Не дожидаясь, пока кто-то из нас бросит вслух какую-нибудь гадость, Алекс разворачивается, подхватывает со скамейки рюкзак и уходит. Всего на мгновение задержавшись возле Вик, пробежавшей мимо, он как последний придурок замирает напротив Лены Холт. И даже не видя его лица, я могу поклясться, что он глупо улыбается.

Но наконец берет ее за руку и уводит, так и не оглянувшись, а я слышу звонкий голос:

– Привет, Николас! Это я! Эй, Ник, ты чего застыл, как ледышка! Да отомри же! Это же Алекс, он хороший! – Вик смеется, думая, что это весело – вертеться возле старших парней, даже если один из них твой брат, а другой – сосед. – И не надо так смотреть, а то я подумаю, что ты ревнуешь! А такого просто не может быть! Правда, Картер? Ты ведь не ревнуешь меня к Нику?

– Что? – мы одновременно с Холтом поворачиваем голову к моей сестре, и она тут же моргает, как тупая кукла.

– Ну, теоретически! – находит способ выкрутиться, строя глазки моему другу. – Мы с тобой соседи, Ник, и ты всегда к нам приходишь. А там я! И, ну-у, мы тоже могли бы куда-нибудь сходить. Вместе! В кафе к Бобби, например, как Лена и Ал!

Только в четырнадцать лет можно нести подобную чушь в лицо озабоченному подростку, который только и мечтает, чтобы с кем-нибудь перепихнуться. И точно не с такой глупой соплячкой, решившей вдруг, что присутствие старшего брата – это повод развязать язык.

– А вы сейчас домой? – острый нос Вик приподнимается. – Можно с вами?!

Мы и так почти всегда возвращаемся домой вместе, правда, с поправкой – в одном автобусе и с дистанцией в пять метров. Что взбрело в голову сестре сегодня навязаться в компанию, я спрашивать не собираюсь. Вместо этого, сомкнув челюсти, бросаю сердито, вставая между ней и Николасом.

– Вон отсюда, Вик! Стой у остановки и жди автобус!

– Но, Картер…

– Я кому сказал! Нельзя!

– Ты не имеешь права меня прогонять… – начинает она уже не так бойко, но я не Алекс, спорить со мной не выйдет, и голос сестры вздрагивает.

– Вон, я сказал!

– Дурак! – однако Вик уходит, уже не виляя задницей, и пока этого достаточно.

– Холт, только попробуй с этой дурой что-то закрутить… – холодно предупреждаю я Ника, но тот и сам со смешком фыркает:

– Да нужна она мне!

А Лукас, завалившись на скамейку, ржет:

– Твою мать! Как же хорошо, что у меня два брата и ни одной сестры! Не завидую я вам, парни! А что же будет через пару лет, когда они вырастут? Каждому все равно член на узел не завяжешь!

Глава 4

Я не задумываюсь о том, что будет дальше. У меня и своих дел по горло. Но насчет Виктории уже сейчас не обольщаюсь – с мозгами моей сестре не повезло, в отличие от внешности. Потомки ирландцев, индейцев и голландцев – адский коктейль! – мы с братом родились темноволосые, со смуглой кожей и синими глазами, а вот Вик унаследовала жгуче-темные глаза отца и переменчивый характер матери. Так что ей вполне по силам подцепить какого-нибудь идиота даже в четырнадцать, не озаботившись тем, во что это ей выльется.

Однако моей сестре повезло в другом – я знал, как отбить у нее охоту за нами таскаться, пока она не повзрослеет. Мне было плевать на всех остальных, но отнюдь не все равно, что происходит в моей семье и с моими близкими.

Закончить разговор с Алексом получается поздно вечером, когда я возвращаюсь с улицы и вхожу в нашу с братом спальню, включив у двери ночник и сбросив куртку на кресло. Наш дом достаточно просторный, в нем хватает спален, чтобы все трое детей Райтов могли расположиться в отдельных комнатах, но мы с братом всё еще продолжаем жить в одной, в которую нас когда-то принесли младенцами. Такое чувство, что это физическая необходимость – знать, что Алекс рядом. Смотреть на него, узнавая свои черты, и каждый раз убеждаться, что с ним все в порядке.

Постель брата разобрана, но я знаю, что он не спит. Ал в одних боксерах сидит на подоконнике, поставив на него одну ногу, опершись острыми лопатками об откос окна, и смотрит на меня.

