Вот тут-то Ваську и снесло крышу. Он в два шага преодолел расстояние, что разделяло его и Петермана. Мгновение и он заносит кулак для удара. Я инстинктивно рванулась на защиту немца. Васек его же прихлопнет, как муху! Но не тут-то было. Ян ловко увернулся и перехватил руку Луганского. И откуда в нем столько силы? А с виду и не скажешь.

– Не делай того, о чем пожалеешь, – холодно процедил он, отступая на шаг от двери и молчаливо предлагая Ваську очистить помещение.

Тот, даже не прощаясь, пулей вылетел на улицу. Я не задумываясь рванула следом.

– Вась! Вась, подожди. Это совсем не то, что ты подумал!

Мужчина затормозил и с горькой иронией сказал:

– Ты сейчас говоришь, как героиня из мыльной оперы.

– Ну и пусть. Послушай меня.

Он остановился у калитки и дрожащим от ярости голосом рыкнул:

– Что?! Сейчас скажешь, что не приглашала его?

Я потупила взгляд.

– Приглашала… но по-дружески.

– Значит, по-дружески? – зло выплюнул он. – Теперь понятно, почему ты меня пыталась выпроводить. Его ждала.

– Я не…

Я пыталась оправдаться, но он даже слова не дал мне сказать.

– Что, нашла себе любовника покруче? Тогда боюсь тебя разочаровать. Он женатый и никогда Эльзу не бросит, потому что он без нее никто. Поиграет в богатого папика. Может даже подарков надарит. Но очень скоро выбросит из своей жизни.

– Зачем ты так? – прошептала я, всеми силами пытаясь удержать обидные слова, что вертелись в ответ на такую несправедливость.

– Зачем?!

Мне показалось, он даже задохнулся от этих слов.

– Я столько ради тебя сделал! Даже был готов на серьезные отношения. Дрянь неблагодарная.

Вот тут-то в голове у меня щелкнул переключатель. Чего это он для меня такого сделал? Что-то не припомню. Ах, да, картошку прополол и забор починил. Великие дела. Я бы даже сказала подвиги Геракакла! Ему было так тяжело, так тяжко…пока я за него в колхозе пахала от зари до зари. Затем мне сразу вспомнилась рыжеволосая прелестница Анна, и ладонь внезапно зачесалась дать кому-то в рожу.

Руки, что всё еще держали тазик, дрогнули, и я от всей души, а она у меня широкая, как матушка-Россия, окатила эту скотину безрогую грязной и жирной водой. И пока он, матерясь, стаскивал с себя промокший пиджак, схватила метлу, которой обычно баб Валя подметала куриный помет, и хорошенько хлестанула Луганского по пятой точке.

– Раз я такая плохая, выметайся и больше не приходи!

Нужно ли говорить, что он, злобно сверкнув глазищами, пулей вылетел на улицу к своей шикарной тачке.

– Катись колобком! Скатертью дорожка! – напоследок крикнула я, крайне довольная собой.

Так-так, осталось еще одному всыпать пендюлей и жизнь удалась! Поудобнее перехватила свое орудие возмездия и двинулась в дом.

На веранде меня ждала настолько занимательная картина, что я от неожиданности даже метлу по инерции поставила в уголок. Петерман с понурой головой стоял рядом с чинно восседавшей на лавке баб Валей. Сама старушка вдохновенно отчитывала его, как шкодливого мальчишку.

– Ишь, удумал чего – внучку нашу обижать! Мы ее тута кормим, откармливаем, а они ей нервы мотают. Получишь от нас с дедом. Се-е-ень?! – и метнула она царский взгляд на мужа.

– Да! Получишь! – с жаром поддакнул он и, кряхтя, поковылял к старенькому серванту.

Бабка проводила муженька пристальным взглядом и снова повернулась к немцу:

– Ты, ирод нерусский, почем в наш дом пришел без приглашения? Или у вас там за бугром так принято? А?

– Не принято. Я извиниться хотел, – оправдывался блондинчик.

– Ишь, хотел он – рявкнула баб Валя и стегнула его полотенцем по плечу. – А теперь садись к столу… Как там тебя величать-то?

– Ян.

Старушка на мгновение задумалась, а потом злорадненько улыбнулась.

– Значит, Яшей будешь. Садись, Яшенька, за стол.

