124 Подвигся он и, взыдя на утес,
Спросил: «Скажи: что так тебя смутило?»
И я ему ответил на вопрос.

127 «Запомни же, что сказано здесь было,
И все в душе, – он рек, – запечатлей!»
И, перст поднявши, продолжал уныло:

130 «Когда увидишь дивный блеск лучей
В очах прекрасной, им же все открыто,
Тогда узнаешь путь грядущих дней».

133 Я шел налево под его защитой.
И мы от стен в центр города пошли
Тропинкою, в долине той прорытой,

136 Где адский смрад всходил со дна земли.

Песнь XI

Содержание. На вершине обрушенной скалы, составляющей границу между кругом еретиков и следующим, поэты укрываются от ужасного зловония адских испарений за крышею одиноко стоящей гробницы папы Анастасия. Они идут медленно для того, чтобы наперед привыкнуть к зловонию, восходящему с кровавой реки из глубины седьмого круга. Пользуясь этим временем, Виргилий, по просьбе Данта, объясняет ему распределение грехов по кругам ада и говорит, что вне пределов адского города (Ад. VIII, 67–68), в пройденных уже кругах, наказуются невоздержные, слепо предававшиеся естественным побуждениям; но что внутри города, в более глубоких кругах ада, помещены те, которые, предавшись влечениям неестественным, превратили свою человеческую природу в животную, зверскую: все они разделены на три класса, смотря потому, на кого направлено насилие: на ближних, на самих себя, или на Бога. За грешниками, виновными в насилии, следуют обманщики, а на самом дне ада виновные в величайшем грехе – измене. Накониц Виргилий объясняет Данту, почему ростовщики отнесены к числу грешников, направлявших насилие против законов Божеских. – Наступает утро. Поэты идут далее.

1    У рубежа окраины высокой,
    Над грудою обрушенных громад,
    Пришли мы к бездне более жестокой.

4    И, встретив тут невыносимый смрад,
    Клубившийся над пропастью бездонной,
    За страшным гробом мы взошли на скат,

7    И я прочел на крыше раскаленной:
    «Здесь Анастасий папа в гробе скрыт,
    С прямой стези Фотином совращенный».

10    «Нам медленно сходить здесь надлежит,
    Чтоб свыклось чувство с адским испареньем:
    Тогда нам смрад уже не повредит».

13    А я: «Займи ж мой ум благим ученьем,
    Чтоб этот час без пользы не пропал».
    И вождь: «Я сам с твоим согласен мненьем.

16    Мой сын, – он начал, – в бездне этих скал
    Три меньших круга вьются ступеня́ми,
    Как там вверху, где путь наш пролегал.

19    Все три кишат проклятыми тенями;
    Но чтоб постиг ты Божий суд святой,
    Узнай: за что казнятся небесами.

За страшным гробом мы взошли на скат

22    Цель всякой злобы, в небе проклято́й,
    Одна – обида; к ней же две дороги:
    Или насилье, иль обман людской.

25    Но как лишь людям свойственны подлоги,
    То ими Бог сильнее прогневлен:
    За то на дне и суд им самый строгий.

28    Весь первый круг насилью посвящен;
    Но как трем лицам вред от сей невзгоды,
    То в три отдела круг сей раздроблен.

31    Против Творца, против своей природы,
    На ближних, с их стяжаньем возстает
    Насилие и вот тому дово́ды.

34    Вред ближнему насилие влечет
    Увечьями, убийством, а стяжанью,
    Поджогами, разбоем, и в зачет

37    Смертоубийству, злому истязанью
    И грабежу казнь лютая вовек
    В отделе первом служит должной данью.

40    Сам на себя заносит человек
    Насилья длань: за то скорбит стократно
    В другом отделе каждый, кто пресек

43    Сам дни свои, кто, промотав развратно
    Именье, горем отягчил главу
    И плакал там, где мог бы жить приятно.

