И снова прошлое не может ничего предложить Киану: Уорд – никудышный образец для подражания, а настоящее не намного лучше. На школьной дискотеке, как всегда и бывает, воспроизводится господствующая в тот момент капиталистическая идеология. «Вход только для тех, кто одет как в „Далласе“ или в „Династии“»^[108], – говорит дежурящая у входа старшеклассница. Киану вламывается на праздник со своими друзьями-панками в коже и с ирокезами. Он танцует со знакомой девушкой среди кактусов из папье-маше и картонных нефтяных вышек, украшенных флагами Техаса.

«Мы оскорбляем плебс своей правдой, – говорит девушке Киану. – Мы и есть правда».

«Что-то мне больше не хочется танцевать, – отвечает она. – Ты мне все платье изгваздал».

«Так ведь грязь и есть правда», – говорит Киану.

Она взрывается: «Ты можешь хоть три минуты вести себя нормально?»

Весной 1989 года Киану снова появляется на телевидении, в фильме «Жизнь под водой»^[109] Ричарда Гринберга в серии American Playhouse, о белых жителях Хэмптонса, которые разбрасываются умными язвительными остротами. Киану здесь надменен и одинок, изнеженный принц Северного побережья, а Сара Джессика Паркер – девушка, с которой он знакомится на пляже и никак не может поверить, что она к нему равнодушна.

«Я не верю тебе ни на йоту», – говорит она.

«А зря, – отвечает он. – Я предпочитаю говорить лишь приятную лесть».

«Как и большинство интеллектуалов, он исключительно глуп», – говорит Вальмон/Джон Малкович о шевалье Дансени, которого играет Киану Ривз, в исторической постановке «Опасных связей» Стивена Фрирза 1988 года. В Париже «Опасных связей» на дворе XVIII век, и ни одна женщина не в силах устоять перед Джоном Малковичем, хотя выглядит он как Томми Вайсо в «Комнате»^[110]; Киану – юноша неблагородного происхождения, «к прискорбию, без гроша в кармане», преподаватель музыки и простодушный стеснительный отличник. После предательства любовника, графа де Бастида, Гленн Клоуз убеждает Свузи Кёрц взять Киану наставником к невесте изменника, Уме Турман, в надеж де, что учитель музыки лишит ее невинности. Когда же план терпит неудачу, Малкович вызывает огонь на себя.

В фильме два инженю – Турман, которой здесь всего девятнадцать, и Киану, который совершенно неубедителен в образе француза XVIII века и (либо вопреки этому, либо благодаря) весьма забавен, в чем обычно не принято видеть его заслуги. Фрирз придумывает для Киану одно из наиболее удачных за всю его актерскую карьеру появлений: в опере, пока нарядные парижане в зале изучают собравшихся зрителей, наставив на них бинокли, камера вторит их движениям, скользя слева направо, поднимаясь от сцены к роскошным ложам, и в момент крещендо в арии останавливается на Киану, по лицу которого течет несуразная слеза.

Несколько лет спустя один журналист выскажет предположение, что Киану было некомфортно в этой роли, как и в целом в ролях, оторванных от современности, и после затяжной паузы актер ответит: «Ну да… к примеру, в „Опасных связях“ туфли мне выдали только в первый день съемок^[111]. Думаю, это красноречиво говорит обо всем остальном».

Спустя двадцать лет после выхода на экраны «Родителей» Рона Ховарда фильм станет основой для телесериала, но при своей утешительно слаженной многосюжетной структуре он и без того вполне смахивает на телевизионную продукцию. Киану играет здесь Тода, женящегося на Марте Плимптон, к ужасу ее матери, Дайэнн Уист, – та называет его «этот Тод», как скверного пса. Киану с Плимптон делают в ванной Уист друг другу скейтерские стрижки с подбритыми затылками, в какой-то момент они ссорятся, он обзывает ее «сукой», они расходятся, но самой ссоры мы не видим – мы узнаём о ней постфактум, так что формально Киа ну остается невиновен в том, что обозвал Марту Плимптон сукой у нас на глазах.