Немец даже не вздрогнул. Только удивленно поднял голову и виновато улыбнулся, увидев замершую в дверях меня.

– За стол?

– Ты ж голодный был, – прищурилась она, – или нет?

– Голодный-голодный, – поспешно заверил ее он и немного неуверенно присел за стол.

– Цветы! Цветы давай сюда. Да не помни, дурень!

Чуть не рассмеялась – до того потешное лицо стало у Яна. Он явно разрывался от противоречивых эмоций. С одной стороны, как же это так – его, страшного и ужасного господина Петермана, обозвали дурнем. А с другой – не ругаться же с пожилыми людьми в их же доме.

Краем глаза заметила, что дед Сеня достал из серванта всежевыкопанный хрен и бутылку коньяка, что была у него припасена для особенных случаев. Видимо, дед посчитал, что сей случай наступил. Чай, как-никак с немцем за один стол собрался садиться и хреном его доморощенным потчевать.

Немца стало даже немного жалко. Он со смиренным видом сидел за столом и с расширяющимися от ужаса глазами наблюдал, как дед готовится к тому самому «потчеванию». Старичок налил два граненых коньяком до краев и на мелкой терке стал крошить хрен. У меня от резкого запаха моментально зачесалось в носу.

– Ох, хорош хрен уродился! – нахваливал дед свое угощение.

На Яна стало страшно смотреть. Он, видимо, уже триста раз пожалел, что решил извиниться. Беспомощно посмотрел на меня. А что я? Только и пожала плечами. Сам же на ужин приперся. Вот и терпи теперь. А я посмотрю и буду наслаждаться твоими мучениями, соколик мой. Вот такая я кровожадная. Должна же и для меня быть предусмотрена хоть какая-то моральная компенсация за испорченный вечер.

Я уже приготовилась, заняла место в первом ряду и… баб Валя всю малину испортила.

– Яшенька, ты руки-то мыл?

Блондинчик ухватился за этот вопрос как за соломинку.

– Нет.

– Тогда поди на улицу. Там рукомойник висит. Женя, проводи гостя.

Провожу-провожу. Куда же деваться. Сейчас вот возьму метелку и провожу его как следует.

Вышла с веранды вслед за мужчиной и глубоко вздохнула. На улице стало свежо. Как-никак уже конец лета наступает. Скоро конец уборочной. От этого сердце жалостно сжалось. Я сделала все, что смогла, но это всего лишь небольшая отсрочка. Что мешает Петерману подождать, пока Виталий Иванович не прикатит с Мальдивов.

Пока я задумчиво разглядывала спину немца, он успел помыть руки, тщательно вытереть полотенцем.

– Помыли ручки? – почти ласково поинтересовалась я.

– Да, Евгения.

Мужчина повернулся и замер. Еще бы! Я б на его месте вообще бы в сторону калитки вслед за Луганским бежала.

– А теперь скажите честно, какого, вашу мать, карбюратора, приехали с этим вонючим веником?! – рыкнула я и, приняв боевую позу, половчее перехватила метлу.

И что, вы думаете, этот гад сделал?! Мягко улыбнулся и, подойдя ко мне близко-близко, негромко сказал:

– Ты такая смешная, когда злишься. Словно рассерженный ежик, – и положил свою клешню поверх ладони, которая судорожно сжала черенок метлы.

От интимности, с которой были произнесены эти слова, я даже дара речи лишилась. Ян же, абсолютно не теряясь, осторожно высвободил метлу из цепкого захвата и потянул меня за руку в сторону огорода.

– Куда вы меня тащите? – наконец отмерла я.

– К речке. Мне кажется, отсюда открывается чудный вид, – невозмутимо ответил мужчина и прибавил шаг.

– Э-э-э, господин Петерман, вы нормально себя чувствуете? – на всякий случай осведомилась я.

Он вдруг резко остановился, и я чуть не впечаталась носом в его спину.

– Плохо я себя чувствую. Плохо, – все так же странно ответил он. – И все из-за тебя.

– А причем здесь я? – совершенно искренне удивилась я… ну почти искренне.

Ничего не сказав в ответ, Ян отпустил мою руку и продолжил целенаправленное движение в сторону реки. Мне не осталось ничего, кроме как двинуться следом за ним. Что-то подсказывало, что не нужно оставлять этого ненормального в одиночестве. А то еще решит утопиться. Как после этого тут купаться?

