Роду он был не знатного.Прадед его из посадских людей пришёл на Москву при государе Иване Великом.По семейным сказаниям выходило не то из Литвы,не то из Новгорода,где был лихим человеком-ушкуйником.В одном их походов взяли они хабар велик,да при дележе повздорили,вот прадед Иванов и хватил своего противник топором по голове.Как бы там не было,но в Москву он пришел с тугой мошной.Прикупил земли,поставил дом,и занялся торговлей.Торговал всем,что покупали.И дело своё вёл с великой прибылью.А потому и одну из дочерей своих,Иулианию,выдал за муж за пушечных дел мастера,что в государевой пушкарской избе,лил разные огненного боя приборы для царской нужды.Сам мастер преставился рано,оставил вдову с детьми,но Иулиания,вся в отца,хозяйство вела твёрдо,детей не баловала.Старшенький её,Захар,хотя и не было особой нужды,рано пошёл подмастерьем на пушкарский двор.Мастера,в память об отце,приняли отрока.Спуску на года его не давали,но и учили на совесть. В те времена зачастили на Москву разные пришлые,в основном фрязины,мастера каменщики,строители,да литейщики. Царь Иван Васильевич тогда только- только в возраст вошёл, чтобы самому царством править. И по примеру деда своего, и отца, приезжих мастеров жаловал. Были они в милости у государя.Русские же мастера их недолюбливали,хотя и признавали,что знания и сноровку в своём деле иноземцы имеют отменную.Захарка же крутился и среди своих,и среди иноземцев.Присматривался,вникал,а попутно ещё и грамоту осваивал.И так как в юные года всё даётся легко, то прислушиваясь по немного стал понимать и пришлых.Этим сильно помогал русским мастерам,объясняя что среди их конкурентов есть италийцы,среди которых те что с Севера,из Милана,недолюбливают тех,что с Юга-тосканцев да римлян."Они их "тятькиными людьми" зовут-пояснял Захар мастерам".А есть ещё и немчины,эти так вообще никого не любят,себя считают первыми людьми,и говорят,что их великий вождь победил самих великих римлян.На что мастера пожимали плечами,и ворчали:"Кто кого только не побеждал…бывает.Вона наш то светлый князь,Дмитрий Иванович,самого Мамая громил!"

Годы шли,Захар вырос.Стал мужчиной,мастером,и пришло время подыскать ему невесту. С этим делом у Иулиании, хоть и состарившейся, но всё так же крепко державшей в руках своих дело семьи,забот не было.На пушкарском дворе невест было много,другое дело,что Захар будто бы и не видел никого,с головой ушёл он в изучение свойств огненного зелья-пороха, пробовал новые смеси, хотел увеличить силу пушечного боя.

Но мать настояла,чего ждать то,а вдруг Бог приберёт,как отца.Захар хмурился:"Тятя то меня старше гораздо был,да нас у вас семеро!"."А у тебя,чтобы восемь было!Да младшего чтобы Иваном назвали,в память деда"."Это как Бог даст-опять хмурился Захар".

Бог всё дал!И жену,ладную,белолицую,голубоглазую,дочку мастера –литейщика, что колокола отливал, и с Захаром породнился с великой радостью.И семерых детей, троих отроков,да четверых отроковиц. Мальцы все смышлёные.Росли-учились,старших Захар отдал в ученики к иноземцам.Одного к фрязину Антону,что делал сабли да кинжалы,другого к немчину Альбрехту, делать тюфяки. А третьего своего сынка, Паисия, уговорил взять в обучение особого мастера Базилия Гласа, хотя обычно тот даже подмастерьев не держал, всё сам делал. Так что вскоре от нарядного приказа вышел указ Захару ставить свою литейную мастерскую.

Как раз к тому времени и появился на свет загаданный бабушкой восьмой ребёнок,сынок,родился на Иванов день,так что дали ему имя Иван,чем и деда почтили,и Божьему промыслу не воспротивились.

В отличии от братьев и сестёр,Иван рос егоза егозой,хотя к учёбе был он сметлив,грамоту к десяти годам знал хорошо,мог читать и писать,и даже потолмачить с италийского и немецкого,всё это как бы не интересовало его.Иван то драку затеет с детьми иноземцев,один против десятка,да так,что и девки набегут своих братьев выручать,то соседскую козу глаза лишит попав в неё из самодельного самострела.

Видя неуёмную прыть внука Иулиания решила, что пора его отдать в работы,и чтобы он понабрался смирения уговорила чтобы взяли его служкой в церковь преподобного Сергия, поставленную в слободе, вокруг Пушкарсокго приказа, на деньги собранные пушкарями и литейщиками, что почитали святого за покровителя своего дела.И вправду это помогло.Бес,что казалось сидит внутри отрока поутих.Стал Иван тих и задумчив.И как то по особому светел лицом.Вот встретишь его и сразу видно,что добрый он человек.И сильный.