Я прохожу мимо и начинаю раздеваться.

– Мотоциклист, который тебя привез – это ведь был Кристиан Палмер? – негромко спрашивает он. – Старший брат Лукаса?

Черт! Я предупреждал Криса, чтобы он вел себя тише, высаживая меня за двадцать метров от дома, но этот придурок любит выделываться, и наверняка до брата донесся звук рычащего двигателя «Сrambler», когда Крис сорвался с места и уехал.

– Да. И что?

– Я слышал, у него были проблемы с законом. Сколько ему? Девятнадцать?

– Слушай, Ал, какая разница? Я ему не мамочка, чтобы воспитывать.

Я снимаю кроссовки и расстегиваю ремень на джинсах. Сдергиваю их с себя, отвернувшись к шкафу. Я чертовски устал и не хочу выслушивать Алекса, мне хватило и нотации от родителей.

– От тебя несет сигаретами.

– Отвали! Ты тоже мне не мать!

Но от брата не так-то легко отделаться, и он спускает ноги, выпрямляясь на подоконнике.

– Картер, время – час ночи! Вы запросто могли нарваться на полицейских, и у отца были бы из-за тебя проблемы! Ты несовершеннолетний, и в это время должен находиться дома!

– Брось! – я вскидываю голову и оглядываюсь на Алекса. – Я не дурак, чтобы на таком попасться. У родителей никогда не будет из-за меня проблем, говорил ведь!

Мы ссоримся из-за моего позднего возвращения не первый раз, и Алекс недоверчиво фыркает:

– Я бы на месте отца не был в этом так уверен, зная, что тебе никто не указ.

Здесь он прав, и я невесело усмехаюсь, внезапно подумав о том, что моим родителям следовало вместо двоих зачать одного сына – получился бы отличный результат! А так ничего не поделаешь, придется их огорчать, чтобы отвоевать себе личную территорию и право самому распоряжаться своей жизнью. В конце концов, так и будет.

Я сдергиваю с себя футболку и признаюсь:

– Я наказан, Алекс. И теперь целую неделю только учусь, тренируюсь у Херли и сижу дома по вечерам. Так что спи давай – хватит проповедей! Я и без тебя устал, как черт! Не переживай, сегодня наш старик превзошел сам себя!

Услышав это, Алекс спрыгивает с подоконника и подходит ближе.

– Повернись, Картер, – неожиданно просит, и я напрягаю спину. Отвечаю резко:

– Отвали, сказал!

– А я сказал, повернись!

Я его жилистее и крепче, но он упрямее, и уже через секунду Алекс видит то, что мне хотелось от него скрыть – свежие кровоподтеки на ребрах и ключице. И смазанный след от кольца Рея Уолберга на подбородке, снявший кожу.

– Что… Что случилось?! Картер! – выдыхает Алекс и бледнеет так, словно он в один миг лишился возможности дышать. – Тебя избили?!

– Меня? – я не могу удержаться и смеюсь. Сначала тихо, а затем громче. Этот смех нервный и грубый, и почти сразу же обрывается. Отпихнув брата плечом, я сгребаю грязные вещи в охапку и шагаю к стене, где бросаю их в корзину. – Ложись спать, Ал, – прошу Алекса, доставая из шкафа полотенце, чтобы уйти в душ, – со мной все хорошо. Сегодня после тренировки подрался с Саймоном Адамсом, вот и все! Бывает.

Если бы он мне поверил, все было бы проще. Но он не верит.

– Не ври! В школе на твоем лице ничего не было, я бы заметил!

Я не хочу ему врать, я просто хочу, чтобы он не совал нос в те самые темные углы, о которых я предупреждал. Неужели не ясно?

– Не твое дело!

Алекс не умеет обижаться, мы с ним почти что одно целое, именно поэтому его горькое, но искреннее признание цепляет душу:

– Как бы я хотел знать, Картер, какую жизнь ты ведешь вечерами. И ради чего. Неужели вот эти следы на твоем теле и есть та самая свобода, о которой ты говорил? Вырванная кулаками?!

Я не выдерживаю и ударяю ладонью по стене, только в последний миг сдержавшись, чтобы не сжать пальцы.

Ну, почему мне так сложно с ним говорить? Именно ему все объяснить – почему?.. Каждая клетка моего тела противится тому, чтобы хоть перед кем-то держать ответ.