Остановился немец у мостика, скинул туфли, носки и пошел к воде. И все это с каменным выражением лица. Я же бочком, бочком стала подкрадываться поближе. На всякий случай. А то он того… самого надумает.

Вопреки ожиданиям моей кровожадной фантазии, мужчина просто с тихим вздохом опустил ноги в воду, предварительно закатав брюки.

Я замерла за его спиной, не решаясь подойти ближе. Смотрела на расслабленные плечи и опущенную голову Петермана, понимая, что этот человек с каждым разом все больше разрушает мои стереотипы. К примеру, если Луганский был открытой книгой, пусть еще непрочитанной и интересной, но я всегда знала, как он может поступить в той или иной ситуации. А господин немец – одни сплошные противоречия, острые углы и подводные камни.

– И долго вы будете испепелять меня взглядом, Евгения Николаевна?

Я вздрогнула и поняла, что все это время неприлично пялилась на Петермана.

– Э-э-э, почему же испепелять? – не растерялась я. – Может мне просто ваша спина приглянулась.

Мужчина обернулся и неожиданно хитро улыбнулся.

– В ваших устах это почти комплимент.

Он флиртует? Уф-ф-ф.

Я только хмыкнула в ответ и, не раздумывая, скинула тапочки, устраиваясь рядом с Яном.

Сидим. Молчим. Затем снова сидим. И опять молчим. Хорошо-то как.

– Красиво тут, – нарушает идиллию мужчина.

– Угу, – мычу в ответ.

– Даже уезжать не хочется.

Я удивленно уставилась на строгий профиль немца.

– Уезжать? И когда планируете?

– Сразу, как подпишу контракт о продаже предприятия. Значит послезавтра.

Вот это новости!

– Как послезавтра?! Виталий Иванович отдыхать уехал. Вы же опоздали на встречу и не…, – выпалила я и тут же прикусила язык, понимая, что выдала себя с головой.

Ян внимательно посмотрел на меня и произнес со смешинкой в голосе:

– И все-то вы знаете, Евгения Николаевна. Боюсь вас разочаровать, но Виталий Иванович отменил свою поездку. Неужели вы думаете, что он уехал бы, не завершив текущие дела?

Чувство стыда и досады мгновенно захлестнуло меня. Боясь поднять на Петермана глаза, я решила сбежать. И непонятно от неловкости или от злости, что все мои усилия были тщетны.

Мгновение и я уже на ногах. Наклоняюсь, хватаю тапочки, врубаю вторую скорость сразу на старте, но меня останавливает твердая мужская рука. Я поднимаю вопросительный взгляд на Яна.

– Поехали со мной, – и взгляд у него такой серьезный-пресерьезный, словно ехать нужно, по крайней мере, на Северный полюс.

– Зачем это? Мне казалось, мы в прошлый раз выяснили, что работа в вашей компании меня не прельщает.

Светлые глаза блондинчика заметались, словно он никак не мог подобрать слова, чтобы выразить свои мысли. Секунд десять, чисто из вежливости, я подождала, а потом дернулась в попытке уйти. Но не тут-то было. Видимо, господин немец не придумал ничего лучшего, как выразить свои предложения в… иной форме.

Он просто взял и поцеловал меня. Вот так вот запросто! Сказать, что я офигела от подобного поворота событий, не сказать ничего. Нет, я, конечно же, подозревала, что нравлюсь немцу, но не думала, что до такой степени.

Ян уверенным движением привлек меня ближе к себе и одной рукой обхватил затылок, мягко склонив голову на бок, намеренно делая поцелуй глубже и интимнее. Судя по тому, с каким упоением он занимался этим делом, прав был Луганский. Подумала об этом и потеряла суть своих размышлений… Блин, как же он классно целуется. Теперь понятно, что в нем нашла его супруга….

Вот на этой-то мысли меня торкнуло. Резко прервав поцелуй, высвободилась из загребущих ручонок. Надо отдать Яну должное, удерживать не стал. Только смотрел непривычно горящими глазами.

– А вот это было лишним, – пробормотала я, с трудом переводя дыхание.

Видимо, немец имел на этот счет совершенно другое мнение. Его губы изогнулись в понимающей улыбке, а руки легли мне на плечи. И от чего-то они показались такими тяжелыми…

– Почему? – прошептал на ухо он, – Нам будет хорошо вместе.

Не нравятся мне его слова. Ох, не нравятся.