…я проспала. Сама от себя не ожидала, тем более перед таким ответственным делом. Милу определили на выписку утром.

Я подскочила, схватила мобильник, охнула и понеслась собираться. Выскочила из дома пулей, на голодный желудок, но при этом не забыв поставить квартиру на сигнализацию и врубить кое-какие свои штучки для дополнительной безопасности. Опыт не пропьешь, да. Как и память о последствиях для пренебрегших осторожностью товарищей по команде. В Тарасове у меня не только друзей хватает. В нашем, телохранительском деле без недоброжелателей, увы, не обходится.

«Фольксваген», верный мой многолетний железный коняга, не так давно прошел техосмотр, а вчера был предусмотрительно заправлен под завязку. Так что я стартовала без задержек и удачно попала во временный просвет в дорожном трафике: утренний поток транспорта схлынул, до обеденного пока далеко.

Тетушку я застала уже собравшейся, одетой, но неожиданно хмурой. Что меня насторожило. Мила очень ждала выписки, что не так?

– Что-то ты не в настроении. Случилось что? – Я закинула ее сумку – нелегонький матерчатый баул – на одно плечо; подождала, пока Мила опробует и приноровится к заказанной специально для нее прочной телескопической трости.

Нет, замена коленной чашечки прошла отлично, но сразу давать на это колено полноценную нагрузку врач опять-таки не рекомендовал. Трость смягчала.

Однако мою тетю едва ли настолько могла угнетать необходимость какое-то время ходить с палочкой. Нет, тут явно что-то другое.

– Мил, ну правда, что случилось-то? – Я аккуратно положила баул на заднее сиденье автомобиля.

Мне разрешили в порядке исключения припарковаться совсем близко к главному входу, пока свободно. И мешкать, злоупотребляя разрешением, я не собиралась. Но вот Мила немного медлила.

Потом кивнула в сторону дома престарелых – от главного входа тоже неплохо было видно и выход в сад, и скамейки.

– Да видела сегодня опять… этого. Нет, все-таки пожалуюсь! Начальство должно что-то предпринимать, как же они там вообще к подопечным относятся! К пожилым людям! Так же нельзя, Женя!

Благодаря своим и, не буду скромничать, моим связям, пресловутое тетушкино «пожалуюсь» давало свои плоды. Чаще, чем это получается в наше время у простых граждан. Впрочем, судя по рассказам Милы, в советское время дела обстояли примерно так же.

– Нельзя, – просто согласилась я, стараясь не бурчать пустым животом слишком громко.

«Пожалуй, если Мила не будет возражать, отвезу ее куда-нибудь позавтр…»

– Я все видела! – Мила, едва собравшись сесть в «Фольксваген», вцепилась одной рукой в дверцу. Второй же угрожающе вскинула вверх крепко сжатую трость. – Вы! Да, вы! Я к вам обращаюсь!

Да тут и Чак Норрис дрогнет, без шуток. Командный учительский тон моей тети – он такой.

«Вы» был тем самым «спустя-рукава-санитаром». И сейчас Мила застала его с поличным: парень, грубо ухватив под локоть Руслана Осиповича, не то «помогал» ему подняться, не то пихнул на лавку. Трость моего знакомца валялась у ног санитара. Выражения лиц – растерянное и беспомощное у Руслана Осиповича, хмурое и недовольное у его безымянного пока мучителя.

Мила опустила трость, громко захлопнула дверцу «Фольксвагена» и неожиданно шустро двинулась прямо к ограде, позабыв о замененном колене. Не стала тратить время, чтобы зайти на территорию «престареловцев», и начала поносить парня на чем свет стоит.

Я моментально поняла, что сейчас оттаскивать Милу бесполезно. Напротив, куда эффективнее посодействовать ей в ее благородном порыве. Так что я – нет, не угадали, не перепрыгнула ограду и не начала лупить санитара. Просто достала телефон и начала приближаться к Миле, параллельно снимая происходящее на камеру.

«С вами Евгения Охотникова, мы ведем репортаж с места событий, прямой эфир. Обратите внимание…»

– Я все видела. – Мила прищурилась сквозь очки и продолжила: – Дмитрий! Я каждый день наблюдала за вами, и я скажу вашему начальству – кого они еще на работу-то взяли! Шпана! Уголовник! Садист! Нельзя так с пожилыми людьми, ты посмотри, он же едва ходит, он ин-ва-лид!

