– А как твои дела, умник? – спросил Марио, повязывая фартук. – Как там твоё обучение на континенте?

Сеп пожал плечами:

– Ещё не заполнил анкету, застрял на последнем вопросе. Но школа дала мне рекомендации, так что проблем быть не должно. Не могу дождаться.

– Тогда мне грустно, – отозвался Марио и покачал головой. – Здесь твоё место; красивое место, где родился прекрасный мальчик. Так оставайся, стань ветеринаром, практикуйся со мной. Отличный вариант. И прибыльный.

– Нет уж, – возразил Сеп. – Я вообще-то не люблю животных. Кроме того…

– Но это же прекрасно! – захлопал в ладоши Марио. – Ветеринар, ненавидящий животных, идеален. – Он провёл пальцем по горлу. – Помни, что я тебе говорил. Нет ничего лучше, чем смотреть в глаза крошечному щенку, который издаёт свой первый лай, и знать, что однажды ты же его и отправишь на тот свет.

Сеп засмеялся.

– Я помню.

Марио кивнул.

– Быть ветеринаром… это нормально. В смысле, да, слишком много собак, слишком много кошек. Мне больше по душе большие звери, всякие там олени или скот, но люди из заповедников говорят мне: уходи, продавец чипсов. А это ещё одна вещь, ради которой нужно остаться, – сказал Марио, ставя решётки на фритюрницу и включая огонь под маслом. – Готовить чипсы. Я работаю на двух работах, поэтому могу купить большой дом у себя дома. Здесь много толстых людей. Много. А толстые люди любят чипсы.

– Точно, – поддакнул Сеп, глядя на подбородки Марио.

– В первую очередь поэтому они и толстые, – сказал тот с видом человека, открывающего великий секрет. – Из-за чипсов.

– Спасибо, – засмеялся Сеп, – но я хочу заниматься инженерным делом. У меня математический склад ума. Я хочу создавать вещи. Какой у нас код от холодильной камеры?

– Вечно ты его забываешь, – упрекнул Марио, сам нажимая на стальные кнопки. – Два-пять-ноль-три. День независимости Греции! И дата моего дня рождения, забывчивый Сеппи.

Он повернулся и махнул рукой в сторону гигантских окон, откуда открывался вид на залив.

– Если тебе непременно нужно что-то строить, строй здесь! О мой блестящий друг, не уезжай в далёкую школу. Я буду очень по тебе скучать. Кто станет смотреть со мной на кометы, если ты уедешь?

– Кометы Галлея уже не будет, – сказал Сеп, доставая из большого холодильника мешок с клешнями краба. – Она появляется вроде бы раз в столетие.

– Но сейчас-то она здесь, – возразил Марио. – Мы собирались залезть на крышу с телескопом. Я хотел бы увидеть комету вместе с моим лучшим другом.

– Мы непременно на неё посмотрим. Всего через пару дней она окажется ближе всего к Земле.

Сеп прижал язык к больному зубу и подумал, не усугубила ли его состояние близость кометы.

– Я тебя смущаю? – спросил Марио.

– Нет, просто…

Марио засмеялся, обнял Сепа и вытащил из кармана брюк диктофон. Нажал кнопку, не обращая внимания на попытки Сепа вывернуться, и чётко сказал в микрофон:

– Ты мой лучший друг, Септембер. Марио любит тебя. И он знает, что ты многого добьёшься, потому что умный и храбрый. Самый храбрый человек из всех, кого я знаю.

Он ухмыльнулся Сепу и с визгом перемотал ленту.

– Теперь ты должен услышать это ещё раз. – Марио нажал кнопку воспроизведения, и его далёкий голос зашипел через маленький динамик.

«…Мёртвая черепаха, изувечена кошкой, глазное яблоко вырвано и отсутствует… скорее всего, съедено кошкой, которая тоже мертва… кишки черепахи были…»

– Ох, не то. Слишком далеко перемотал.

Он ещё понажимал кнопки.

«…лучший друг, Септембер. Марио любит тебя. И он знает, что ты многого добьёшься, потому что умный и храбрый. Самый храбрый человек из всех, кого я знаю».

Сеп наконец высвободился и отступил, пытаясь выдохнуть ком в горле.

– У меня здесь нет друзей.

– Я твой друг.

– Знаю, я имею в виду в школе… друзей моего возраста. И ты всё время работаешь, и…

Марио поднял руку:

– Понимаю, конечно.

– Мне нужно уехать, Марио. Я должен, или…

– Я же говорю, я понимаю.