– Ради всего святого, Алекс! Я не собираюсь спорить и отвечать. Я не собираюсь – мать его! – ничего обсуждать! Я просто другой и устал это повторять! Мне это необходимо, ясно?! Так же остро, как тебе писать! Смирись уже, или я сам свалю отсюда нахрен!

Все, на сегодня я выдохся, и уже собираюсь пройти мимо брата в ванную комнату и как следует шарахнуть дверью, когда этот идиот делает то, что мы никогда не станем демонстрировать на людях.

Он преграждает мне путь и что есть силы обнимает за плечи, прижимая к себе. Выдыхает почти так же яростно, как я:

– Картер, как ты не поймешь? Я не хочу тебя однажды потерять!

Его тепло неожиданно обездвиживает, и я застываю, ощущая прохладную щеку брата на своей, которая все еще горит после драки с Уолбергом.

– Придурок… – шепчу, утратив голос. – Ал… отпусти, – прошу, но сам ничего не делаю, чтобы его оттолкнуть.

– Нет!

– Какой же ты дурак…

– Пообещай, Картер, что будешь дома! Всего неделю! Дай отцу почувствовать, что он важен для тебя! Пожалуйста!

Ответить получается не сразу, зато честно:

– А для кого, Ал, я играю в этот чертов лакросс? Или думаешь, мне больше заняться нечем? Только ему не говори, старик у нас гордый.

– Не скажу!

Когда мы уже лежим в своих постелях, ночник погашен, а вечерний бриз с океана, залетая в открытую фрамугу окна, колышет жалюзи, Алекс внезапно мне признается:

– Знаешь, Картер, а ведь ты был прав сегодня.

– Когда это?

– На школьной парковке, когда сказал, что я размазня, потому что никак не решусь поцеловать Лену.

– Я не так сказал, не сочиняй.

– Но подумал. Не важно! Ты был прав. Я уже давно хотел это сделать, но не мог решиться.

– И?

– Думаю, что я люблю ее.

Ого! Неслабое признание. Оно сваливается на меня, как куль с мукой, и я присвистываю. Смотрю на брата, закидывая руки за голову:

– Охренеть! Да ты спятил, чувак!

Алекс в ответ молчит, и я даю ему шанс.

– А может, тебе только кажется?

– Нет, – он уверенно отвечает. – Давно уже. Я чувствую.

Мне смешно. Время сопливых Ромео кануло в лету еще с того момента, как Хью Хефнер распродал первый тираж «Плейбоя», обоих Кеннеди уличили в измене, а человечество догадалось снимать порно. Какая к чертям любовь?!

– Знаешь, – отвечаю брату, – когда в седьмом классе Бриджит Доу дала мне подержаться за ее грудь, я такое почувствовал… Пока два раза не спустил в туалете, не мог успокоиться!

Алекс со смехом стонет. Привстав на локте, с силой запускает в меня подушкой.

– О, Господи, Картер, заткнись! – просит. – Ну, почему ты хоть иногда не можешь быть серьезным!

Я могу, и еще как, но только не тогда, когда родной брат несет подобную чушь!

– Потому что от твоих признаний, Ал, меня сейчас стошнит! Ты еще не был ни с одной девчонкой, да что ты можешь знать о любви? Это же так очевидно!

– А ты?

Алекс возвращает мне вопрос, а я ему – подушку. Приваливаюсь голой спиной к стене и предупреждаю, наставив палец:

– Вот даже не начинай забивать мне баки подобной хренью! И не подумаю отвечать!

Но Алекс не был бы сам собой, если бы тоже не сел в постели и не добавил упрямо:

– Но это правда! Это по-настоящему, понимаешь? Лена добрая, умная и очень красивая девушка! – Он на секунду пытается спрятать слова за смущенной заминкой, но желание сказать побеждает: – И она тоже меня любит.

Этот день просто достал отстойными сюрпризами, и я с сомнением фыркаю:

– Девчонка, как девчонка. Две руки, две ноги… задница! Хм, по идее, уже должна быть, правда, я не заметил.

– Картер, если ты не заткнешься, я обижусь! – сердито обещает Алекс, и я сдаюсь:

– Ладно, успокойся!

Я встаю с кровати, подхожу к окну и убираю жалюзи. Усевшись на подоконник так же, как еще недавно брат, достаю из тайника под ним пачку сигарет, зажигалку и закуриваю. Затягиваюсь, выпуская дым в открытую створку.