На семнадцатом году ивановой жизни настало время решать куда ему идти служить.

Отец решил было, что сын пойдёт в священники. И бабушка одобрила. Нравилось Иулиании,что будет в семье свой поп. Но Иван вдруг сказал: -В стрельцы пойду.

Бабка Иулиания словно вьюн над речной гладью пошла буйствовать:

–В стрельцы!!!Дитя не смышлёное! Который уж год война идёт! А он в стрельцы!!!Не бывать тому! Женить его…да вот хотя бы и на соседской Аглае! Что же, что крива глазами…в семейном деле глаза не главное!!!

Ну нет, думал Иван. лучше в самый омут с чертями, нежели в мужья Глашки-соседки. Оно конечно невеста она с большим приданным, и наследство, даже поделённое на всех её многочисленных сестёр и братьев, будет не малым, но сама она нрава не приведи Бог какого злобного. И то что глазами смотрит в разные стороны тут совсем не причём. В общем упал Иван отцу в ноги, взмолился – помоги. Захар конечно в глаза бы перечить матери не стал, но за глаза подумал. а отчего же и не пойти парню в стрельцы. Мастеров в семье хватает, а этот вон какой-косая сажень в плечах, авось и выслужится. Похлопотал за сына, дали за Ивана поручительные записи пять старых, уже послуживших стрельцов.

В стрелецком красном кафтане, в цветных штанах, и жёлтых сапогах, с саблей при перевязи. поверх которой был накручен кушак, горделиво выхаживал Иван по горнице. Шапка стрелецкая с меховым околышем лежала на сундуке. Не гоже было в дому в шапке ходить. Вся многолюдная семья Захара любовалась новоиспечённым служилым человеком. Мужчины одобрительно кивали, а бабы да девки обнимали и лезли целоваться. Только Иулиания, сидя на своём стуле со спинкой. точно стол княжий, хмурилась, шептала:

–Кругом война…пошлют наше дитятко к волкам в пасть…

Захар повернулся к матери и сдержанно сказал:

–Ну что вы матушка, были времена враги до порога нашего доходили…где от них укроешься! А тут, что сказать. пусть служит. Может выслужится. в дети боярские поверстают.

–И положено мне теперь четыре рубля в год!– не унимаясь хвастал Иван -И довольствие суконное на кафтаны, и соляное…да ещё двенадцать четвертей ржи!

–Да уж, ноне то точно дом наш станет полная чаша! Хлебца то не накушаемся. -с тяжелым вздохом, опираясь на палку ,встала и сказала Иулиания.

Все притихли в горнице. Бабушка подошла к Ивану, взялась за рукава его нового кафтана у локтей, посмотрела на внука внимательно.

–Благословляю. Служи честно, перед врагом не робей, начальство уважай, Бога чти!– и перекрестив, расцеловала внука трижды в обе щеки.

Иванова стать, где служить ему предстояло, располагалась. как и все прочие стрелецкие приказы в Земляном городе, у самой заставы, ворот городских, и потому называлось Заставной. Статейный пристав. что отвечал за хозяйство приказа, указал Ивану место в слободе. где надлежало ему свой двор поставить -дом с огородом. да ещё какими пристройками. На то из казны выдавался рубль. Тут пристав хитро подмигнул и сказал:"Но ты ещё парень не женатый, ты можешь и дома жить…если рубль этот пожертвуешь на паперти Объегорьевской церкви!".Иван не сразу понял, а когда дошло до него, что пристав рубль себе заберёт, а Ивану разрешить дома жить, согласился.

С этого времени началась для Ивана тяжёлая жизнь "пострелёнка",как называли юношей только-только вступивших на службу. Первый год не ходил Иван в караулы, а только исполнял приказы по хозяйству. Надо дров нарубить ,да в избу стрелецкую натаскать -делай Иван. Надо коням корма задать, да напоить, и это Иванова забота. Надо тех же коней почистить, в стойлах за ними убрать, Иван тук как тут. Старшие товарищи потихоньку бражничают, или в кости играют, прячась от мороза, стой Иван, да карауль, чтобы сотник не нагрянул, или спаси Господи, сам стрелецкий голова.

Однако Иван не близким, не себе, на жизнь такую не жаловался. Всегда весёлый, всегда незлобивый, делал дело, да иногда напевал себе под нос псалмы, что выучил будучи служкой церковным.