Сеп завозился со своим плеером, и Марио склонил голову набок.

– Сегодня что-то случилось?

– Нет, ничего. Просто… Да не важно.

– О, мой Сеп, – протянул Марио, подперев рукой свою большую голову. – Тебе сложно. Ты худощавый, с растрёпанными волосами, никудышный спортсмен; кожа у тебя иногда не в порядке…

– Можешь остановиться в любой момент, – перебил Сеп.

– Я просто имею в виду…

– Нет, я понял: они меня ненавидят. Ничего страшного – я их тоже ненавижу.

Марио нахмурился.

– Не надо ненависти, Сеп. В конце концов, единственное, что у нас есть на свете, – это любовь.

– Я знаю, Марио.

Тот кивнул.

– Так что у всех есть свои проблемы. Просто знай, что бы ни случилось, любовь в конце концов победит. «Добро и свет всегда побеждают», – говорит мой отец. Он говорит и многое другое, например: «Иногда жизнь падает прямиком в испражнения животного».

– Вроде нашего «дерьмо случается»?

Марио просиял.

– Точно! Мировая мудрость.

Сеп оглядел магазин: неоновые бирки с ценниками, трещины на дверце холодильника, липкие бутылки с соусом в форме помидоров.

– Я ещё буду тебя навещать.

– Подрабатывать на продаже чипсов? – уточнил Марио.

– Ну, не знаю. Может быть, если…

Ветеринар засмеялся.

– Да шучу я! У тебя сейчас и так забот хватает, я понимаю. Но толстые люди любят чипсы. Помни это. Деньги всегда нужны. Теперь я попытаюсь починить наш чёртов разбитый холодильник. Только вчера ещё работал, а сегодня – бух. А ты, забывчивый Сеппи, можешь вымыть мне окна.

Сеп наполнил белое ведро мыльной водой и подтащил его к стеклянному фасаду магазина. Он снова надел наушники, вставил новые батарейки в плеер и выбрал другую кассету – Cure, – а затем увеличил громкость, чтобы заглушить Марио, что горланил Демиса Руссоса в глубине магазина.

Пока Сеп мыл окна, он смотрел на город, уже наполненный летними голосами: музыкой, смехом и плеском лодок. Мимо пролетела банда детей на велосипедах, и Сеп наблюдал за ними, пока те не скрылись из виду.

Можно было разглядеть материк, но слишком яркое солнце отражалось от воды, танцевало на потолке мерцающими лентами. Когда стекло высохло, Сеп начал опускать жалюзи и только тогда заметил, что лес стал другим. Мшистая глыба деревьев почему-то казалась больше. Какой-то вздутой.

Он прижался лицом к стеклу.

Кулак грохнул по витрине на уровне глаз, а затем Сеп увидел Дэниелса – тот разинул рот, высунул язык, а шипы ирокеза касались стекла.

9. Сломленный

В нескольких милях отсюда кто-то бежал. Лицо человека скрывала тень, в перепачканных землёй и водорослями руках он держал ворох старых забытых вещей: игрушек, кассет и чьих-то секретов.

Мягкие туфли скользили по мху, рваные джинсы пропитались грязью. Из груды вещей выпала одна кассета, затем вторая едва не последовала за первой, но человек успел её схватить.

Наконец в поле зрения появилась тропинка. Человек остановился на поляне и заморгал, пот жёг ему глаза.

Жертвенник был открыт. Он сидел во мху, точно чёрная сердцевина ириса, среди корней и нитей умирающей травы.

Пробираясь к нему, бегун старался не обращать внимания, как останки под ногами разлетаются на части; как вороньи перья скрипят, словно мел по камню; и как голод и ярость жертвенника притягивают всё окружающее к нему, будто кто-то медленно и неумолимо сматывает верёвку.

Борясь со слезами, человек приготовился бросить в яму новые жертвы – но тут корни деревьев, как щупальца, обвились вокруг его лодыжек.

Рот бегуна открылся в беззвучном крике, и жертвы посыпались на гнилую землю неподалёку от ларца.

Вырвавшись из хватки корней, он, сдирая кожу, вцепился в крышку ящика. Кровь хлынула из раны, и лесной шёпот превратился в рёв раскалывающихся деревьев и визг листьев.

Человек убежал, разогнав ворон, и нырнул обратно в буйную зелень леса.

Корни обвились вокруг упавших и разбросанных вещей и потянули их к ящику.