Растопив сердце Уист, он допускается в лоно семьи. Киану единственный способен проломить защитную стену из стыда и гнева, которой окружил себя Хоакин Феникс – брат Плимптон, дрочащий до полного нервного истощения – состояния, которое ныне читается как пророчество о будущем Феникса. Если бы «Родители» были телесериалом, Киану был бы восхищенным болваном Фонзи, который делится мудростью полезного идиота, а затем разбивает гоночный автомобиль, не желая с ним расстаться.

«А можешь повторить трюк через неделю? – спрашивает мужик на автогонках. – Зрители были в восторге».

«Ну конечно, – говорит Киану. – Как раз подходящая для меня работенка – манекен для краш-тестов».

Но к выходу в эфир «Жизни под водой» и появлению «Родителей» в прокате ключевой для Киану фильм – на 1989 год и еще несколько лет вперед – уже выпущен.

Зерно «Невероятных приключений Билла и Теда» было посеяно в 1983 году на занятиях импровизацией в Лос-Анджелесе, когда Крису Мэтисону и Эду Соломону дали тему «Пятнадцатилетние пацаны обсуждают международную политику». Они начинают перечислять зоны вооруженных конфликтов и называют их «отстойными». Эти персонажи превратятся в Билла и Теда, а идея перерастет в сценарий Мэтисона и Соломона «Фургон времени Билла и Теда» («Bill & Ted’s Time Van»).

Когда сценарий выкупят, фургон времени сменит телефонная будка, чтобы не выглядело так, будто он содран с «Назад в будущее»^[112], который вышел в 1985 году. Дальше, как и положено, кастинг-директор позовет всех парней в городе пробоваться на роли Билла и Теда. На прослушиваниях Киану поладил с Алексом Уинтером, чья актерская карьера началась еще в детстве: они сошлись в литературных вкусах, в интересе к мотоциклам и бас-гитаре.

Десятки лет спустя в Daily Mail попадут записи кастинга^[113]. Киану там читает преимущественно за Билла, а Уинтер играет Теда, но даже несмотря на то, что они потом поменялись ролями, в этой паре чувствуется динамика – когда они должны рассмешить друг друга какой-то идиотской шуткой, они смеются по-настоящему. Когда Уинтер должен разыграть восторг, глядя, как Киану под песню «If I Only Had a Heart» бьет чечетку, притворяясь, будто на нем надеты тяжелые доспехи, это неподдельный восторг. Они совершенно убедительны в роли парней, которым на двоих досталась одна пара извилин.

Однако настоящим открытием в этих записях с кастинга стали кадры, где Уинтер и Ривз пробуются с другими кандидатами на роли. Нет никакого драйва, когда Киану читает с Гари Райли (наиболее известным как один из головорезов, обнаруживающих труп в фильме «Останься со мной»^[114]) и Мэттом Адлером из «Волчонка». Уинтер, похоже, еще хуже справляется со своей задачей, играя Теда в паре со взлохмаченным Поли Шором, который читает реплики, уставившись прямо в камеру, как подросток, выделывающийся перед зеркалом у себя в комнате и без мерно упивающийся собой (вскоре он станет мимолетной, но невыносимой поп-культурной сенсацией в роли виджея на MTV).

Как только очевидная искра между Киану и Уинтером становится поводом пригласить их на роли, они принимают судьбоносное, как потом окажется, решение сыграть Билла и Теда – болванов-старшеклассников из Сан-Димаса, будущих богов хеви-метала, не успевающих по истории, – как невинных ребят, не способных ни на какую подлость. Они напоминают Джеффа Спиколи из «Беспечных времен в Риджмонт-Хай»^[115], только без угадывающегося душка анаши и характерной агрессии («Ах ты, мудак!»), в которой сквозь персонажа проглядывает ершистость самого Шона Пенна. И в отличие от своих самых очевидных последователей, Уэйна и Гарта в исполнении Майка Майерса и Дэны Карви, они не одержимы сексом: Билл и Тед любят «телочек», но не орут «швинг!». Билл и Тед – это кино про обгашенных чуваков, только для детей.