Выявленный Дмитрий от неожиданности так и замер, стискивая руку на локте Руслана Осиповича. Санитар странно непонимающе глянул на своего подопечного, будто безмолвно вопрошал, что делать. Или попросту не догонял – а что такого он сделал, отчего так раскричалась эта незнакомая пожилая тетка.

Да, парень, похоже, не семи пядей во лбу. Хоть бы пальцы уже расцепил с локтя: и сам сгорбился, и Руслан Осипович так неудобно сидит, не может переменить позу. И до сих пор так смотрит, будто заплакать готов, и тоже не понимает, что происходит и за что с ним так. Хоть «Оскара» давай. По моему впечатлению, Руслан Осипович мог бы постоять за себя. Заставить с собой считаться. Было у него что-то эдакое в осанке, во взгляде – даже сейчас, когда он сжимался и морщился от криков Милы. Не военное, но властное, как у человека, привычного быть авторитетом.

Я, не опуская руки с телефоном, тем не менее, поглядывала на стоянку, где мне разрешили на минуту пристроить мой транспорт. Время-то шло; а ну как сейчас место понадобится, а тут мы – скандал разводим. Вон, уже и персонал из главного входа подтянулся, кто-то с сигаретами. Нет, ребят, вот прямо сейчас спокойного перекура не ждите…

– Вы че тут ваще? – наконец отреагировал санитар, нервно оглянувшись на перешептывающихся медсестер. Вполне вероятно, у него могли быть и знакомые коллеги в больнице. А тут такое!

Затем он заметил телефон в моей руке. В одну минуту произошли две вещи: Дмитрий выпустил руку Руслана Осиповича, как-то брезгливо отпихивая его поглубже на скамейку. А в начале улицы, на которой располагались больница и дом престарелых, раздался сигнал машины «Скорой помощи».

Я сохранила видео на телефоне и потянула Милу к машине:

– Пойдем скорее, нам надо отъезжать. Видишь, «Скорая» едет!

Мила, к ее чести, упираться не стала; но от машины еще крикнула, чуть хрипло, но все равно громко и грозно:

– У нас все заснято! Я выложу в соцсетях!

Вранье, тетя Мила не любит пользоваться интернетом и не интересуется соцсетями. Но вышло убедительно, аж я поверила.

Я, к счастью, успела освободить стоянку, и казенный больничный транспорт без помех въехал во двор. Я еще кинула прощальный взгляд на двух мужчин в саду. Лиц не увидела: Руслан Осипович нагнулся за тростью, а Дмитрий стремительно удалялся прочь, в дом.

– Я думаю, Мила, ты его испугала, – поделилась я, когда тетя перестала сердито пыхтеть. – Сама-то как? Смотри, как бы давление не того.

– Я в порядке! – решительно отрезала Мила.

Откровенно говоря, тетя меня удивила – раньше я не замечала в ней такую вот амазонку. Не иначе как жажда справедливости обуяла. Взяла, так сказать, обеими руками за горло – так что филейная часть вспыхнула праведным пламенем. Так, уже от Варданяна-младшего нахваталась. Между нами, девочками: питает он слабость к метафорам. Такое порой завернет, хоть записывай.

– Хорошо, как насчет покушать? – кротко осведомилась я. – Лично я помираю, жрать хочу. Ой, прости, кушать…

– А дома что же, и не приготовлено ничего? – подозрительно сощурилась еще не остывшая после выволочки Мила.

Ну, упс! Штирлиц, это провал.

– Мил, извини, некогда было, – виновато сообщила я, не испытывая при этом ни малейшего раскаяния. – Продукты дома есть, но готовить еще… давай-ка зарулим тут в одно местечко хорошее, ты не против?…

В «Блинчиковой» мы задержались ненадолго; только подкрепились и поехали домой. Тетя ужасно соскучилась по родной обстановке. Я ее вполне понимала: кто угодно взвоет от больничного житья, будь хоть в этой больнице самые распрекрасные условия. Дом – он дом и есть.

