Талли на мгновение замешкалась, чувствуя себя ужасно неловко. Ей хотелось обнять Кейт на прощанье, может, даже прижать к себе покрепче и объяснить, что без нее эта ночь была бы куда ужаснее, – но она так и не решилась. Проявлять уязвимость опасно, уж этому мать ее научила, а унижения ей на сегодня хватило, больше не вынести. Развернувшись, она пошла к дому. И, едва оказавшись внутри, отправилась прямиком в душ. Пока плети горячей воды хлестали ее по плечам, она думала обо всем, что случилось, – обо всем, чему она позволила случиться, просто потому что хотела сыграть крутую девчонку, – и плакала. А потом выключила воду, выключила слезы, тут же застрявшие тугим комом в горле, и, собрав все воспоминания об этом вечере, затолкала их в дальний угол подсознания – туда же, где хранила детские воспоминания о матери, раз за разом бросавшей ее. И дорогу к ним постаралась поскорее забыть.

Глава пятая

После того как Талли ушла, Кейт еще долго лежала без сна. Затем сбросила одеяло и вылезла из постели.

На первом этаже она нашла все, что требовалось: небольшую статуэтку Девы Марии, церковную свечу в красном стеклянном подсвечнике, коробок спичек и старинные бабушкины четки. Притащив все это обратно в спальню, она устроила небольшой алтарь у себя на комоде и зажгла свечу.

– Господи, – попросила она, склонив голову, сложив ладони в молитве, – пожалуйста, позаботься о Талли Харт и помоги ей справиться с этим несчастьем. И еще, пожалуйста, пусть ее мама выздоровеет. Я знаю, Ты сможешь им помочь. Аминь.

Затем она несколько раз повторила молитву к Деве Марии и отправилась обратно в постель.

Всю ночь ей снилась Талли, их разговор, и она ворочалась с боку на бок, гадая, что ждет ее утром. Стоит ли подойти к Талли в школе или издалека улыбнуться ей? Или, может, надо притвориться, что ничего не было? У популярности есть свои правила, тайные законы, которые пишут невидимыми чернилами, чтобы никто, кроме девчонок вроде Талли, не мог прочитать. Меньше всего Кейт хотелось облажаться и выставить себя на посмешище. Она слышала, что иногда популярные ребята тайком общаются с задротами – например, если родители дружат, – здороваются с тобой, улыбаются и все такое, но только когда вы не в школе. Может, у них с Талли как-то так все и будет.

В конце концов она бросила бесплодные попытки уснуть и встала. Надела халат, спустилась на первый этаж. Отец, сидевший в гостиной с газетой, поднял на нее взгляд и улыбнулся:

– С добрым утром, Кейти Скарлетт! Иди обними своего старика.

Кейт забралась к нему на колени, прижалась щекой к грубой шерсти его рубашки.

Отец заправил ей за ухо прядь волос. Он выглядел усталым – работал очень много, брал двойные смены на заводе «Боинга», чтобы накопить на ежегодную семейную вылазку на природу.

– Как в школе дела?

Он это вечно спрашивал. Однажды, давным-давно, Кейт честно ответила: «Не очень, пап», ожидая, что отец поддержит, даст совет ну или хоть как-то отреагирует, но он промолчал. Услышал то, что хотел услышать, а не то, что она сказала. Мама говорила, это из-за того, что он так вкалывает на заводе.

Кейт могла бы и обидеться на его рассеянность, но почему-то лишь сильнее его полюбила. Отец никогда на нее не орал, не просил быть повнимательнее, не напоминал, что она сама кузнец своего счастья. Это мама вечно поучает, а отец просто любит ее, несмотря ни на что.

– Отлично, – ответила она и широко улыбнулась, чтобы вышло поубедительнее.

– Еще бы, – отец поцеловал ее в висок, – ты же у нас первая красавица в городе, скажешь нет? Не зря тебя мама в честь такой известной героини назвала.

– Да уж, у меня со Скарлетт О’Хара невероятно много общего.

– Посмотрим, – усмехнулся отец. – Тебе, юная леди, еще жить и жить.

Кейт посмотрела ему в глаза:

– Думаешь, я буду красивая, когда вырасту?

– Кейти, – ответил он, – ты уже красавица каких поискать.

Она сберегла эти слова, припрятала в кармашке – как те круглые полированные камушки, которые носят с собой и гладят, чтобы успокоиться, – и, пока собиралась в школу, то и дело прикасалась к ним, перекатывала на ладони.

