– В этой знаковой, опасной для власти повести, догадываетесь, наверняка Александр, современники Пильняка увидели недвусмысленную аллюзию гибели на операционном столе председателя РВС, военкома Фрунзе… Смерти, якобы инспирированной вождём, генсеком Сталиным…

– Ну, это понятно… Только задаёшь себе вопрос – какая разница, было ли это сделано по приказу сверху или без всякого приказа, случайно ли, в силу плохо ли, неверно ли понятой исторической целесообразности… И оттого эта повесть выглядит как пасквиль и оправдание зла при яркой луне…

– Вот вы о чём… В лапидарном предисловии Пильняк хитроумно использует литературный приём «скрытой тайнописной подсказки читателю», когда просит того не искать в повести подлинной исторической правды в действе и судьбах героев. Пишет с присущим ему замутнением исторической оптики: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть Фрунзе осенью 1925 года. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, виде его мельком раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю. Всё это я нахожу сообщить читателю, чтобы читатель не искал подлинных фактов и живых лиц». Но потом при других обстоятельствах его опалы вынужден будет признаться, что соответствующую информацию о покорности командарма Гаврилова, вынужденного из-за партийной дисциплины покорно лечь под нож лучших хирургов страны для операционного излечения или удаления язвы, получил от критика Воронского и Гамбурга, сподвижника Фрунзе….

– Гамбург – это старинный товарищ Фрунзе Попов, с которым командарм встретился в вагоне поезда?..

– Вряд ли.

– Но роль Попова и его дочки Наташи по-своему мистическая в свете того, что Гаврилов (Фрунзе) почему-то захотел повидаться с другом Поповым и Наташей… Дальше Гаврилов сажает Попова в свою машину и выжимает полный газ, с риском для жизни обоих при луне. А потом Гаврилов ложится на операционный стол к лучшим хирургам Кремлевки, профессорам Лозовскому и Кокосову… Но почему-то введенный хлороформ не действует, хирурги долго не могут начать полостную операцию Гаврилов, наконец, засыпает, хирурги начинают оперировать командарма, после нужного разреза хирурги видят, что язвы не было или язва зажила… И вдруг у пациента пропадает пульс, нарушается и прекращается дыхание, Гаврилов обречен…

– В вашем голосе чувствуются скептические нотки…

– Как без них, Борис Леонидович. Не верю писателю, по почину Станиславского, лажу вижу, исходя из своего скромного операционного опыта потребления хлороформа. В повести меня ввела в ступор убийственная фраза: «Организм командарма, не принимавший хлороформа, был отравлен хлороформом». О действии хлороформа на пациента узнают задолго до операции даже в сельских больницах… А тут Кремлевка… Значит, лажа сотворена писателем, либо лажу на блюдечке с голубой каемочкой преподнесли злопыхатели Воронский, Гамбург и сотоварищи-троцкисты…

– А где вы увидели мистику в повести?

– Развитие мистического сюжета на этом месте очевидной лажи не завершается… После государственных похорон Гаврилова (Фунзе), лёгшего под нож согласно приказу «негорбящегося человека» из «дома новый первый», Попов получает письмо с того света от командарма, написанного тем ещё накануне операции с предчувствием смерти. В этом странном письме командарм пишет Попову, о своей уверенности, что он скоро умрёт и предлагает старому товарищу, одному без женщины воспитывающему малолетнюю дочь Наташу, создать семью со своей вдовой… Я специально упростил сюжет с влиянием на жизнь и смерть человека непогашенной луны, светящей отражённым солнечным светом… Насколько мне известно, луна не действует на мужчин, а вот женщины с их месячным циклом крови подвержены лунному влиянию… Я не всё продумал, но у меня ночью возникли мысли, почему маленькая Наташа дует на луну за окном комнаты отца Попова, пытаясь быстрей «погасить» луну, несущую тайное зло всем, в том числе, отцу, ей – лунные чары опасны в цепи неистребимого зла…

– И когда же случится избавление от лунных чар очарованного человека?..

