Тотчас накатал «по собственному желанию», отдал заявление секретарю и, не дожидаясь окончания рабочего дня, выбежал на улицу. До вечера бессмысленно болтался по городу. А придя домой, едва не рухнул в обморок.

Из кухни ко мне навстречу, пританцовывая и широко раскинув руки, кренделил сияющий Марик:

– Я вернулся в мой город, знакомый до слез…

Осознал, что это происходит взаправду, благодаря Илоне. Она сдернула с меня плащ и подтолкнула к ванной:

– Мой руки и к столу, без тебя даже не притронулись.

Дойдя до ванной, я крутанулся и опять возвратился в коридор:

– Марик, ты надолго?

Приняв эффектную, балетную позу, Марик произнес уморительно писклявым голосом:

– Экий же ты непонятливый, Демьян! Все зависит от тебя и только от тебя. Мне нужен верный и опытный подельник.

Илона расшифровала:

– У Марика в России большие и долгосрочные планы, он рассчитывает на твое участие…

А потом были вечер и ночь, пролетевшие стремительно и незаметно. Мы с Илоной выпили бутылку сухого вина, а Марик обходился соком и чаем, поскольку опять пребывал «на консервации», но был весел и разговорчив. Он ушел только под утро, а я, повалявшись в кровати полтора часа, поплелся на работу.

Хованская, спрятавшаяся за углом здания администрации, курила, нервно оглядываясь по сторонам. Увидев меня, она сгорбилась, размашисто помахала рукой, приглашая следовать за ней, и быстро стала удаляться в сторону густых кустов шиповника, образующих надежное укрытие. Там мы и поговорили.

– Петренко слинял, – вполголоса сказала она, – ты намылился, а что делать мне?

– Оставаться в засаде и ждать просветления.

– Ты думаешь, оно наступит?

– Рано или поздно КПП непременно выпрут. Он же патологический придурок…

Хованская меня перебила:

– А, по-моему, наша перчиниада будет продолжаться вечно.

– Уверяю тебя, максимум год…

Господи, разве я или кто-то другой мог тогда предположить, что он будет мучить людей почти семь лет. И это при том, что районное начальство ему постоянно намекало: смените сферу деятельности; Носороги открыто угрожали: от тебя мокрого места не останется; подчиненные писали слезные анонимки: пожалуйста, уходите, с вами невозможно работать. А с КПП – словно с гуся вода…

Хованская рассказывала: как-то раз он уехал на совещание глав администраций муниципальных образований. В середине дня позвонил: до завтра меня не ждите. По этому случаю народ возрадовался и устроил импровизированный банкет с изрядным количеством спиртного. И вот под вечер, когда застолье достигло апогея, является КПП. В зале заседаний, где проходила пьянка, возникла мертвая тишина. И вдруг одна особа, между прочим, пришедшая из Дома детско-юношеского творчества на мою прежнюю должность, поднялась, подошла к КПП и, схватив его за полы пиджака, упала на колени:

– Кирилл Петрович, миленький! Видите, до чего вы нас довели? В рабочее время квасим без зазрения совести!..

КПП вскинул руку и маршальским взглядом посмотрел на часы:

– Восемнадцать тридцать девять, рабочий день окончен, так что все мои претензии сводятся только к месту организации товарищеского ужина. Но ничего, шероховатости исправимы. Мы ведь, дорогие друзья, пока еще только притираемся друг к другу, – авторитетно рассуждал он на четвертый год работы в МО.

Слава богу, я этого не видел, поскольку давным-давно работал в продюсерском центре, открытым Мариком вскоре после возвращения в Россию.

Марик осуществлял общее руководство и раскручивал концертную деятельность в качестве менеджера. Сам иногда конферировал в сборных концертах, посвященных важным датам праздничного календаря. Я же занимался проведением молодежных фестивалей социальной направленности в Петербурге, Ленинградской области и других регионах страны.

И все у нас получалось очень даже неплохо, пока мы не пересекались, то есть каждый занимался своим делом. Когда же вынуждены были работать тандемом – к счастью, это случалось редко – тут начинались заморочки. Часами дискутировали на повышенных тонах. Но ничего, как-то находили точки примирения, и снова спорили, что называется, до хрипоты.

Однажды после очередного, затянувшегося диспута Марик завопил:

– Демьян, если бы ты не был моим лучшим другом, я бы считал тебя заклятым врагом!

– Как прикажешь понимать?

– Как хочешь! Но помни, если не перестанешь меня одергивать, я заставлю тебя учить мазурку.

– Мазурку? Да я лучше всех на курсе танцевал мазурку.

– Где? В кульке?

– В большом кульке.

Марик подскочил к пианино и начал играть что-то, напоминающее мазурку из «Лебединого озера»:

– Ну же, давай!..

И я, выпятив грудь, поскакал по кругу в помещении бывшей кулинарии, приспособленной нами под офис и репетиционное помещение.

А Марик, придирчиво поглядывая на меня, орал как резанный:

– Осанка!.. Плечи!.. Подбородок!..

– К черту!.. – остановился я, задыхаясь. – Теперь ты!..

– Я?.. – он перестал музицировать и отошел от пианино. – Нет уж, давай вместе. Я считаю!..

И вдруг начал лихо кренделить вприсядку. От смеха я в буквальном смысле повалился на пол, а Марик кружил возле меня с наисерьезнейшим выражением лица.

Напоминаю, в тот момент на обоим было уже за пятьдесят…

Впрочем, это уже другая история – другие Демьяновы сюжеты.