Я любил Ивара. Он спас мне жизнь. Он появился в самый тяжелый момент моей жизни и поддержал меня. Он не обиделся за то, что я выболтал отцу его имя. Он понимал меня и смотрел на меня, как на состоявшегося величайшего музыканта, хотя ни разу не слышал моей игры (на стройке пианино не было). Да, он был со странностями, и не обладал высоким уровнем интеллекта, но он не был тупым. Скорее это можно было назвать модной сейчас педагогической запущенностью. Да и где ему было быть вундеркиндом, если в его доме кроме пьянок и гулянок ничего не происходило?

Надо сказать, что именно в эти дни я начал свою миссионерскую деятельность: собрал забытую всеми Витькину одежду, и отдал ее Ивару. Не всю, конечно, а выборочно, чтоб родители не заметили пропажи. Забегая наперед, скажу, что и в дальнейшем постоянно спонсировал Ивара, но уже своими вещами. Кроме того, я таскал ему из дома печенье, конфеты и пирожки с картошкой. Дома я практически не ел, был занят своими репетициями и чтением библиотечных книг о великих музыкантах, а вот на морозной стройке с Иваром мой аппетит не страдал. Обычно мы съедали целый пакет пирожков за раз. Ивар благодарил и просил передать привет моей искусной маме, а потом неизменно добавлял:

– Ну, ты понял…. Обо мне ни звука. Мне нельзя светиться. Болтуны долго не живут.

Кого он имел в виду в последнем предложении меня или себя – я не знал, но на всякий случай каждый раз кивал и закрывал свой рот, ладонью правой руки, показывая, что я нем, как рыба.

Между тем книга «Дело об исчезновении Понамарева Виктора» росла и пополнялась новыми записями, все чаще они касались больше меня, чем брата, но я старался этого не замечать. За эти месяцы я вклеил в тетрадь пару фотографий Витьки, которые мне подарили его друзья, и вписал несколько фактов, два из которых были архиважными. Во-первых: я перерыл все Витькины вещи и в его записной книжке нашел контакты музыкального училища Томска. Это значило, что брат не собирался следовать отцовскому настоянию и поступать в мединститут, а готовился к экзаменам в музыкальное училище. А во-вторых: нигде не было ни его паспорта, ни его аттестата….

Это все было странно, но что это могло означать? Что Витька жив и уехал поступать в Томск? Что прямо в одних трусах поехал? И где был его паспорт с аттестатом? Такой побег делало возможным только наличие сообщника, но где взять такого надежного человека? А потом, Витька мог просто потерять паспорт и аттестат еще по пути домой, кто-то подобрал его и спрятал. А когда дело приобрело криминальный подтекст, нашедший испугался, и избавился от документов покойника. Эта версия казалась мне более правдоподобной, ведь уже прошло полгода, и если бы Витька был жив, то он обязательно бы показался и сообщил о себе.

Родителям сообщать об этих находках, точнее наоборот, о том, чего я не нашел в комнате, я не стал. То ли оттого, что не хотел их расстраивать или подавать пустую надежду, то ли, чтобы не отвлекать всеобщего внимания от моего невероятного восхождения из грязи в князи. Я все-таки надеюсь, что тогда мной двигала человечность, нежели тщеславие, но наверняка сказать не могу.

Итак, в тот чудный вечер пятнадцатого декабря 1988 года, я сидел и упивался музыкой, звучащей в моей голове, когда за спиной возник отец. Я не мог слышать, как он подкрался, ведь мой внутренний оркестр громко исполнял волшебную вещь. Поэтому, когда отец положил руку мне на плечо, я вздрогнул и даже слегка вскрикнул.

– Мама сообщила мне, что ты поступил в музыкальную школу. – Сказал он мягко.

– Ты не против? – Спросил я.

– Я горжусь тобой! – Ответил он и обнял меня. – Вить….

Он осекся и отпрянул от меня, как будто испугавшись того, что сорвалось с его губ.

– Сереж, – откашлявшись, исправился он, – больше не прекращай игру с моим приходом. Репетируй столько, сколько захочешь, мне это, наоборот, нравится.