– У меня было мало времени для размышления, но меня смутили и лунные чары, многое озадачило и огорчило в стилистике и концепции повести земляка… Вроде явный выстрел в «негорбящегося человека» из «дома новый первый», но какой-то корявый, неловкий, когда пуле, пистолету не веришь, уж больно всё это бутафорское, шутовское…

– Зато, Александр, знайте, что сбежавший за бугор личный секретарь Сталина Бажанов в запрещенном у нас фолианте написал: «Пильняк в своей книге «Повесть о погашенной луне» с едким подзаголовком «Смерть Командарма» прямо указал пальцем на Сталина», мол, вождь убил Фрунзе. Считается, что идея написания этой повести была подсказана Пильняку критиком-троцкистом Воронским, как последователя Троцкого, Воронского с женой репрессируют, мужа расстреляют, жену после лагеря отпустят и реабилитируют. Критик Воронский даже откажется от посвящения ему повести после того, как майский номер «Нового мира» будет конфискован, а повесть майским постановлением Политбюро 1925 года была признана «злостным и клеветническим выпадом против ЦК и партии». Самое смешное, что журнал был в продаже два дня, какие-то номера были раскуплены, а потом вновь набрали пятый номер «Нового мира», где редакция принесла читателям извинения, признав появление «непогашенной луны» ошибкой. На месте погашенной луны появилось какое-то солнечное произведение, убей бог, не вспомню, какое… Воистину девочка Наташа дунула и погасила негасимую очаровывающую луну, святящую отражённым светом солнца… Вроде нет чар лунных… Вопрос, насколько новое солнце вместо луны оказалось не фальшивым, а истинным… Надо найти тот номер «Нового мира» с заменой луны на солнце и проверить свои подозрения о подмене смыслов в нашей университетской библиотеке или профессорском зале Ленинки…

– Видите, я случайно подвиг вас на новеллку о луне и солнце… Но у меня будет повод развить этот сюжет о влиянии лунных чар и солнца на судьбы людей…

– Вам это надо будет сделать после почтения ещё одной вещицы вашего парадоксального земляка… – Он сморщился и дёрнул щекой, но это вам может не понравиться, мягко говоря… Не всем ведь захочется побыстрей, без соответствующего жизненного опыта вляпаться в грязь странных литературных импровизаций с элементами фрейдизма и безумных Эдиповых комплексов… Посмотрим, стоит ли вам читать, поглядим, как карта завтра-послезавтра ляжет… Однако, вы азартный молодой человек… Ночью проснулся я, а вы читаете, настольную лампочку куртуазно простынёй завесили…

– Полотенцем, Борис Леонидович… Извините, что ваш сон прервал… А ещё меня одна фраза из «Повести» потрясла, о городской душе, замороженной луной после смерти героя: «Гудки гудели долго, медленно – один, два, три, много – сливаясь в серый над городом вой. Было совершенно понятно, что этими гудками воет городская душа, замороженная ныне луною».

– Отлично, Александр, вы черпаете в сюжетах вашего земляка силу образа… Нашему храпуну-соседу Юрию я ничего не предложил бы читать по ночам – не в коня корм… А вам можно, раз чувство интереса к тайнам бытия есть, и пытливого младенческого азарта не потеряли – для развития интеллекта… Азарт – великая сила для мышления и порыва светлой вольной мысли… Развивайтесь… Успехов…

3. В лесопарке ЦКБ

Это случилось уже после операции Александра, когда ему вырезали злополучные гланды, и он благополучно вернулся в студенческую компанию в холле отделения для продолжения новых весёлых розыгрышей и импровизаций на волнующие всех темы жизни общества строителей коммунизма в стенах и за окнами ЦКБ. Компания их расширилась за счёт поступление в отделение приятеля Юрия, студента МГИМО Эдика, живущего в одном и том же с Юрием доме на Кутузовском проспекте, и ещё одной высокой стройной девушки Иры. Когда стали знакомиться, оказалось, что все они, как и большинство членов компании из любителей-ценителей стихов Есенина. Вот и зарубились на тему, кто больше знает его стихов и продекламирует их тут же, «не отходя от кассы».