К тому моменту, как она собралась, дом опустел. «Школьный автобус Маларки» уже уехал.

Она так нервничала, что пришла на остановку намного раньше обычного. Каждая минута тянулась целую вечность, а Талли все не было, она не появилась, даже когда автобус тряско выкатился на дорогу и затормозил у остановки.

Уронив подбородок на грудь, Кейт поднялась по ступенькам, плюхнулась на сиденье в первом ряду.

Все утро в школе она искала Талли глазами, но так и не увидела. Во время обеда, проскочив с подносом мимо группы популярных ребят, которые потехи ради то и дело пролезали к раздаче без очереди, она уселась за один из длинных столов в дальнем углу. В противоположном конце столовой школьники смеялись, пихали друг друга, болтали, но здесь, в резервации для изгоев, стояла удручающая тишина. Кейт, как и остальные обитатели резервации, сидела, упершись взглядом в поднос.

Этому навыку, необходимому для выживания, все изгои обучались довольно быстро: школа – зона боевых действий похлеще вьетнамских джунглей, лучше сидеть тихо и не высовываться. Кейт с таким тщанием разглядывала свой обед, что, услышав над головой «привет», вздрогнула и едва не свалилась со стула.

Талли.

День выдался прохладный, но она все равно была в коротенькой юбке, высоких белых сапогах, черных колготках и топе без бретелей. На шее висело несколько ожерелий с «пацификами». Волосы на свету отливали медью. У бедра болталась огромная сумка из макраме.

– Ты никому не рассказывала про вчера?

– Нет. Конечно нет.

– Значит, подруги?

Кейт сама не поняла, чему удивилась сильнее – этому вопросу или уязвимости во взгляде Талли.

– Подруги.

– Отлично. – Талли достала из сумки пачку кексов в ярких обертках и уселась напротив. – Так вот, насчет макияжа. Тебе явно требуется помощь, и я это не из вредности говорю. Правда. Просто я в моде разбираюсь. У меня талант. Можно молока твоего отопью? Класс. А банан ты собираешься есть? В общем, могу к тебе зайти после школы…

Кейт стояла у входа в аптеку и оглядывалась по сторонам – не идет ли кто-нибудь из маминых знакомых.

– Ты уверена?

– Абсолютно уверена.

Ответ не очень-то успокаивал. Официально они дружили всего один день, но Кейт уже успела усвоить: у Талли полно грандиозных замыслов.

И ее замысел на сегодня – сделать из Кейт красотку.

– Ты что, не доверяешь мне?

Вот и он, заветный вопрос. Едва Талли произнесла его, Кейт поняла, что проиграла: крыть такое нечем. Не может же она сомневаться в своей новой подруге.

– Доверяю, конечно. Просто мне не разрешают краситься.

– Слушай, я профессионал. Так накрашу, что твоя мама даже не заметит. Ну пойдем.

Талли уверенно зашагала между полок, выбирая тени и румяна, которые пойдут Кейт, а на кассе – внезапно – сама за все заплатила. И на робкие возражения ответила:

– Ну мы подруги или нет?

Выходя из аптеки, она пихнула Кейт плечом.

Кейт, рассмеявшись, пихнула ее в ответ. Вместе они дошли пешком до своей улицы: сперва по городу, затем вдоль реки. И все это время болтали не переставая – о шмотках, о музыке, о школе. Наконец они свернули с дороги к дому Талли.

– Если б бабушка увидела, в каком тут все состоянии, она бы взбесилась, – сказала Талли, сконфуженно оглядывая рододендроны размером с дирижабль, целиком заслонявшие стену. – Дом вообще-то ей принадлежит.

– Она к тебе приезжает?

– Не-а. Проще подождать.

– Чего?

– Когда мать снова про меня забудет.

Она обошла трио мусорных баков, перешагнула через гору неубранных газет и открыла дверь. Внутри стоял густой дым.

Мама Талли лежала на диване в гостиной, прикрыв глаза.

– З-здравствуйте, миссис Харт, – сказала Кейт. – Я ваша соседка, Кейт.

Миссис Харт попыталась приподняться, но, похоже, была слишком слаба.

– Привет, наша соседка.