Он улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Однако прекрасный момент был испорчен – он назвал меня именем брата….

– Перепутал, с кем не бывает. – Небрежно прокомментировал Ивар при встрече. – Молодец, поверил в тебя, играть разрешил!

Обида на отца сразу же испарилась. «Почему я все усложняю? – Подумал я. – Горе от ума! Вот Ивар – недалекий парень, живет себе в своем мирке, в свое удовольствие горя не знает. Надо как-нибудь поучиться у него этой простоте».

Я начал неистово заниматься. Иногда с пяти до одиннадцати часов вечера играя без перерывов на еду и туалет. Музыка в моей голове играла все громче и жажда движения пальцев по клавишам накрывала меня все сильнее. Я похудел еще сильнее и, будучи итак смуглым, почернел, по словам матери. Теперь я однозначно видел в зеркале орла и мне это нравилось. Я все меньше проводил времени у Дениса, теперь мои занятия проходили в музыкалке. Даже общение с Иваром становилось мне в тягость.

– Не могу я здесь с тобой сидеть, когда там мой рояль! – Закричал я в один из дней. – У меня музыка в голове! Пальцы деревенеют! У меня такая боль, как у артритного старика! Стоять не могу, писать не могу! Ложку, стакан держать не могу! Трясутся они, понимаешь, трясутся и болят! У меня воспален каждый сустав каждой фаланги!

Ивар кивал так, как будто я рассказываю больному с раком прямой кишки про геморрой.

– Я спать не могу, пачками жру обезболивающее! – Орал я. – И только когда я играю, только когда я ухожу в прекрасный мир музыки, у меня ничего не болит.

Волна спокойствия разлилась по моему сердцу. Даже произнося слово «музыка» я уже был счастлив. Я улыбался, прикрыв глаза.

– Что там по расследованию? – Спросил Ивар, едва я закончил свой монолог.

– Ничего. Он мог сбежать, но я не уверен. Ну, вот куда делся его паспорт? А аттестат?

– А куда он мог сбежать? – Вдруг задал правильный вопрос Ивар.

Возможно, это первое о чем бы подумал взрослый человек, но я был шестнадцатилетним ребенком, намертво увлеченным музыкой. Кроме оркестра в моей голове к тому времени места не осталось ни для чего.

– Может, к дяде? В Томск, он искал там училище. – Предположил я.

– И дядя промолчал, когда Витьку посчитали мертвым? – Удивился Ивар.

– Да он у меня вообще с прибабахом, такой мог промолчать, но Витька…. На него это не похоже, разыграть свое утопление, чтоб сбежать – это жестоко.

Мы еще немного посидели, и я пошел. За последний месяц время наших встреч сократилось с трех часов до тридцати минут в лучшем случае.

Глава 5. Сюрприз

Восьмого марта мама опять получила от дяди Вити перевод в пятьсот рублей, что было очень необычно. За все то время, сколько я себя помню, ни мама, ни кто-либо из нашей семьи никогда не получал от дяди никакого подарка. А тут два раза подряд, и такие внушительные суммы. Версия о том, что Витька мог быть у дяди, получала косвенное подтверждение. Возможно, дяде было стыдно за то, что он скрывает племянника, когда все думают, что тот утонул, и он, таким образом, откупается от угрызений своей совести. Надо было проверить эту версию, но я не мог сосредоточиться, чувствовал себя как в беспамятстве, весь день играл или думал о карьере музыканта, даже не ходил на стройку.

Когда я, наконец, решился заглянуть на заброшку, увидеть Ивара я не рассчитывал, но он был там.

– Смотри, что я тебе сделал.

Он протянул мне аккуратно выпиленный продолговатый кусок фанеры, на котором черной ручкой были нарисованы клавиши пианино. Как на странно, рисунок был довольно просчитанным: размеры клавиш соответствовали прототипу, расположение и количество октав также радовало своей точностью. Я расположил рисованное пианино на остатки разрушенной стены и протарабанил по имитации клавиш какое-то из любимых произведений. Оно тут же отозвалось нежными переливами в моей голове. Это было ненастоящее пианино, порождающее настоящий звук, естественно, слышный только мне.