10. Когти

– На что пялишься, Септик? – крикнул Дэниелс. – Мамулю свою выглядываешь? О, мистер Тенч, – застонал он. – О, мистер Тенч, обними меня покрепче…

Сеп отошёл от окна и увидел Соню и Шантель, обнимавших Манбата и Стивена. А за ними стоял Мак с бутербродом во рту.

Дэниелс вошёл в комнату. На нём была лёгкая куртка с закатанными рукавами, а его вены напоминали червей.

– Магуайр и Тенча здесь нет, некому тебя спасти, да, трусишка? – сказал хулиган с безумным весельем в глазах. – Дай нам чипсов, Септик. И гамбургер.

– Мы закрыты, Дэниелс. Зайди через полчаса.

Дэниелс махнул своей банде.

– А если мне надо сейчас, а? Что ты будешь делать, глухой?

Сеп скрипнул зубами. Вспомнил Аркла с трясущимися руками, и гнев вспыхнул в груди.

– Думаю, ничего, – ответил Сеп. – На самом деле ты мог бы мне пока здесь помочь. Например, пол вылизать…

Банда охнула. Дэниелс схватил Сепа за шею.

– Ты что, извращенец, Септик? Да?

– Отпусти меня, – сказал Сеп, схватив Дэниелса за запястье и глядя ему в лицо. Сердце чаще забилось в груди.

– Эй, Дэниелс, – начал Мак.

Дэниелс проигнорировал его, сжал хватку сильнее, повысил голос:

– Это твоё поганое ухо? Ты меня слышишь? – Он быстро ударил Сепа в живот, выбивая воздух из лёгких.

– Дэниелс! – крикнул Мак, но тот оттолкнул его.

– Напомню, с чем ты имеешь дело, урод…

– …во веки веков… Эй, жирдяй! Ты что делаешь? – крикнул Марио, выходя из недр магазина и оббегая прилавок.

Дэниелс отбросил Сепа.

– Зашёл перекинуться словечком с другом, – отрезал он, поправляя цепочку на шее. – Вообще не твоё дело.

– Я помню тебя, жирдяй, помню, – сказал Марио, подталкивая его к двери. – От тебя вечно одни неприятности. Убирайся и больше не приходи, убирайся!

– Ты кого жирдяем назвал? – крикнул Дэниелс, поворачиваясь и выпячивая грудь.

– Тебя! – рявкнул Марио, щёлкнув хулигана по лбу. – Красные прыщи с жёлтенькими головками, очень жирное лицо!

Банда подавилась смешками, а Дэниелс взорвался.

– Ах так? – крикнул он, пиная в дверном проёме лоток для мороженого. – Ну… сам нарвался, толстяк! И мне плевать, если ты больше не пустишь меня в эту дыру! Вы продаёте гамбургеры из кошатины!

– Никаких кошачьих гамбургеров! – отрезал Марио. – Всё чисто, всё проверено. Но ты больше не получишь свой любимый заказ: двойная рыба с клешнёй краба и чипсами плюс три маринованных яйца. Всегда одно и то же, три раза в неделю, вот почему у тебя отросли сиськи, – но больше не приходи, законченный подонок, спасибо, до свидания.

Он закрыл дверь перед носом Дэниелса и повернул ключ в замке.

Хулиган задрожал от ярости. Он указал прямо на Сепа, затем нанёс несколько ударов ногой по стеклянной двери, сотрясая её вместе с рамой.

– В следующий раз останемся только ты и я, урод, – и я выбью из тебя дерьмо, ты меня слышишь? Я тебя урою!

Марио потянулся за прилавок и вытащил тяжёлую деревянную скалку для пиццы. Банда поползла прочь, выкрикивая оскорбления. Но Сеп заметил, что Мак, прежде чем присоединиться к остальным, пытался поймать его взгляд.

Он подождал, пока боль в животе утихнет, а затем медленно втянул воздух.

– Не волнуйся, Септембер, – утешил Марио, поправляя фартук и волосы. – Жирдяй больше злится на меня. В прошлом году я убил его собаку.

Сеп выглядывал Дэниелса всю оставшуюся ночь, но банда больше не появлялась. Может быть, они нашли другую жертву. «Или Мак отвлёк их», – подумал Сеп, вспоминая взгляд, брошенный бывшим другом напоследок.

Странно, ведь именно Мак однажды держал Сепа, когда Дэниелс плевал тому в лицо, гнался за Сепом вместе с остальными через поля за школой, бросал одежду Сепа в душ, пока тот глотал слёзы стыда. Мак вёл себя не лучше остальных.