Талли схватила Кейт за руку и потащила прочь из гостиной, а едва они оказались в ее комнате, с грохотом захлопнула дверь. Тут же зарывшись в стопку пластинок, она откопала альбом «Прощай, дорога из желтого кирпича» и поставила в проигрыватель. Когда зазвучала музыка, она швырнула Кейт выпуск «Тайгер Бит» и подтащила к зеркалу стул.

– Ну что, готова?

Волнение, едва поутихшее, снова охватило Кейт. Ей за это точно попадет, но разве можно завести друзей и стать популярной, ни разу не рискнув?

– Готова.

– Отлично. Садись. Начнем с волос. Чуть осветлим некоторые пряди. Морин МакКормик^[20], между прочим, так и делает.

– А ты откуда знаешь?

– Прочитала в «Тин»^[21] в том месяце.

– Ну ее-то волосами, наверное, профессионалы занимаются.

Кейт открыла «Тайгер Бит» и попыталась сосредоточиться на статье («Идеальная девушка для Джека Уайлда^[22] – что, если это ты?»).

– Эй, возьми свои слова обратно. Я инструкцию два раза прочитала!

– Какова вероятность, что я останусь лысой?

– Нулевая. Почти. А теперь помолчи, мне надо еще разок в инструкцию заглянуть.

Талли разделила волосы Кейт на пряди и принялась распылять на них осветляющий спрей. Прошел почти час, прежде чем она наконец осталась довольна результатом.

– Будешь у меня вылитая Марша Брейди.

– А каково это, быть популярной? – Кейт вовсе не собиралась спрашивать, но слова как-то сами собой сорвались с языка.

– Скоро узнаешь. Только про меня потом не забывай.

Кейт прыснула:

– Очень смешно. Ой, эта штука жжется.

– Да? Не к добру это. И волосы что-то выпадать начали.

Кейт удалось сдержаться и не состроить гримасу. Если ради того, чтобы дружить с Талли, придется немного походить лысой, она и на это готова.

Талли включила фен и направила струю раскаленного воздуха на волосы Кейт.

– У меня месячные начались, – проорала она. – Так что по крайней мере я не залетела от этого мудилы.

Храбрится – Кейт поняла это по голосу, увидела по глазам.

– Я за тебя молилась.

– Правда? – спросила Талли. – Ого. Спасибо.

Кейт не придумала, что на это ответить. Для нее молиться было все равно что чистить зубы перед сном – так уж заведено.

Талли выключила фен и улыбнулась, но тут же лицо ее приняло озабоченное выражение. Наверное, из-за того, что пахнуло паленым волосом.

– Так. Иди в душ, смой это все.

Кейт послушно отправилась в ванную. Несколько минут спустя она вылезла из-под душа, вытерлась, снова натянула одежду.

Талли схватила ее за руку и повела обратно к зеркалу.

– Как волосы, выпадают?

– Ну, некоторые да, – признала Кейт.

– Если облысеешь, я тоже налысо побреюсь. Слово даю.

Талли снова включила фен и взялась за расческу.

Кейт даже смотреть было страшно. Она сидела с закрытыми глазами, и голос Талли постепенно сливался с жужжанием фена.

– Открывай глаза.

Кейт медленно подняла голову. С такого расстояния она все прекрасно видела и без очков, но по своей близорукой привычке наклонилась ближе, чтобы как следует рассмотреть девушку в зеркале. В ее светлых волосах, безукоризненно прямых, разделенных идеально ровным пробором, сияли пряди, обесцвеченные почти до белизны. В кои-то веки волосы выглядели шелковистыми и мягкими, а не просто тонкими и прилизанными. Травянисто-зеленые глаза из-за осветленных прядей казались ярче, нежно-розовые губы притягивали взгляд. Она смотрелась почти что красавицей.

– Ого, – только и смогла выдавить она, чувствуя, как в горле встают комом слезы благодарности.

– Это ты еще не видела себя с накрашенными ресницами и румянами, – сказала Талли. – А прыщи на лбу консилером замажем.

– Я твоя подруга навеки, – прошептала Кейт почти неслышно, но, заметив, как Талли улыбнулась, поняла, что ее все же услышали.

– Круто. Теперь давай тебя красить. Бритву мою не видела?

– Это еще зачем?

– Как зачем? Для бровей, конечно. А, вот она. Ну, закрывай глаза.

Кейт повиновалась не раздумывая.

– Окей.

Кейт зашла в дом, даже не пытаясь прятать лицо – столько в ней было уверенности. Впервые в жизни она чувствовала себя красивой.