Подавление мятежа было первым настоящим боем для Абрамова, где пришлось стрелять не по фанерным мишеням, а по людям. Остаток дня после боя Виктор, молча, просидел в отбитой ими казарме, наблюдая за товарищами, для которых этот бой тоже был первым. Кто-то из них, как и он, молчал, беспрерывно дымя сигаретой, другие наоборот были сильно возбуждены и пытались поделиться эмоциями со своими товарищами, которые в отличие от Виктора, детально помнили весь бой с начала до конца. Третьи, «приняв на грудь» сто граммов, мирно спали прямо на полу.

– Чего молчишь? – спросил Абрамова Павлов. – Что раскис, словно кисейная барышня?

– А что ты хотел услышать от меня? Чтобы я вон, как Петровский, трепал языком, рассказывая о своем душевном подвиге? Ты знаешь, Вадим, я никогда не думал, что так тяжело бывает после крови товарищей и врагов. Тяжело не от сознания, что тебя могли убить в любую минуту, а от того, что ты это сделал сам. Нажал на курок, и нет человека, а у него, наверное, как и у меня, были мать и сестры, возможно, жена и дети.

– Брось, Виктор! Ты же убил не простого дехканина, который пахал в поле. Ты убил солдата, воина, который был с оружием в руках.

– Эй, мужики! Хватит базарить! Дайте немного покемарить, – произнес дремавший Марченко. – А ты, Абрамов, поменьше думай, а иначе «крыша съедет», загонишься. Ты собственноручно писал, просил направить тебя в Афганистан для выполнения интернационального долга. А сейчас, все жуешь и жуешь свою тему. Ты видел, что они там сделали с нашими военными советниками? Наверное, нужно было показать тебе, может, ты бы меньше плакал над трупом солдата.

Марченко замолчал и, поправив на себе где-то раздобытый ватный армейский бушлат, посмотрел на Виктора.

– Чего замолчал? Может, ты уже позабыл, кто стрелял в твоего отца в сорок первом? Почему тот, кто стрелял в него, не подумал про тебя, ведь, убив твоего отца, он бы автоматически убил и тебя. Так что всегда помни, что убив своего противника в бою, ты даешь возможность родиться десятку других маленьких детей.

Абрамов задумался. Спорить с Марченко бесполезно, так как его железная логика была безукоризненна.

– Что приуныли, мужики? Радоваться нужно, что остались живы в этой мясорубке, – сказал Марченко.

– Может, ты и прав, командир, – произнес Павлов, – нужно ценить каждый час жизни. Здесь, в Афганистане, нужно жить сегодняшним днем, а не мечтами о будущей жизни.

– А я к чему? Сейчас вернемся на базу, помоемся, помянем, как положено, наших погибших товарищей, – бодро ответил Марченко.

– Ты знаешь, командир, – обратился Виктор к нему, – я до сих пор не могу понять, почему так произошло, ведь их было в десятки раз больше нас, а мы их взяли и задавили.

– А чему удивляться, Абрамов? Не всегда в бою побеждает тот, у кого войско больше. Вспомните, как триста спартанцев сдерживали огромную армию персов. Спрашивается, почему? А все потому, что у них была лучшая позиция, а самое главное – сила духа, отсутствие страха перед смертью. Ты думаешь, что все они стояли словно стена? Нет, все люди разные, кто-то боялся умереть, а кто-то нет и вторых, было сравнительно больше, чем первых.

– Интересно. Погибли все: храбрые и трусливые и слава досталась всем поровну, – сказал Павлов. – Наверное, это несправедливо?

– Почему же несправедливо? Ведь ни один из них не отступил, не побежал, не бросил товарищей. Все они погибли на поле боя. Кто теперь может назвать тех, кто трусил? История не сохранила имен и всех сделала героями. Вот и здесь, не поднимись ты, Абрамов, за мной в атаку, может, мы их и не опрокинули бы, а полегли перед мостом. Там, на мосту, мы были такими же спартанцами. Вы думаете, не было бойцов, которые сомневались в нашей победе? Были, но мы помогли им пересилить себя и броситься в бой вслед за нами. Вот поэтому мы и победили противника.

