Пока Абрамов бегал за бронежилетом, к воротам медресе подкатили три боевых машины десанта. Они быстро погрузились на броню и помчались в сторону населенного пункта Нахрин, который находился в десяти километрах от Кабула. Как нам сообщили, в городе восстал четвертый артиллерийский полк 20-ой пехотной дивизии Вооруженных сил Афганистана. По ходу движения Марченко довел до нас вводную, согласно которой солдаты мятежного полка захватили и удерживают наших военных советников, находившихся в части, требуя, чтобы их выпустили из города. Живы ли советники, никто не знал. Пока отряд маршем шел к Нахрину, их несколько раз обстреливали из стоящих вдоль дороги домов, но они, не принимая боя, продолжал двигаться вперед. Минут через десять они вышли из города и, увеличив скорость, помчались по дороге к месту дислокации мятежного полка.

– Командир, что это? – произнес Абрамов и рукой показал на мчавшуюся параллельно им группу всадников. Их было около трех десятков. Цветные полосатые халаты и разноцветные чалмы невольно напомнили старые фильмы о басмачах. Виктору показалось, что он сидит в кинотеатре и смотрит фильм. Всадники сделали несколько выстрелов из винтовок в их сторону и скрылись за холмом. Пули, словно большие и ленивые шмели, прогудели над их головами.

«Вот тебе и кино, – подумал Абрамов, – попадет, и улетишь на Родину в «цинке»».

Не прошло и минуты, как из-за холма появилась еще одна группа всадников, которая, размахивая винтовками, двигалась наперерез их колонне. Сидевший недалеко от Виктора Марченко передернул затвор автомата и дал несколько очередей в их сторону. Двое из них слетели с лошадей и скрылись в клубах серой пыли. Вслед за Марченко начали стрелять и бойцы с других машин. Потеряв еще несколько всадников, группа вновь исчезла за холмом.

Дико было смотреть на кавалеристов, которые с помощью винтовок и сабель пытались остановить механизированную бронированную колонну Советской Армии. Я сразу вспомнил документальный фильм о начале Второй мировой войны, когда польские уланы с пиками наперевес атаковали танковую колонну Гудериана. Но, это было лишь начало. Через двадцать минут моджахеды предприняли очередную попытку атаковать колонну. Теперь их было более сотни. Они рассыпались цепью и, громко улюлюкая, понеслись на них.

Бойцы быстро спешились и залегли за камнями. Машины развернулись и, набрав скорость, пошли навстречу нападавшим. Через минуту заработали автоматические пушки и пулеметы. Кавалеристы словно наткнулись на стальной забор. Первые ряды всадников, уже сметенные огнем, лежали на земле, а последующие, словно завороженные, продолжали наезжать на лежащих в пыли людей и лошадей, чтобы через секунду-другую так же оказаться в дорожной пыли. Оставшиеся в живых всадники рассыпались по холму и исчезли в густой растительности, которая, словно стена, поднималась за холмом.

– Давай, вставай! – скомандовал Марченко. – Думаю, теперь они долго не появятся. Надеюсь, эти дехкане поняли, что шашками и криками нас не запугать.

Машины подошли к ним и остановились. Из люка первой БМП показалось веселое лицо командира.

– Мужики! Давай, на броню! Думаю, мы неплохо подковали этих кавалеристов.

Бойцы быстро забрались наверх, и машины, выпустив черные клубы дыма, пушистые, словно павлиньи хвосты, помчались дальше.

***

Утром после непродолжительных переговоров наша артиллерия открыла огонь по позициям мятежного полка. Наряду с группами специального назначения ГРУ и КГБ в подавлении восстания были задействованы армейские части: мотострелковый батальон, усиленный танковой ротой, и другие подразделения.

Отряд, не покидая боевых машин, под прикрытием вертолетов медленно двинулся в сторону казарм. Накануне утреннего наступления группа провела глубокую разведку противника. Под покровом ночи им удалось проникнуть на территорию полка и заминировать подходы к складу, в котором хранились артиллерийские снаряды, тем самым разведчики лишили противника боеприпасов к орудиям.

Группа спецназа «Зенит» шла впереди войсковой колонны и первой приняла на себя удар мятежного полка. Плотный пулеметный огонь заставил их быстро спешиться и рвануть вперед.

