Откуда я иду, или Сны в Красном городе (страница 11)
– Ну, чай никуда не убежит, – Георгий остановил жену у входа на кухню. – Мой товарищ и учитель помогает мне на верную дорогу вернуться, с которой меня пьянка снесла. И мы приехали с тобой посоветоваться и решить главный для меня вопрос.
– Мы просим вас вернуться. Я – священник Илия. Служу в церкви Кызылдалы. В мирской одежде я Виктор Сухарев. Георгий случайно, но уже давно пришел к нам в церковь и искренне раскаялся во всём дурном, что успел сделать за жизнь вам, семье и себе. Я немного психолог. Потому быстро разобрался в его сущности. Он прекрасный человек и любит вас. Нашел он дорогу в мир добра и счастья. Сейчас ему в этом новом мире не хватает только вас и Маши.
– Я верю, – тихо сказала Татьяна. – Я тоже не могу без него. Плохо без Жоры. Без такого, каким он был до начала пьянства.
– Он боялся ехать к вам.– Улыбнулся Виктор. – Меня просил с ним поехать. А я чего согласился – то? Да потому, что легко и быстро его изучил. Жора – чудесный человек. А с Вами вместе и судьба семьи вашей будет снова светлая. Ведь была же?
– Была.– Вздохнула Татьяна.
Они говорили долго вдвоём. Татьяна и Виктор. Она – о своих чувствах к мужу, которые должны были измениться к худшему, но, удивительно, остались теми же. Только жалости добавилось. И страха, который обездвижил её разум. Татьяна тогда, два года назад, видела, как пропадает дорогой человек и очень испугалась. Она не знала, кого просить о помощи, а сама ничего не смогла. И сама до сих пор не осознаёт, не понимает, почему и для чего уехала. Чтобы не видеть медленной погибели близкого человека, наверное. Да, видимо, от страха.
– Это не грех, не предательство, – посмотрел на неё внимательно Виктор. – Это душевный шок. Он действительно одной ногой на том свете стоял. Но сейчас прошло время. Я ручаюсь за него: вам нечего больше переживать. Георгий снова тот, каким, наверное, был раньше. Мне так кажется. Не знаю, какой он был тогда. Но сейчас это простой, неглупый, порядочный, совестливый и добрый мужик.
Прошло четыре часа. Жора молчал, сидя в углу возле шкафа на корточках.
Потом пришла дочь. Цыбарев обнимал, целовал её волос, руки, глаза. С выражением детской радости на лице Татьяна познакомила Машу со священником, коротко пересказала их беседу и спросила:
– Едем с папой домой?
– Я останусь после школы здесь. Буду поступать в педагогический, – сказала Маша твёрдо. – Отучусь – приеду. А ты езжай, конечно, когда захочешь. Человек же с папой приехал не обманывать нас. Он верующий. Священник. А они не имеют права обманывать.
Вроде и не так уж долго разговаривали, а оказалось, что уже и полночь. Татьяна уложила спать дочь, Виктора, а они с Георгием ушли на кухню. Говорить и думать.
– Мне про тебя всё рассказала Евграфова Наталья. Соседка наша. У неё мама в Зарайске. Она меня случайно нашла. Искала, где хорошо причёски дорогие делают. У племянника свадьба была. – Татьяна налила чай, потом вдруг охнула и засуетилась. – Виктор, может, не спит ещё? Позови его. А то наобещала булочек французских. А сама…. Вот же дура-то…
– Да пусть спит. Устал он. Со мной возится. Других дел полно, – Цыбарев усадил жену на стул. – Утром двойную порцию съест. Ничего. Давай лучше договариваться.
– Так вот, – Татьяна стёрла салфеткой помаду и тушь – Уехали мы в шестьдесят третьем. Два года порознь – это много. Ну, хорошо. Поверю священнику. Ты стал прежним. Того Цыбарева я любила. Но смотри, какой расклад выбросился. Как на картах. Шестёрок много пока. Пропил всё. Руки на себя, считай, наложил. Спасли-то вообще случайно. Дом сжёг спьяну. Ну, дом ты, может, и построишь снова. А если б не вынули из петли? Теперь козырей посчитаем?
– Работаю уже три месяца, – Жора загнул палец. – Денег много зарабатываю. Почти шестьсот рублей. Дом построю. Деньги мне церковь даёт. Взаймы. Верну частями. С бабами после вашего отъезда не якшался. Только пил. Скоро крещение приму в церкви, потому что стал верить. Это натурально. С помощью Виктора, отца Илии. Ну, а главный козырь такой – я больше не могу без вас. Люблю. Честно.