Через полчаса за нами пришли боевые машины пехоты, они спешно погрузились на них и направились в расположение базы. Абрамов ехал на жесткой броне и размышлял над словами командира. Откуда у него такая уверенность в своей правоте, ведь он старше его всего на пять лет. Видимо, жизненный опыт не всегда связан с количеством прожитых лет, он приходит в результате пережитых ситуаций. Виктор как-то по-новому посмотрел на Марченко. В этом небольшом по росту человеке была сконцентрирована огромная духовная сила, которая могла бы поднять в атаку даже убитых.

«Интересно, кого и что он защищал на этой забытой Богом земле? – снова подумал Абрамов. – Государство? Едва ли. Ведь он, как и тысячи других офицеров, вечно снимал чужие углы в чужих домах и никогда не имел собственной квартиры и домашнего очага. Интернациональный долг, в том самом его понимании, который чуть ли не каждый день вдалбливал нам офицер из политотдела? Тоже нет. Похоже, он просто был прирожденным воино, и война была его ремеслом».

Потом такие люди, как Марченко, будут сражаться в Тирасполе, в Югославии, а сейчас он сидел рядом с ним на броне боевой машины пехоты и мирно курил сигареты «Дымок».

***

База встретила бойцов вкусным ужином, баней и холодной водкой. Умиротворенные банным теплом, уставшие, они быстро повалились отдыхать. Абрамов спал, словно убитый, не слыша гремевших недалеко от базы выстрелов. Утром, умывшись, они высыпали во двор. Бойцы курили и вели вялые, ни к чему не обязывающие разговоры, кто-то резался в карты, кто-то играл в нарды. Все замолчали, увидев вышедшего из дверей командира. Он окинул бойцов взглядом и остановил его на Викторе.

– Абрамов, за мной, остальным отдыхать до особого распоряжения! – произнес он и направился к воротам.

Виктор быстро забежал в барак и, схватив автомат, выскочил на улицу вслед за Марченко.

– Не пугай народ, Абрамов, сбрось обороты, – произнес он, когда Виктор догнал его.

– А где, машина? – поинтересовался он Марченко.

– Не барин, привыкай ходить ногами, – несколько грубовато ответил командир.

Они прошли квартала два, прежде чем он жестом руки остановил проезжавший мимо их армейский «Урал». Запрыгнув на ступеньку машины, он что-то спросил у водителя. Повернувшись к Виктору, крикнул:

– Давай, полезай в кузов.

Абрамов быстро забрался в кузов, и машина тронулась, громко сигналя, как и все автомобили в Кабуле. «Урал» перевозил матрасы и постельное белье и Виктор, выбрав в уголке кузова удобное место, сел на какой-то мешок. Машина медленно миновала городской рынок и поехала дальше. Улицы Кабула были заполнены военными. Тут и там сновали солдаты правительственных войск. Если бы не обилие военных на улицах города, можно было бы подумать, что они находятся в одном из небольших городков Средней Азии.

Заметив армейский грузовик, стайка мальчишек, игравших в пыли, вскочила на ноги и устремилась вслед за ним. Они бежали ватагой, выпрашивая что-нибудь поесть. Абрамов залез в карман комбинезона и, нащупав там несколько конфет, бросил им. Они, устроив свалку на дороге, начали из-за них драться. Машина, заскрипев тормозными колодками, остановилась у перекрестка. Из кабины вылез улыбающийся Марченко.

– Абрамов, хватит спать! – сказал он довольно громко, чем привлек пристальное внимание сотрудников местной милиции.

Виктор выпрыгнул из кузова и, обойдя машину с другой стороны, оказался за спиной милиционеров. Один из милиционеров стал что-то говорить Марченко, жестикулируя руками. Командир стоял и как-то по-глупому улыбался им, не понимая, что они от него хотят. Через минуту вокруг них собрались около двух десятков уличных зевак. Мужчины стали что-то кричать на своем языке, размахивая кулаками и палками. Только сейчас Виктор заметил, что у Марченко, кроме пистолета «Стечкина», никакого оружия с собой не было.

Уличный конфликт, спровоцированный сотрудниками милиции, быстро разрастался. Еще минута, и озверевшая толпа была готова броситься на Марченко. Абрамов передернул затвор АКС и, подняв ствол автомата вверх, дал короткую очередь. Латунные гильзы, как маленькие кусочки солнца, сверкнув в воздухе, со звоном покатились по мощенной камнем дороге. Очередь прогремела столь неожиданно для всех кричавших на улице, что многие, схватившись за голову, стремительно рванули в ближайшие подворотни. На перекрестке остались два растерявшихся милиционера, и Виктор с Марченко. В этот раз силы были явно не на стороне милиционеров. Абрамов поднял автомат на уровне глаз и навел его на побелевших от ужаса милиционеров.