Конечно, это было своего рода провоцирующим элементом, только когда доходила очередь читать стихи до Александра, тот с видимым удовольствием читал практические незнакомые компании творения поэта из «Москвы кабацкой». Когда его просили сделать анализ, прокомментировать прочитанное, то он с явной шутовской подначкой заинтригованного общества пояснял, что урбанистические кабацкие вирши дают весьма наглядное представление о любопытных бытовых и психологических представлениях образа жизни хулиганов, пьяниц, воров и проституток послереволюционной стихии двадцатых годов. В конце концов, в истории русской поэзии появились странные, мастерски сделанные вирши, в которых с отменной узнаваемой художественной правдивостью и искренностью кабацкий хулиганский угар возводился на пьедестал.

Он, уже объявленный победителем соревнования, зачитал практически весь цикл «Москвы кабацкой» и готов был читать дальше, удостоившись аплодисментов девушек из двух палат отделения. Но девушки чуть ли не одновременно отошли к себе для каких-то процедур, а в оставшемся мужском обществе неожиданно вспыхнула дискуссия: как утвердить простую и высокую нравственную максиму личности при построении коммунизма, здание которого должно быть воздвигнуто к 1980 году.

Сосед Юрий произнёс несколько велеречиво:

– При построении коммунизма каждая уважающая себя самодостаточная, творческая личность должна биться за свои убеждения и жить в соответствии с собственным и доминирующим общественным мировоззрением…

– …развивая свои природные способности и таланты на благо общества при переходе от социализма к коммунизму, – добавил Эдик. – Трансформируя своим примером социалистический принцип «всем по способностям и труду» на коммунистический принцип «всем по способностям», независимо от результатов труда – ведь всё общее…

– А если нет, и не будет у личностей в будущем способностей, не то что великих, но и маленьких – никаких, что тогда? – Раздался из дальнего угла холла знакомый Юрию и Александру голос Бориса Леонидовича.

Они все повернули головы на голос и наткнулись на его насмешливый снисходительный взгляд. Первым вышел из оцепенения Юрий и, чётко расставляя акценты в слова спича, подобного математической формулы, произнёс, как отрезал:

– Без развития способностей каждого члена, общество будет деградировать и перестанет развиваться всецело…

– Особенно, если член маленький и плохо встаёт на тётенек и девочек, – еле слышно шепнул на ухо Александру шустрый разбитной Эдик с явным желанием услышать сочувствующий смешок.

Но Александр промолчал и не отреагировал на выпад Эдика, занятый своими мыслями о развитии способностей людей будущего. Его мысли прервал голос Бориса Леонидовича, вставшего со своего кресла в углу, и неторопливо возвращающегося через холл в палату.

– Мне понравилось, как вы читали «Москву кабацкую», Александр. Я даже мысленно вам аплодировал, разделив восторг дам по поводу услышанных от вас хулиганских виршей… Но пару виршей классика почему-то не отложились в моей памяти, хотя весь цикл «Москвы кабацкой» я знаю наизусть…

Александр на это замечание быстро вскочил с кресла, подошёл к профессору, сопровождая его до палаты, и около двери, застопорившись, тихим срывающимся голосом сказал:

– То были мои школьные стихи, выполненные в стилистике Есенина, извините за мистификацию…

– А зачем вам нужна эта мистификация? – спросил с очевидным удивлением профессор, уже взявшись за ручку двери.

– Так, из детского тщеславия, доказательства себе, в первую очередь, что могу писать вирши не хуже классиков… Это из пошлой ученической поры, когда хотелось самоутвердиться.

– Только стилизацию вашу никто не напечатает…

– Сейчас и подобные стихи Есенина никто не напечатает… И мои стихи не для печати, это сугубо устное творчество… Многие стихи подобного образа я даже не переносил на бумагу…

– Хотелось завладеть вниманием девичьей благодарной публики – не так ли?