– Спасибо. – Сказал я.

А ведь Ивар даже не знал, что этот подарок пришелся как раз к моему дню рождения. А я не знал, когда день рождения у него. Может он был в один из тех дней, когда я решил не тратить время на общение с ним. Уколы совести были более жестокими, чем я мог заслуживать. Я просидел с Иваром до глубокого вечера. С тех пор наши встречи не просто возобновились, но и стали более растянутыми во времени. Школа, музыкалка и Ивар – вот все на что меня хватало той весной.

А потом наступило лето, экзамены, и следующий год в том же духе.

Глава 6. Еще один выпускной

Я закончил десятый класс с хорошими результатами. Однако, вопреки моим стараниям и всеобщим ожиданиям, директор музыкальной школы сообщила, что сокращенная программа моего обучения должна занять не менее половины стандартного срока и составит три с половиной года. Соответственно, мне придется проучиться у них еще полтора года.

Я встал перед дилеммой. Если я никуда не поступлю – меня призовут в армию, что само по себе не плохо, но за два года я могу позабыть все то, чему научился. Опять-таки в музыкальное училище без оконченной музыкальной школы можно было не соваться. Однако поступить в любое другое учебное заведение означало навсегда отказаться от своей мечты стать музыкантом.

Выпускников принял в свои объятия стабильно поддерживающий свою репутацию, уютный ресторанчик «Марс». Девчонки с моего класса были словно принцессы на балу, многих из них я видел в платье впервые. Даже Варя Петрова – настоящий друг всех футболистов, пришла в шикарном вечернем платье. Одноклассники тоже были на высоте шика. Кое-кто был в рубашке и классических брюках, но большинство пришло в классических костюмах. Денис единственный пришел во фраке. На наши выпады, он поведал, что фрак остался с выпускного в музыкальной школе, где эта часть одежды считалась необходимостью. Так как Денис не носит в повседневной жизни классические брюки, а тем более пиджаки, он решил не тратить скромный бюджет своей семьи на приобретение очередного бессмысленного предмета гардероба, и прийти в чем есть. Такой ответ удовлетворил присутствующих, и Дениса оставили в покое.

– Будешь поступать в музыкальное? – Спросил я.

– Да. У меня уже все готово. Через пару недель поеду. – Ответил Денис.

– А я не могу поступить в этом году.

– Почему? – Спросил он.

– Музыкальную школу оказывается надо посещать не менее трех с половиной лет, чтобы получить аттестат.

– Сочувствую.

– Да не стоит. Если бы мне сразу сообщили, что двух лет не хватит, я бы вряд ли стал там обучаться, а теперь уже нет выбора, придется доучиваться. – Сказал я.

– Пошли ко всем. – Сказал Денис, вставая с каменного невысокого забора, минуту назад служившего нам скамейкой.

– Сейчас приду.

Я остался сидеть на месте, погружаясь в свои тяжелые думы. Не знаю почему, но ни о чем я не мог думать в тот вечер, кроме прошлого своего выпускного, оставившего меня без брата. Больше всего в тот момент мне хотелось увидеть Ивара. Он поддерживал меня в предположении, что Витька мог уехать учиться к дяде Вите. Больше ни с кем на такие темы я говорить не решался, а Ивар соглашался с каждым моим доводом, а их было не мало. Во-первых: Витька собирался поступать в музыкальное училище Томска, созванивался с приемной комиссией и готовился к вступительным экзаменам, в этом не было сомнений. Но Витька никому об этом не говорил, и отец твердо верил, что его старший сын станет врачом, а тот, в свою очередь, ни разу не предпринял попытки разубедить в этом отца. Во-вторых: в день Витькиного исчезновения, исчезли также все его документы. А в-третьих, есть еще один интересный факт: со дня пропажи брата в реке, дядя Витя стал очень ощутимо нас поддерживать финансово. Я решил, что так он заглаживает свою вину перед нами, потому что знает, что Витька жив и молчит. А Ивар вообще предположил, что эти деньги может, зарабатывает сам Витька своей игрой на улице или выступлениями в какой-нибудь группе.