Татьяна походила по кухне, держась руками за голову и что-то шептала. Потом села и взяла руку мужа в две своих ладони.
– Будет вот как, – сказала она жестко, но с доброй улыбкой. – Ты продолжаешь жить без нас ещё год. Зачем? Ну, дом построишь как раз. Мебель всю поставишь. К богу приблизишься. Я неверующая, но понимаю, что тебе польза от церкви есть. Машка поступит в институт. Я должна рядом быть первое время. Ну и проверим временем желания наши с тобой и чувства уже после вот этого откровенного разговора. Я не хочу больше ни под каким предлогом бояться за тебя, себя, семью и Машку. Я тоже жила тут не сладко. Денег мало. Машка растёт. Одежда другая и дороже. Характер прорезался у неё жесткий. Вот у меня режим всегда был один – работа, дом, Машка и её проблемы. То женихи лезут раньше срока, то она сама теряется. Не понимает, как жить. Это с её, представь, точно железным характером.
Устала я как сивка, которую укатали. Но вернусь к тебе. Домой. Только не раньше чем через год. Как ты живёшь, мне будут звонить и рассказывать. Виктор твой. Я ему телефон рабочий дала. Ну, и Наташка Евграфова. У неё тоже телефон есть. А работает она в вашем рудоуправлении. Почти рядом с тобой.
– Но вернуться ты не передумаешь? – Жора смотрел ей в глаза и боялся не того ответа.
– Да я бы сразу и сказала, что не вернусь. Чего мне перед тобой шибко вытанцовывать? Да и священник твой правду говорит. Чувствую. Видно это. Но и он мне не указ.– Жена села и надкусила булочку – Меня пока своя головушка и чутьё не подводят. Всё, Жора. Я всё сказала. Будешь ждать?
– Очень, – ответил Георгий и нежно погладил её ладонь. – Всё. Я пошел к Виктору. Завтра рано встанем и до вечера будем в Зарайской церкви. Там у отца Илии долгий разговор с их ним начальством. Что-то хочет улучшить в нашей церкви. Посоветоваться надо.
Он зашел в спальню и кое-как приспособился лечь спиной к огромному стокилограммовому Сухареву.
– Ну? – проснулся Виктор.
– Тебе спасибо, – прошептал Жора. – Вроде всё как надо. Потом расскажу. Спасибо ещё раз.
– Господа благодари. «Отче наш» прочти перед сном, – сказал сонно Виктор и захрапел.
До утра ещё было пять часов сна. Целых пять часов свободы от тяжелых раздумий и пока ещё не пропавших опасений.
6. глава шестая
Сухарев вернулся из Зарайска один. Жора остался. Хотел перед отъездом ещё раз встретиться с женой вечером. Не договорил что-то. А увидятся они, в самом лучшем случае, через год. Если увидятся… Дождь уже прошел в Кызылдале и вечером в десять часов на улицах было почему-то много гуляющих. Плюс шесть-семь градусов без ветра – самая замечательная осенняя погода. Кто-то из кинотеатра шел с последнего сеанса, кому-то осточертело два дня сидеть дома или кваситься под дождём, который резвился в красной глинистой породе, уставать на уличных работах или в изнуряющих переходах из дома на службу и обратно. Вот они просто гуляли. Дышали чистым воздухом, медленно влетающим в город из близкой подсохшей степи.
В гостинице дежурная по этажу сменилась. Молодая девчонка Лариса со скоростью спортсменки толкала перед собой швабру с влажной тряпкой вдоль коридора и напевала под нос незнакомую Виктору песню.
– Лариска, ключ где? – крикнул Сухарев в другой конец длинного коридора.
– А в комнатку зайдите. Там слева фанера с гвоздиками и ключами, – дежурная остановилась и стёрла со лба пот пестрым платочком, повязанным узлом пионерского галстука. – Я если отхожу, ключи убираю на всякий пожарный. Вы потом подойдите ко мне. Минут через десять. Вам звонили. Я должна слово в слово передать. Скоро закончу уже.
Виктор достал из сумки сапоги, недопитую бутылку минералки, постоял пять минут под душем и в трико спортивном пошел к дежурной.
– Звонил вам Гоголев Николай Викторович из нашего горкома партии. Заведующий отделом пропаганды. Просил, чтобы вы в любое время до двенадцати ночи ему позвонили. Телефоны я записала. Это домашний. А вон нижний – тот секретарша берёт днём.
