Дорога в Рим (страница 16)
Петроний, оценив мрачный юмор товарища, расплылся в ухмылке:
– Да уж, обложили нас.
– Точно. Впрочем, гляди, – указал куда-то Ромул.
До Петрония не сразу дошло, но тут же, вглядевшись пристальнее, он разразился торжествующим кличем:
– Орел! Орел с нами!
Солдаты, готовые с радостью уцепиться хоть за кроху надежды, обернулись: справа, совсем близко, вновь взметнулось кверху накренившееся было древко с орлом, символом Двадцать восьмого легиона. Солдат, перехвативший его у смертельно раненного аквилифера, теперь криками ободрял товарищей, призывая не сдаваться. Понтийцы накатывали волна за волной, соперничая друг с другом в попытке захватить римского орла, однако никто не преуспел: ближайшие легионеры стояли насмерть, орудуя мечами как одержимые, чтобы не подпустить врага, – правая рука у каждого была в крови уже по локоть.
– Не сдаваться! – присоединился к кличу Ромул.
– Иначе Марс не простит! – поддакнул низкорослый легионер с чудовищной раной в правой руке. – Вход в Элизий надо еще заслужить!
– Верно! – рявкнул Петроний. – Кем нас сочтут соратники, которые уже там? Слабаками, которые сдались врагу раньше, чем сгинул орел?
Ромул следил глазами за солнечными бликами, игравшими на распростертых крыльях орла и на зажатой в когтях золотой молнии, и не мог отделаться от воспоминаний о Бренне, погибшем на берегу Гидаспа. Ромулу с Тарквинием уже случилось раз бежать с поля битвы прежде, чем орел достанется врагу, и повторять тот опыт не хотелось. Ни за что.
– В атаку! – взревел Ромул, не обращая внимания на пульсирующую боль, словно от острых игл, пронзающих череп. – Рим и победа!
Вскинув щит, он устремился навстречу врагу.
– Roma Victrix! Рим и победа! – завопил Петроний, бросаясь за ним.
Ближайшие солдаты, подстегнутые их словами, устремились следом.
Горстка сумасшедших римлян, пускающихся на чистое самоубийство, понтийцев не впечатлила: жаждущие битвы не меньше легионеров, они лишь ускорили бег, хрипло выкрикивая боевой клич.
Ромул, которому туман застилал глаза, никого толком не различал, кроме единственного гиганта-пельтаста, на бронзовом щите которого красовалась физиономия демона – косоглазый и ухмыляющийся, тот словно подзывал к себе, обещая скорый путь в Элизиум. Одолеть громадного пельтаста Ромул и не надеялся. «Ну и ладно, – пронеслась дерзкая мысль. – Зато перед Бренном будет не стыдно: погибну в бою, из последних сил защищая орла».
Десять шагов до смерти.
Пять.
Пельтаст-великан нетерпеливо взмахнул ромфайей…
И Ромул услышал звук, желаннее которого не мог и вообразить, – букцины пропели знакомый каждому легионеру сигнал к атаке, повторив его вновь и вновь.
Цезарь здесь!
При звуках сигнала вражеское войско замерло, пытаясь предугадать, куда же римляне направят свежие силы. Гигант напротив Ромула, глянув в сторону правого римского фланга, едва не смятого грозной атакой каппадокийцев, вдруг удивленно раскрыл рот – и Ромул, осторожно отведя от него глаза, с изумлением увидел во главе армии Шестой легион, уже вливающийся в поредевшее правое крыло. Потрепанный годами галльской войны и недавней египетской кампанией, легион едва насчитывал девятьсот бойцов – однако те неслись на понтийскую пехоту так, будто их девять тысяч.
Лишь потому, что верили в Цезаря.