46    Наносится насилье Божеству,
    Когда проклятья сердце изрыгает
    И благости Его и естеству.

49    За то отдел последний отмечает
    Клеймом своим Каорсу и Содом
    И тех, чье сердце Бога отрицает.

52    Обман, грызущий совесть всем, на том
    Свершиться может, кто с доверьем внемлет,
    Иль кто доверья чужд в уме своем.

55    В грехе последнем, кажется мне, дремлет
    Лишь долг любви, природы нежный дар:
    За то второй великий круг объемлет

58    Гнездо льстецов, жрецов волшебных чар,
    Соблазн, подлог, татьбу-1 и святотатство
    И всякий грех, достойный горших кар.

61    Но первый грех забыл любовь, богатство
    Природное, и то, что слито с ней,
    Чем зиждутся доверие и братство.

64    А потому в кругу меньшом, где всей
    Вселенной центр, где Дис царит ужасный,
    Всяк изменивший стынет в бездне сей».

67    И я: «Мой вождь, твое ученье ясно
    И верное дает понятье мне.
    О бездне сей и о толпе злосчастной.

70    Но объясни: погрязший род в волне,
    Носимый ветром и разимый градом
    И та толпа, что спорит век в войне, —

73    Зачем не Здесь, за раскаленным градом,
    Казнятся, если подлежат суду,
    А если нет, за что пожраты адом?»

76    А он в ответ: «Зачем в таком бреду,
    Как не случалось прежде, ум твой бродит?
    Иль новое имеет он в виду?
79    Не помнишь ли то место, где выводит
    Твой Аристотель в Ифике-1 из всех
    Три склонности, на них же казнь нисходит:

82    Невоздержанье, злость, безумный грех
    Животности? и как невоздержанье
    Наказано от Бога легче тех?

85    И так, коль обнял ты вполне то знанье
    И приведешь на память проклятых,
    Приемлющих вне града наказанье,

88    То сам поймешь, зачем от этих злых
    Отлучены и с меньшим гневом мщенья
    Млат Правды Божьей сокрушает их».

91    «О солнце, врач смущенного воззренья!
    Так ясно ты решаешь, что уму
    Равно полезны: знанье и сомненья.

94    Но уклонись назад, – я рек ему, —
    И объясни: чем Бога оскорбляет
    Дающий в рост? рассей мне эту тьму».

97    «Кто философию постиг, тот знает,
    Что стройный чин, – сказал он, – естества
    Течение свое воспринимает

100    Из разума, искусства Божества,
    И если в физику вникал, то, много
    Не рывшись в ней, найдешь сии слова:

103    Искусство ваше подражает строго
    Природе так, как дядьке ученик:
    И так искусство как бы внук есть Бога.
106    Из этих двух, коль мыслями ты вник
    В начало книги Бытия, и должно
    Жизнь почерпать и размножать язык.

109    Но ростовщик, идя стезею ложной,
    Расторг в души корыстной, полной зла,
    Союз искусств с природой непреложной.

112    Но следуй мне: идем! уж ночь прошла:
    Трепещут Рыбы на эфире звездном
    И Колесница уж на Кавр легла,

115    А спуск еще далек, где сходит к безднам.»