– Абрамов, отставить! – коротко произнес Марченко, – не вздумай стрелять, это же наши союзники по борьбе с моджахедами.

Виктор медленно опустил ствол автомата и поставил его на предохранитель. Чувствовалось, что возникший на ровном месте инцидент подошел к концу. Сотрудники милиции оживились. Они заулыбались и дружески похлопали командира по плечу. Он тоже в ответ улыбнулся и, махнув им рукой, направился на противоположную сторону улицы.

– Ну и как наши союзники? – поинтересовался Виктор у него. – Если бы эта толпа бросилась на вас, они бы отвернулись, отдав вас на растерзание.

Он остановился и посмотрел на Виктора колючим взглядом.

– Ты знаешь, Абрамов, у России никогда не было союзников в Средней Азии. Им нужны не мы, а мощь нашей армии. Сегодня они с нами, потому что мы сильнее. Если ситуация коренным образом поменяется, первое, что они сделают – перережут нам глотки. Поэтому, я никогда не верил их улыбкам и никогда не поверю их сладким словам о дружбе.

Они прошли еще с квартал и остановились около большого дома, вход которого охраняли «береты» – солдаты парашютно-десантного полка и две боевые машины десанта. Марченко вызвал старшего по караулу и, переговорив минуты три, прошел вслед за ним в здание. Абрамов присел на лавочку и, закурив сигарету, стал ждать возвращения командира.

***

– Привет, братишка, – поздоровался с Абрамовым один из десантников, – ты откуда?

– От верблюда! – ответил Виктор. – Разве не похож?

– Ты что, братишка? Я смотрю на тебе наш комбез, вот и решил поинтересоваться. А вдруг земляк?

– Нет, ты ошибся, боец, я из Казани. А ты, из «вятских» будешь?

– Точно, а как ты догадался? – поинтересовался он.

– «Окаешь» больно много.

– Так это рядом с Татарией, значит, почти родня.

– Правильно, лапоть по карте. Какого русского не поскребешь ногтем, смотришь – татарин.

Виктор протянул ему сигарету, и он, прикурив, неожиданно спросил.

– Воевать пришлось?

– Да, с вашими беретами под Нахримом, – ответил Абрамов.

– Страшно было?

– Да. Страшно подниматься в атаку под огнем, но еще страшнее лежать на дороге, по которой бьет КПВТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова, калибра 14,5 мм). Ты сам знаешь, от него не спрячешься.

– Представляю. А мне еще не приходилось воевать. Все время кого-то охраняю. Вот так вернешься домой, и нечего будет рассказать про Афганистан.

– Ты, смотрю, дурачок какой-то. В этой жизни главное – вернуться домой. У меня товарищ говорит, что лучше год молчать, чем много говорить, будучи без руки или ноги.

– Может, ты и прав, земляк, но повоевать ужасно хочется, даже руки чешутся. Скажи, у вас все в спецназе такие молчаливые, что не вытянешь из них и слова?

– Не знаю. Могу сказать за себя, что лишнего трепать языком не стану, кому от этого польза? Война, братишка, любит тишину.

Десантника кто-то окликнул, он поднялся со скамейки и, пожав руку Виктора, куда-то побежал, переваливаясь с ноги на ногу. Абрамов невольно улыбнулся вслед, удивляясь его технике бега. Докурив сигарету, он встал с лавки и заметил, как из здания вышел Марченко. Пожав руку сопровождавшему его офицеру, командир направился к нему.

– Ну что, Абрамов? Погнали на базу, – произнес он полушутя и, схватив Виктора под локоть, повел в сторону дороги.

Абрамов, молча, шел рядом с ним, сгорая от любопытства. Судя по его внешнему виду, его тоже распирало желание поделиться с ним новостями, но он всячески сдерживал себя и упорно молчал.

– Иван Тимофеевич, да не держи ты новости при себе, лопнешь от важности, – сказал Виктор.

Он взглянул на него, но продолжил хранить молчание. Выйдя на улицу, они стали ждать какую-нибудь армейскую машину, чтобы добраться до базы. Мимо их с шумом промчались несколько «барабухаек» (афганские грузовые автомашины, приспособленные для перевозки людей). Стоявшие в кузове люди что-то кричали в их адрес, грозя кулаками.