«Перед началом работы мы обсуждали друг с другом, а потом и со сценаристами, – в 2019 году расскажет Уинтер, – что эти парни никогда не пробовали наркотиков^[116]. Они по-настоящему неопытны и наивны. Так что мы не играли их как упоротых бездельников – мы играли их, как будто им по девять лет. Они расстраиваются, потом снова радуются, и опять расстраиваются, и вновь радуются – это совсем детское отношение к миру».

Сюжет фильма еще тупее, чем его герои. Билл и Тед из южнокалифорнийского пригорода Сан-Димас весьма посредственно исполняют хеви-метал в группе под названием «Диккие жаребцы». Кроме того, им грозит неуд по истории. Если это произойдет, отец Теда, шеф местной полиции, поклялся отправить сына в военную школу на Аляске.

Однако никто пока не знает, что группе Билла и Теда суждено стать самой важной группой в истории человечества. Когда-то в будущем их музыка ознаменует век галактического мира и процветания, но ничего такого не произойдет, если их пути разойдутся, – поэтому верховные лидеры человечества отправляют к ним из будущего Джорджа Карлина, чтобы тот помог Биллу и Теду, одолжив им машину времени, а они собрали настоящих исторических личностей – в том числе Линкольна, Сократа, Чингисхана и Малыша Билли – и отправили их в современный Сан-Димас, где вождь монголов переворачивает вверх дном магазин спортивных товаров в торговом центре, Наполеон устраивает скандал в аквапарке, а Зигмунд Фрейд рассуждает о форме корн-дога.

Первый фильм о Билле и Теде никак не назовешь умной комедией. Это даже не умная тупая комедия. Уинтер с Киану вывозят ее целиком на запоминающихся репликах и своей харизме. Однако на дне всего этого киновинегрета кроется обнадеживающее послание: ничего страшного, если ты еще не стал тем, кем хочешь, – времени у тебя навалом, пусть ты и не знаешь, как это осуществить.

Снятый в 1987 году – к моменту знакомства Уинтера с Киану «На берегу реки» еще даже не вышел на экраны, – фильм становится одним из многочисленных заложников банкротства компании продюсера Дино Де Лаурентиса De Laurentiis Entertainment Group. Он пролежал на полке до 1989 года, и после покупки компанией Nelson Entertainment по бросовой цене в 1 миллион долларов его сплавили на кабельное телевидение; чтобы его выпустить, студии потребовалось переозвучить несколько диалогов, потому что 1988 год уже перестал быть «настоящим временем». В прокат фильм выходит в апреле 1989 года, встречают его разгромными рецензиями. В вердикте на три абзаца, схоронившемся в The New York Times на странице С12, Винсент Кэнби называет его «мучительно несуразной комедией»^[117]. The Washington Post пишет: «Помимо всего прочего, этот фильм выглядит ничтожным и сырым^[118]. Видно даже, как налеплены бородавки на лице Линкольна». В Los Angeles Times Крис Уиллман – будущий свидетель паники Киану на интервью – обвиняет фильм в «беззастенчивом восхвалении тупости исключительно из любви к этой самой тупости», называет персонажей «сумбурным недоразумением» и второсортными клонами Спиколи^[119].

«Часть фильма еще ничего, но вот занятия Жанны д’Арк аэробикой стали для меня пыткой^[120], – рассказывал годы спустя Эд Соломон изданию Cinefantastique. – Идея состояла в том, чтобы оказавшиеся в одном помещении Линкольн и Фрейд играли в кикер, без штампов вроде „Линкольн должен произнести какую-нибудь очередную Геттисбергскую речь“. Мы всегда старались сделать выбор в пользу более странного и менее очевидного».