Ромул вновь преисполнился решимости и окинул пельтаста оценивающим взглядом: выстоять против здоровяка раза в полтора тяжелее тебя самого, да еще когда ты без шлема и ранен – дело непростое, надо бы найти слабину… Однако противник казался неуязвимым, и Ромула захлестнула горечь: даже атака целой армии его не спасет, смерть неминуема…
К его изумлению, мимо его уха вдруг просвистел камень размером с кулак и ударил пельтаста прямо между глаз – череп раскололся, и пельтаста отбросило назад, как тряпичную куклу, мозг серыми ошметками брызнул в застывших от ужаса соседей. Камень ударил так внезапно, что у них не оставалось сомнений: их собрат неведомым образом погиб от руки Ромула.
И тут камни посыпались градом. Пока Двадцать восьмой бился за свою жизнь, из лагеря выкатили баллисты, и Цезарь, несмотря на риск задеть своих же легионеров, приказал целить по самым плотным, передним рядам врага. Опасное решение окупилось с лихвой – залп из двух дюжин катапульт, стрелявших меньше чем с двухсот шагов, теперь сеял гибель в понтийском войске: камни убивали и калечили, некоторые удачно пущенные отскакивали рикошетом еще и в соседних воинов, успевая поразить не одного. Над оцепеневшей понтийской армией понеслись смятенные вопли.
Ромул, уже готовый к неминуемой смерти, теперь едва верил своему счастью; от спасительного появления Цезаря схлынули все страхи. Перепрыгнув через тело убитого пельтаста, он ударил умбоном щита в лицо какому-то крючконосому понтийцу, послышался громкий хруст, и противник с жутким воем осел на землю. Пнув его для надежности сандалией, Ромул обернулся к следующему.
Петроний, орудуя мечом слева от него, успел прикончить одного понтийца и теперь бился со вторым, справа высокий светлоглазый легионер с мрачной решимостью добивал шатающегося туреофора.
Подхлестываемый жаждой боя, Ромул влетел в гущу растерявшихся врагов. Через миг баллисты разразились вторым залпом, на этот раз нацеленным в середину понтийской армии, воинов которой, бессильных против римского подкрепления и сыплющейся с небес смерти, уже охватила паника – кое-кто поглядывал через плечо в поисках пути к отступлению.
Пельтасты и туреофоры напротив Ромула, еще миг назад готовые растерзать Двадцать восьмой в клочья, тоже изрядно притихли – римлянам оставалось лишь не упустить случая.
– Вперед! – крикнул Ромул. – Не дать им сбежать!
Заслышав его клич, ближайшие легионеры удвоили усилия. Сзади, невидимая их глазам, понтийская конница пустилась в бегство, чтобы не попасть в тиски между римскими когортами, и освободившиеся центурионы, повернув строй кругом, уже вели легион вниз, в самую гущу сражения.
Вплотную за ними двигались еще три легиона под командованием самого Цезаря.
Понтийское войско при виде такого зрелища застыло на месте – и римляне, успевшие набрать разгон на крутом спуске, с налета врезались во вражеский строй как живой таран, сбивая воинов с ног. Яростный натиск Шестого легиона смел даже каппадокийцев, которые еще миг назад готовились праздновать победу.
Хваленая храбрость понтийского войска таяла на глазах, бойцов охватывал ужас.
Почуяв смену настроя, Ромул с восторгом понял, что поражение оборачивается победой прямо на глазах. От ликования забыв про боль, он не отводил взгляда от пельтастов и туреофоров, которые успели развернуться и теперь удирали без оглядки, побросав оружие и щиты, отпихивая друг друга локтями и в страхе мечтая лишь об одном – уйти от неминуемой расплаты. Мечи Цезаревых легионеров милосердия не сулили.
Преследовать врагов вниз по склону холма было проще простого. Когда многотысячная толпа солдат спасается бегством, никто не остановится драться в одиночку – желание выжить будет гнать их дальше, на деле оборачиваясь гибелью. Убивать их не труднее, чем сшибать спелые лимоны с дерева. Римские легионеры, выучке которых позавидовало бы любое войско, не давали врагам уйти и уничтожали их сотнями – понтийцы валились кто с раной в незащищенной спине, кто с перерезанной коленной жилой. Раненых добивали гладиусом идущие следом. Впрочем, помогала не только римская выучка: на крутом склоне, споткнувшись о пучок травы или отстегнувшийся ремень сандалии, понтийцы падали и уже не поднимались – их затаптывали бегущие сзади пельтасты и туреофоры. Паника, заставляющая забыть обо всем, гнала армию Фарнака только вперед.