Вот минул год, и дали Ивану пищаль, как показалось ему сперва, тяжеленную, и неудобную. Дали бердыш, да саблю. И стали учить. Вот теперь то и настала по настоящему тяжёлая жизнь."Ничего- ничего- зубоскалил над ивановыми мучениями опытный стрелец Михей, по прозвищу Бобёр, обучавший Ивана стрельбе-оно если в учение тяжело, так в деле то ой как легче… Ты много пороху на полку не сыпь…и помни, что в бою отмеренные заряды, что на берендейке висят лучше сберегать для ближнего боя, когда враг в десятка два-три шагов будет"

Иван учился, как и всякой науке ,что постигал, военному делу быстро и хорошо. И стрелял отменно ,и бердышом рубил так, что порой бывалые служаки вскрякивали от восхищение. И сабельную рубку освоил не просто клинком махать, а с хитростью. Этой науке обучал его стрелец Иван Кукиш, по роду своему немец. Записался он в стрельцы лет двадцать обратно, звался тогда Иоганн Готлиб Фейге.

Кроме службы держал лавку с немецким товаром, в основном скобяным. Пообвыкся с русскими обычаями, женился на вдове с капиталом, перед тем приняв веру православную. В общем обрусел.

На перевязи носил он обычно не кривой сабельный клинок, а тяжёлый палаш, с прямым односторонним лезвием.

Вставая в позицию, он говорил Ивану такую присказку к упражнениям:"Ифан,люпезный тёска, искусство фехтофания изопрели итальянцы, как и многое прочее,и пудучи народом не героическим, но хитрым. сделали так, что менее сильный противник может легко попедить полее сильного, и потому делаем фыфод – не в силе правда, а в мастерстве…а с нами. прафослафными, ещё и Господь Бог…В позицию".Слово «Бог» было единственным из русских слов в котором Кукиш выговаривал букву «б».

И вправду от урока к уроку, от дня ко дню, осваивал Иван фехтовальную науку, и вот уже старые рубаки, что грозились выбить клинок из рук юнца, с добрым ворчанием выкладывали копеечку, что уходила в иванов карман, когда клинок его сабли внезапно ложился на плечо, а то и шапку противника.

Ещё учился Иван верхом ездить, хотя и не обязательно то было, ведь род войск, к которым он приписан был значился как пехота. Но бывалые стрельцы подсказали – будешь сноровист верхом то, так если куда быстро надо будет ,тебя и пошлют среди прочих. А чем больше дел ,тем скорее можно по службе подняться. Вот Иван и старался.Да и красиво это было – в красном кафтане, да верхом на коне!

Следя за "пострелёнком",Михей Бобёр, говорил:"Добёр бобёр! Пора парню службу исправлять"

И так начались для Ивана радения в караулах, то на ночных улицах стольного города, то на стенах, а то в ночных конных патрулях на дорогах, что вели в Москву.

В первом серьёзном деле побывал Иван только спустя чуть более года. В Шумске ,не большом городке, что был в царёвой вотчине, случилась замятня. Тамошний воевода до того довёл горожан своими поборами, что все они разом, и ремесленники, и торговцы, и рыбаки…рыболовство было основным занятием горожан, а сушёная речная рыба основным товаром, что везли в окрестные города и саму Москву…в общем все поднялись, и пришли в воеводские хоромы. Служивые попытались было ворота запереть, но куда уж там. Ворота на распашку, толпа повалила во двор. Короткая стычка произошла с дворовыми людьми. Одного чуть насмерть не зашибли, а прочие, и стража, и стряпчие, и холопы,сами разбежались. Воеводу, грозившего всем плетьми и карами небесными за бунт, повязали и уложили на телегу. Прежде чем телега тронулась, один из уважаемых горожан, а также один из вожаков мятежа, сказал:-Ты вот, что мил человек! Езжай отсюда по добру, поздорову, и с Богом! А мы уж как-нибудь сами собой управлять будем.

Воеводскую же жену с детьми, с уважением, так как даже любили её в городе за щедрость при раздачи милостыни, и за то, что завела при местной обители приют для сирот, где детишек обоего пола учили грамоте и ремеслу, посадили в возок, поклонились, и со словами:"Прости нас боярыня, не держи сердца, довёл твой супруг нас, сил боле нет",отправили в след за телегой, на которой крутился воевода, то грозясь, то матерясь.

Такой вот народный почин приняли все и даже местные дворяне ,чьи поместья были вокруг города, воевода и до них свою руку загребущую тянул, выбрали горожане вече, приманили перепуганных подьячих, и стали жить по правде и чести- своё себе оставлять, а что в подати положено, то в подати. Так бы может быть никто бы и не заметил, что в Шумске народ сам собой правит, если бы успели годовые налоги уплатить, но отосланный горожанами боярин такой шум поднял в Москве, и так описал бунт, что получалось шумцы не против него поднялись, а против самого царя, и даже якобы хотят в какому другому государю переметнутся.