственной значимости. Я знаю, что это такое, и мне оно никогда не требовалось. Знаете, Борис, раньше у меня никогда не было даже мысли в себе усомниться, в своей красоте, в своем праве быть там, среди лучших представителей страны, в своей желанности, своем теле. Но именно в тот момент я поняла, что одной моей уверенности более недостаточно. Когда ты на волне успеха, когда купаешься в лучах славы и обожания, когда у тебя все получается, то очень легко почувствовать себя всемогущим и уверовать в то, что так будет всегда. Но обязательно наступит момент, когда все, что ты даже не могла подвергнуть сомнению, рухнет. И уже никогда не будет прежним. У Вас когда-нибудь было такое, Борис?

– Да, думаю, у всех людей случалось то, что Вы сейчас описали.

– Не знаю, сомневаюсь.

– Позвольте привести цитату. Толстой писал: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему». Это относится не только к семье в целом, но и к отдельно взятому человеку – каждый чувствует свое несчастье по-своему. Более того, исходя из моего опыта, каждый уверен, что подобное горе ни с кем и никогда до него не случалось, и лишь его личная проблема глубока и даже катастрофична. Я ни в коем случае не умоляю значимость Вашего чувства, Надежда, я только хочу отметить, что подобная ситуация расхождения ожидаемого и реального встречается у каждого человека на жизненном пути в той или иной форме. Это и называется классическим неврозом.

– Весь мир рушится и это называется всего лишь классическим неврозом?! Боже, ладно, хорошо, пусть так. У меня классический невроз. И что мне с ним делать?

– Для начала я бы попросил Вас сформулировать в одном предложении, что именно Вас расстроило тем вечером.

– Я же сказала, что я больше не самая красивая девушка и никогда ей не буду.

– А что для Вас красота, Надежда?

– Это как-то слишком по-философски, не находите? Я сейчас не смогу так просто сказать, что для меня красота.

– Ничего страшного, я не прошу ответа прямо сейчас. Уверен, что Вы сможете его найти и сформулировать для себя. Но я также уверен, что Ваша формулировка будет расходиться с моей. Возможно не полностью, но нюансы точно будут разниться. И суть именно в этом. Я задал этот вопрос для того, чтобы донести, что при всей громогласности этого слова «красота» – само понятие крайне субъективно. Что для какого-то является самым красивым в жизни, другой может даже и не заметить.

– По-моему, в моей сфере понятие красоты довольно узко обозначено и измеряется одним – вниманием. Кто получает больше всего внимания, тот и является самым красивым.

– Вы отметили, что девушки появлялись и исчезали на мероприятиях. Как Вы думаете, почему?

– Я, пожалуй, немного приукрасила: отдельные представительницы оставались, становились сначала любовницами, а затем и полноценными женами. Признаться, мой путь, по сути, такой же ― я познакомилась с Алексеем, моим мужем, когда была такой же старлеткой из провинции. Я до сих пор помню, как он смотрел на меня в тот первый вечер, мне показалось это умилительным. Я заставила его бегать за мной целый вечер, как мальчишку. Он был такой забавный.

– А как давно произошла ваша первая встреча?

– Почти двенадцать лет назад.

– То есть у вас получилось не только остаться, но и закрепиться в высшем свете. В чем Ваш секрет?

– Все просто. Все эти девушки никогда не могли со мной сравниться. Как только я попала на подобное мероприятие, я сразу дала себе клятву, что останусь тут. Вы понимаете, внешность еще не все. Длинные ноги и упругая попка могут увлечь внимание, но, чтобы его сохранить, в этом круге нужно нечто большее. Нужны мозги, достоинство, манеры ― нужно всем своим существом показывать, что это место, эти люди, эта атмосфера – все это по праву твое и ничье больше.

– Получается, Вы сейчас сами сказали, что красота еще не все в обществе. Нужно что-то большее.