Резня продолжалась и у подножия. Ромул в ужасе смотрел, как десятки понтийцев падают в воду под натиском своих же товарищей, рвущихся через реку на другой берег. Легионеры, стоя по бедро в воде, топили барахтающиеся тела легким ударом меча, а то и щита и все равно не получали отпора – врагами владела лишь отчаянная паника, и те, кому удалось перейти реку, тысячами устремлялись к вершине противоположного холма, под защиту своих укреплений.
Римляне не мешкали. По ту сторону реки легионеры, руководимые спокойными приказами командиров, сформировали строй и упорядоченным маршем двинулись к понтийскому лагерю. Над бегущим в панике понтийским войском, потерявшим последнюю надежду, повис вопль ужаса.
Ромул обернулся на трубачей, спускающихся от римского лагеря вместе с армией, – какой сигнал протрубят? По большому счету битва окончена… Однако букцины настороженно молчали: пощады не будет.
– Вперед! Вперед! – слышались крики центурионов. – На Понтийский холм! Захватить лагерь!
Ромул с Петронием, по-прежнему охваченные жаждой боя, устремились вслед врагам.
* * *
Битва длилась чуть больше четырех часов. Преследуемые до самых ворот лагеря, понтийцы не сумели перестроить войско, и после яростной, но короткой схватки оборонительный вал был взят – ворота лагеря распахнулись перед победителями. Тысячи легионеров устремились внутрь, одержимые жаждой убивать. Сам царь Фарнак с горсткой всадников еле успел унести ноги – и то лишь потому, что победившие римляне сначала занялись грабежом лагеря.
Ромул, стоя рядом с Петронием на холме, понимал, что бегство Фарнака ничего не решает: склоны обоих холмов завалены телами убитых и раненых понтийцев, уцелевшие вражеские солдаты захвачены в плен. А солнце, по-прежнему пылающее в небесной синеве, едва-едва добралось до зенита. Как стремительно меняются пристрастия богов! Только что они дарили милостями одних – а теперь весь пантеон осыпает улыбками Цезаря и его армию. Ромул склонил голову в молчаливой молитве. Благодарю тебя, Митра, Sol Invictus – Непобедимое Солнце! Хвала Юпитеру и Марсу!
– Ну и утречко выдалось, – бросил Петроний. Его меч, руки и лицо, заляпанные кровью, успели подсохнуть до корки. – Не чаяли и выжить, да?
Ромул только кивнул. Боевое возбуждение схлынуло, голова пылала от боли почти невыносимо, его шатало, как пьяного.
Петронию хватило одного взгляда.
– Обопрись на меня, – озабоченно велел он. – Спустимся к реке, промоем рану. А потом отыщем лазарет, надо показать тебя лекарю.
Ромул благодарно оперся на крепкую руку ветерана. Помощи было ждать неоткуда: в яростной погоне за врагом Цезарево войско смешалось, многие оторвались от своих товарищей и, как Ромул с Петронием, оказались в общей толпе. Сейчас, когда битва завершилась, это ни на что не влияло: вернувшись в лагерь, когорты вновь воссоединятся как положено.
Медленно спустившись с холма, друзья добрались до речушки, заваленной сотнями тел, и отыскали место выше по течению, где вода была чище. В потоке уже плескались такие же легионеры, с наслаждением смывающие с себя пот, пыль и засохшую кровь. Друзья разделись и забрались в реку – ослабевший Ромул остался на мелководье, и, пока Петроний промывал рану, холодная вода приглушила боль. Однако зрение туманилось, голос друга то пропадал, то вновь появлялся, словно Петроний и не стоял на месте рядом с ним.
– К хирургу бы тебя, да поскорее, – бормотал ветеран, помогая Ромулу выбраться на берег. – А потом уложить тебя выспаться.