– …Женя! Женя, ты представляешь, вот ведь растяпа! – донеслось из Милиной комнаты. – Проглядела ведь!

– Что проглядела, Мил? – Я всунула нос в ее комнату, где тетя занималась разбором своих вещей.

– Да вот – очки!

– Очки на тебе.

– Нет, вторые, которые посильнее. У меня же две пары, по разным футлярам, а тут смотрю – вторых очков нет.

– А ты все проверила?…

– Говорю же – нет! То есть, да, посмотрела, а очков-то и нет. – Мила грузно опустилась на кровать.

Вид у нее (у тети, не у кровати) был такой, словно эта фигня расстроила ее куда сильнее нелицеприятных сцен в саду дома престарелых.

– Такие прямоугольные, в желтеньком футляре… Не иначе как в тумбочке оставила.

Я уже поняла, куда ветер дует.

– Съездить проверить? – поинтересовалась я. – Или ну их к черту, новые купим?

– Эти же новые совсем. – Мила вздохнула, поджала нижнюю губу.

Этот жест вышел у нее совсем уж старушечьим, таким безнадежно пенсионерским. А поднятый на меня взгляд был непривычно печален.

– Мил, ну о чем разговор, сегодня же съезжу. У меня там знакомые, в больнице-то, не пропадут никуда твои окуляры. Они ж сей секунд тебе не понадобятся? Нет? Так давай спокойно распакуемся, и я съезжу. Не нервничай, а то опять несварение случится.

Тем не менее это происшествие не отпускало Милу еще минут десять: закидывая вещи в стиралку, я из ванной слышала ее приглушенные причитания в комнате. Толком ничего не разобрала, кроме похожего на афоризм: «Вот и старость подкралась…»

Н-да.

Я врубила режим деликатной стирки на машинке и задумалась: чем бы поднять Миле настроение?

Непростой вопрос. Живем мы с ней бок о бок давно, а каких-то нюансов характера – спросите прямо сейчас – нет, не назову.

Стыдоба? Есть маленько.

Из-за этих же уколов совести я выехала за тетушкиными очками буквально через сорок минут после нашего возвращения. И, крутя баранку, по пути до больницы все прикидывала, чем бы Милу отвлечь да развеселить.

Так уж сложилось, что, хоть я и живу у Милы, родной сестры моего отца, мы не так уж часто контактируем. В родственном смысле. То есть наши родственные отношения не назовешь особо тесными. До ворошиловского института, или Ворошиловки, мы крайне редко, выражаясь сленгом, пересекались. Сами прикиньте: Владивосток и Тарасов, это вам не через дорогу в магазин сбегать. Потом Ворошиловка и служба в спецотряде «Сигма»: ну, тут понятно. Сначала Москва, потом – мотаешься куда сошлют. Вершить добро и справедливость, угадали.

А потом – Тарасов, но при этом моя работа. Разъездная-разбежная, бессонная, нервотрепная. До того собачья временами, что хоть волком вой. Где уж тут в пылу выполнения телохранительского долга примечать, в каком моральном состоянии находится моя тетушка. Тут за телесным бы уследить.

Таким образом, мы с Милой друг для друга были скорее этакими удобными в быту соседками. Словно подружки, снимающие в складчину квартиру и не мешающие друг другу жить. Судите сами, печально ли это или просто жизненно. Лично меня отсутствие какой-либо особенной родственной близости не трогало. Черт его знает, что по этому поводу считает Мила. Никогда не интересовалась. Может, зря.

…за такими философскими размышлизмами неблизкий путь до больницы показался короче некуда.

В больнице свезло: дежурила знакомый администратор Леля. Немногословная особа, она только отрицательно покачала головой на мой первый вопрос: «Занята ли уже восьмая палата на третьем этаже?» И коротко утвердительно кивнула на второй вопрос: «Можно я на минутку заскочу, тетя кое-что забыла?»

Желтый футляр нашелся там, где Мила и говорила – в тумбочке, и очки на месте. Пихнув футляр в карман куртки, я на секунду задержалась: закрыть окно. Может, кто из персонала открыл проветрить, да и забыл; а между тем небо уже заволокло темнющими грозовыми тучами. Так что закрою, а то еще набрызгает на пол, при таком-то небесном недержании.