Абрамов задрал ствол АКС и начал стрелять по окнам казармы, заставляя мятежников отхлынуть от них. Бежавший рядом с ним боец, словно споткнулся о невидимую стенку, выронил из рук ручной пулемет Калашникова. Виктор упал недалеко от него на землю и, работая локтями, подполз к нему.

– Куда тебя, братишка? – спросил Абрамов.

– Ногу зацепило, – прошептал он, бледнея.

Виктор взглянул на его ногу. Из рваной штанины, черной от крови, торчала перебитая кость. Он быстро достал из внутреннего кармана бинт и протянул раненому.

– Сможешь перевязать себя? – спросил он товарища.

– Да, – коротко ответил тот и потерял сознание.

– Абрамов! Ты что там застрял? Оставь его, санитары подберут.

Виктор закинул автомат за спину и, подняв пулемет, начал стрелять по афганцам, которые пытались вырваться из здания казармы. Второй номер пулеметчика только и делал, что передавал ему набитые патронами пулеметные ленты. Оглушенные артиллерийским налетом, афганцы стали постепенно приходить в себя. Вскоре им удалось прижать атакующих спецназовцев к земле. Плотность огня росла с каждой минутой. Рядом очередями бухал автоматический гранатомет, его навесной огонь не позволял афганцам занять выгодные позиции во дворе казармы.

Прошло еще несколько минут и теперь уже они накрыли залегший перед ними спецназ гранатами, которые рвались везде: на мосту и среди них. Не было никакого спасения от мелких осколков и гранитной крошки. Абрамов мысленно благодарил Марченко, который заставил его надеть на себя бронежилет. Они все лежали и смотрели в сторону командира, который о чем-то говорил по рации. Виктор передал пулемет второму номеру:

– Давай, братишка, – обратился он к бойцу. – Теперь твой черед умыть их свинцом.

Но тот, словно не слыша слов Абрамова, начал почему-то отползать назад. Еще момент и атака спецназа должна была захлебнуться. Вдруг с земли вскочил Марченко и что-то закричал, указывая им на казармы. Мешая грязь сапогами, они, что есть силы, побежали к мосту, прошивая ранний серый рассвет трассерами пуль. Это было так неожиданно, что они не сразу поняли, что произошло.

Афганцы не выдержали их давления и начали по одному покидать свои позиции. Кое-кто из мятежников попытался бежать, но падали под их плотным огнем. Абрамову, показалось, вот-вот, и они перейдут этот мост, но тут с фланга по нам начал бить крупнокалиберный пулемет, заставляя их снова упасть в грязь лицом. Над головой засвистели пули, выбирая среди лежащих на земле солдат свои жертвы. Рядом с Виктором лицом вниз упал боец спецназа, который хотел совершить перебежку. Он посмотрел на Абрамова, словно прося у него прощения за то, что пуля угодила в голову ему, а не Виктору.

– Вперед! – выкрикнул Марченко. – Если не поднимемся, то они всех нас здесь перестреляют.

По его команде после небольших перебежек отряд снова повалился в холодную липкую грязь. А пулемет все бил и бил, не давая нам оторваться от земли.

– Ну что, Абрамов, страшно? – спросил Марченко, падая рядом с ним в холодную жижу.

– Страшно, – ответил ему Виктор. – Умирать, товарищ командир, не хочется.

– Раз не хочется, значит, мы должны их уничтожить. Делай, как я.

Марченко вскочил с земли и устремился вперед. Виктор набрался мужества и, вскочив на ноги, устремился за ним.

– Вперед! – закричал Марченко. – Ура!

Расплавленным свинцом влилась в душу какая-то ранее непонятная злоба, которая придала Абрамову сил. Страх, еще минуту назад сковывающий его, стал бесследно исчезать. С грозным матерным ревом они побежали вперед, обгоняя друг друга, расстреливая серые спины, разбегающихся в разные стороны афганцев.