– Ну, так я сейчас и позвоню. Пока ещё и одиннадцати нет, – Сухарев набрал номер. Телефон единственный был. У дежурной на столе.
– Здравствуйте, – сказал он. – Николай Викторович. Это священник Илия. А после работы Сухарев Виктор. Вы хотели говорить со мной? Мне так передали.
– Добрый вечер, Виктор, – Гоголев откашлялся. – Я говорил по телефону с вашим настоятелем. Мне надо решить один свой важный вопрос. Отец Автандил сказал, что лучше всех помочь мне можете вы. Можете с утра прийти ко мне? Двадцать шестой кабинет. Пропуск на вашу фамилию выписан.
– Горкому КПСС вроде бы ниже своего достоинства решать вопросы с церковью, – Сухарев сказал это мягко, но с ироничной улыбкой.
– Так горком ничего с вами решать и не собирается, – тоже улыбнулся Гоголев. – Мне лично надо. Просто я работаю в горкоме. Ра-бо-та-ю. А живу обычной жизнью. В ней есть проблемы. Психолога в город не завезли пока. В Зарайске тоже нет. Я узнавал. А настоятель ваш сказал, что вы любого психолога заткнёте за пояс.
– Или психотерапевта, – засмеялся Виктор. – Священник обязан быть психологом. Если у него нет к этому способностей, он рано или поздно идёт и устраивается работать слесарем или шофёром в автоколонну. Хорошо. Договорились. Во сколько вам удобно?
– К десяти приходите. Как раз планёрка у секретаря закончится. Жду. Доброй ночи! – Гоголев повесил трубку.
Виктор сбегал в буфет. Взял в номер бутылку кефира и три бутерброда с сыром. Перекусил. Ни о чём не думалось. Устал после путешествия в Зарайск и обратно. Взял вчерашнюю газету на столике у дежурной, лёг на кровать и успел прочесть только последнюю страницу. Некрологи просмотрел. Но никого из умерших не знал, поэтому переключился и стал изучать программу телепередач на завтра, хотя телевизор почти не смотрел. После чего пальцы отпустили газетный лист, глаза закрылись и Сухарев исчез из живой действительности, провалившись в сон.
И, как обычно, сон пришел без видений, но с голосом знакомым и нужным, поскольку тот, кто вещал во снах, появившихся только в Кызалдале, в Красном городе, толковал Виктору знания вовсе не религиозные, а философские. Об устройстве жизни, морали, нравственности, добре и зле. В общем о том, что не очень вдумчиво слушал Сухарев на лекциях в Свердловской духовной семинарии. Сегодня кто-то запустил хорошо видимую ленту со словами, которая двигалась вниз плавно. Ровно так, как звучал вслед за каждой строчкой мягкий баритон явно не земного, а чуть ли не вселенского происхождения и масштаба.
(сон Виктора Сухарева в ночь с двадцать девятого на тридцатое октября в Красном городе.)
«-Давай сегодня подумаем о друзьях, врагах и деньгах. Кого и чего надо больше любить, бояться, или, напротив, не бояться, но и не любить. Зачем бояться явного врага? Если сам он не скрывает, что враг, стало быть, он уже честен перед тобой. Честность – плохое качество? Нет. Открытый враг может разворошить два твоих чувства – трусость или смелость. Бороться со своей трусостью – благородное, значит, полезное, хорошее дело. Найти в себе смелость – свойство доброй, сильной воли. Это тоже хорошо. Врагу нет смысла тебя предавать. Он и так враг. Ему нет резона прикидываться другом. Какой же он тогда открытый враг?
От него ты ждешь неприятностей, нападения, агрессии и это заставляет тебя быть наготове, копить силу, работать головой, чтобы понять – как победить врага. Тоже ведь полезное занятие – быть готовым к трудностям и их преодолению. Врага можно не любить. Но уважать – надо обязательно. Если ты не уважаешь его, значит, заранее уверен в его слабости или своем преимуществе. Это может дорого тебе обойтись. Подводим черту. Открытый враг с тобой честен, он вынуждает тебя быть в силе и бороться с боязнью. Настоящий враг не станет выдавать себя за друга. Значит, друга ты уже не теряешь, что всегда тяжело. И, наконец, враг вынуждает тебя копить силу и ум, чтобы выжить или просто не проиграть. То есть, хорошо и это.