Песнь XII

Содержание.Путники приходят к каменной ограде седьмого круга, к первому его отделу (Ада ХІ, 37–39), в котором наказуется насилие против ближних. При виде поэтов, Минотавр, распростертый на границе этого круга, в бешенстве кусает самого себя; но Виргилий укрощает его ярость напоминовением о Тезее, его умертвившем, а пока чудовище крутится от бессильного бешенства, поэты сходят по громадным камням обрыва, обрушившегося в минуту крестной смерти Спасителя. На дне круга дугою изгибается глубокий ров, наполненный кипящею кровью; в нее погружены насилователи ближних. Кентавры, вооруженные стрелами, рыскают по берегам рва и стреляют в тех, которые выйдут из потока крови более, нежели им следует. Трое из них, Несс, Хирон и Фол, бросаются на пришельцев; но Виргилий укрощает и их ярость и, обратившись к Хирону, просит дать им проводника, который бы перенес Данта на хребте своем вброд через поток крови. Хирон избирает Несса, в сопровождении которого поэты идут далее и видят тиранов, погруженных в кровь по самые очи. Из числа их Несс указывает им на Александра, Дионисия, Аццолина и Обидзо Эсте, а в отдалении от них на одинокую тень Гвидо Монфорте. Кровавый поток к одному концу долины все более и более мелеет, так, что наконец едва покрывает ноги грешникам; напротив, к другому концу волны его становятся все глубже и глубже, и здесь-то на дне под волнами плачут вечными слезами: Аттила, Пирр и Секст, и разбойники Реньеры.

1    Скалист был край, где мы взбирались в горы,
    И тем, что в недрах он притом вмещал,
    Так страшен был, что всем смутил бы взоры.

4    С той стороны от Трента есть обвал,
    Обрушенный в Адиж землетрясеньем,
    Иль осыпью волной подмытых скал:

7    С горы, откуда свергнут он паденьем,
    В долину так обрывист косогор,
    Что сверху вниз нет схода по каменьям.

10    Так крут был спуск в ущелье этих гор,
    И здесь, заняв обрушенные скаты,
    Улегся Крита ужас и позор,

13    Подложною телицею зачатый.
    Увидев нас, он грыз себя, как зверь,
    В котором чувства бешенством объяты.

16    Но мой мудрец вскричал ему: «Поверь,
    Не царь Афинский здесь перед тобою,
    Который в ад тебе разверзнул дверь.

19    Прочь, лютый зверь! прочь! не твоей сестрою,
    Был низведен мой спутник в омут сей,
    Но вашу казнь узреть идет со мною».

Увидев нас, он грыз себя, как зверь…

22    Как дикий бык, сорвавшийся с цепей,
    Когда смертельным поражен ударом,
    Без сил, крутится в ярости своей:

25    Так Минотавр крутился в гневе яром.
    Но вождь всезнающий вскричал: «Беги!
    Теперь сойдем, минут не тратя даром».

28    По грудам скал я ускори́л шаги,
    И не один там камень вниз скатился
    Из-под моей трепещущей ноги.

31    Я думен шел, а вождь: «Ты изумился
    Громаде скал, где страж их, адский гад,
    С бесовской злобой предо мной смирился.

34    Так ведай же: когда в глубокий ад
    Я нисходил, в то время скал громада
    Не представляла мне в пути преград.

37    Но прежде чем, скорбящих душ отрада,
    Явился Тот, который, в Лимб нисшел,
    Отъял великую корысть у ада, —

40    Так потряслась пучина лютых бед,
    Что мир – я думал – вновь поколебала
    Любовь, чья мощь, как полагал поэт,

43    Не раз в хаос вселенную ввергала,
    И в то мгновенье древний сей утес
    Распался, здесь и ниже, в два обвала.

46    Но взор вперя в долину горьких слез:
    Клокочет кровь рекой там быстротечной,
    Где всяк кипит, кто ближним вред нанес!»

49    О страсть слепая! гнев бесчеловечный!
    Ты в краткой жизни нас палишь в огне,
    А здесь в крови купаешь в жизни вечной!

52    Ров, полный крови, я узрел на дне:
    В равнине он дугою изгибался,
    Как говорил о том учитель мне.

55    И между рвом и крутью гор скитался
    Со стрелами Кентавров буйный род,
    Как на земле он ловлей забавлялся.

58    Завидев нас, спускавшихся с высот,
    Все стали в ряд; а трое, выбрав пуки
    Острейших стрел, к нам бросились вперед.

61    «Какой вас грех привел сюда для муки, —
    Так издали один воскликнул: – с гор?
    Ответствуйте: не то – мы спустим луки».