Они бежали и кричали, шестьдесят спецназовцев против тысячного полка афганцев. Кругом, словно невидимая глазу стена, стоял русский мат. В небе появились советские «вертушки», которые с воем, пронеслись над их головами. Марченко выстрелил из ракетницы, показывая бойцам направление для атаки. Вертолеты «МИ–24» сделали боевой разворот и начали крошить все, что попадало им в прицел. Неуправляемые ракеты накрыли казарму и пулеметную точку. По плацу, обезумев от страха, забегали афганцы, не зная, где укрыться от вертолетов.

Паника, словно волна, накрыла противника. Они дрогнули и побежали, бросая на ходу оружие. Абрамов погнался за офицером. Нужно отдать ему должное, бегал он действительно неплохо. Офицер несколько раз останавливался и стрелял в него из своего нагана. То ли он делал это плохо, то ли страх не давал ему нормально прицелиться, но в него он не попал.

Виктор, словно ошалелый, влетел в дверь казармы и краем глаза заметил в дверях афганца, который целился в него из автомата. Видно, не зря их натаскивали на курсах в Союзе. Абрамов быстрее, чем он, нажал на курок АКС. Афганец исчез в проеме двери. Куда делся тот офицер, за которым гнался Виктор, он так и не понял. Взяв автомат наизготовку, он медленно подошел к дверному проему и увидел лежавшего на полу афганского солдата. Виктор нагнулся над ним и перевернул его лицом вверх. В его голове зияли две дыры от автоматных пуль, а белая стена за спиной солдата, была красной. Только увидев это, Абрамов понял, что молодого солдата застрелил именно он и никто другой. Какая-то непонятная слабость сковала его тело. Виктора стало тошнить от терпкого запаха крови, который витал в коридорах казармы. Он отскочил в угол, где его вырвало.

– Абрамов! Ты чего слюни распустил? – произнес подошедший к нему Марченко. – Это война, а это – твой враг. Если бы ты его не завалил, то он бы точно завалил тебя и вряд ли стал бы распускать сопли и слюни над твоим трупом. Вот возьми, утрись, ты – боец спецподразделения, а не красная девица.

Виктор повернулся к Марченко, который протягивал ему носовой платок.

– Прости, командир, это – первый, кого я убил.

– Я тебе, что сказал? Хватит хныкать, Абрамов! Там, где первый, будет и второй, затем десятый, сотый, если, конечно, они тебя не завалят раньше. Привыкай к войне, не сможешь привыкнуть, значит, погибнешь. Война не любит нерешительных людей.

Он по-отечески обнял его за плечи и повел на улицу. Весь двор казармы был полон пленными солдатами и офицерами. Проходя мимо них, Виктор заметил офицера, за которым еще минут пятнадцать назад бежал, кто стрелял в него и лишь случайно не убил. Их взгляды сошлись, и офицер опустил глаза.

«Не бойся, я пленных не убиваю. Молись Аллаху, что он подарил тебе жизнь, отобрав ее у того молодого солдата, которого я застрелил», – подумал Абрамов.

Как он потом узнал у одного из штабистов, в бою они уничтожили более 100 солдат, около 300 были ранены, в плен попало около 700 человек. Многим еще ночью накануне боя удалось уйти в горы. Потери отряда составили двое убитых и семеро раненых.

***

«Здравствуй, мама!

Прости меня, что так долго не писал, просто не хватало времени. Мотаюсь по всей Средней Азии и практически не бываю дважды в одном месте. Командир мой – настоящий мужик, второй отец, очень заботится о нас. На него можно положиться, никогда не подведет. Погода здесь стоит своеобразная, днем припекает солнце, а ночью – холодно, вода замерзает, если ее оставишь на улице.

Ребята, с кем я работаю, все как на подбор. Вся география Советского Союза. Все приглашают к себе погостить. Многие, как и я, неженатые.

Сам я вполне здоров и бодр, чего и вам всем желаю. Часто вспоминаю наш дом и, конечно, тебя с сестрами. Эта работа меня научила многому, чего я не знал раньше и не ценил. Стараюсь держаться ближе к кухне и поэтому всегда: сытый и доволен жизнью. Прости, что не могу прислать свое фото, нет возможности сфотографироваться.

На этом заканчиваю писать. Передавай всем приветы: родственникам, сестрам, друзьям. По возможности, напишу. Обрати внимание, сейчас у меня новая полевая почта. Еще раз крепко тебя обнимаю и целую.

Твой сын Виктор».