Проходя все дальше вдоль стенки палубного прохода, я с интересом наблюдал за разворачивающимся действом. Понимая предпосылки: ведь со мной был весь опыт прожитых лет, и я понял накрывшее Тамару бешенство. Понял, что сейчас она прощается с затаенным страхом, с той самой зажатостью, которая сейчас напрочь исчезла, уступив место ярости. Да, ее затаенный страх – точно следствие действий мужа. Который, наверняка, тихой сапой, исподволь и незаметно подтачивал и опускал вниз ее самооценку.

В паре очень часто один любит, а второй лишь позволяет себя любить – и дядька, похоже, именно позволял себя любить Тамаре. Просто использовав ее для собственного возвышения. И позволяя себя любить, мелкими придирками и постоянным недовольством затоптал личность и самооценку жены довольно глубоко. Вполне возможно сделав это и неосознанно, просто подсознательно злясь на нее, и вероятно, даже ненавидя – из-за того, что именно ей обязан своим возвышением.

Вот такая вот своеобразная месть.

Но… не повезло ему, не повезло. Если сильно тянуть, резьбу когда-нибудь обязательно срывает. А то, что у Тамары сорвало резьбу – факт налицо. Как раз сейчас с громким испуганным криком купец первой гильдии отшатнулся, и топор просвистел в том месте, где он только что стоял. Наступив при этом на развязавшуюся простыню, купец первой гильдии запнулся, упал и покатился – чудом успев избежать второго удара топора.

Вот мне его даже не жалко сейчас – нужно было головой думать, а не иными местами. Между тем попытавшийся остановить Тамару стюард отшатнулся от впавшей в неконтролируемую ярость женщины. Причем отшатнувшись как раз в мою сторону, и при этом взгляд Тамары наткнулся на меня.

– Синьор Кайден де Рейнар, – уронила топор и сделала она книксен.

– Мадам, – подходя ближе, поцеловал я руку Тамаре.

Не сколько демонстрируя уважение, сколько спасая купца первой гильдии. Потеряв простынь, он уже улепетывал по трапу на нижнюю палубу. И, давая ему шанс сохранить жизнь и здоровье (мне на них наплевать, но кровь с палубы стюардам отмывать), я задержал руку Тамары в своей.

– Синьор де Рейнар…

– Можно просто Кайден. После того, что мы пережили, – едва-едва улыбнулся я женщине.

– Синьор Кайден, – заметно покраснела Тамара. – Вы спасли мне жизнь, и благодаря вам у меня открылись глаза на эту тварь. Я перед вами в неоплатном долгу.

– Право, не стоит благода…

– Двери моего дома всегда будут открыты для вас, синьор Кайден. И двери дома моего отца, Роберта Гуггенхайма, – крепко сжала мою руку Тамара.

Надо же.

Если бы не столь извилистая череда событий, я бы мог подумать, что сама Морриган подтолкнула меня сегодня в Хвойную заставу. Потому что за краткий промежуток времени я смог обрести долг жизни со стороны двух весьма могущественных людей в Септиколии. Если д’Энтенса имеет серьезное влияние в Риме, то магнат Гуггенхайм – весомый голос в Боярской думе Варгрии.

И еще интересный вопрос – а что все эти важные люди делали вчера и сегодня в Хвойной заставе?

– Мадам, – между тем кивнул я Тамаре, отпуская ее руку.

– Синьор, – сделала она еще один книксен.

Развернувшись и кивком попрощавшись с Тамарой, как оказалось дочерью весьма и весьма интересного отца, я двинулся наконец по вызову Лассаля.

– Куда сбежала эта тварь!? – когда я отвернулся, повысила голос Тамара, обращаясь к стюарду. – Да ты не бойся, я не буду его убивать, просто хочу посмотреть этой мрази в глаза…

Удалившись от места печального падения купца первой гильдии (воистину идиот, жениться на дочери Гуггенхайма и ходить налево к феечкам – ну есть ум у человека?), я прошел через ресторанную палубу, сейчас забитую эвакуированными жителями Хвойной Заставы.

Поднялся на шканцы, где сохранялся полный порядок. Здесь меня встретили два молчаливых воина-спартанца и препроводили вглубь офицерской палубы. Более того, по длинному коридору мы дошли до самого конца, до адмиральской каюты, где обычно квартировало командование Корпуса.

Войдя внутрь, я понял, что сказанное совсем недавно спутникам: «Не думаю, что Лассаль прямо сейчас сидит и ждет меня» оказалось большой ошибкой. Потому что собравшиеся в каюте, похоже, действительно сидели и ждали меня. И здесь были не только старший инструктор мастер-сержант Блайд, командир учебной роты капитан Лассаль и ментат Корпуса в цитадели Мессена Гомер Ли, который сосредоточенно обгладывал куриную ножку.

Да, ментаты – странные ребята, поэтому грызть куриную ножку и вытирать руки о край расстеленной на столешнице карты для ментата вполне нормально. Даже в присутствии командира Первой горной бригады генерала синьора Андре де Монтеклера из Дома Вержи, а также самого генерала графа Александра Горацио Эрнеста фон Вайса, командующего Корпусом Спарты, который расположился во главе длинного совещательного стола.

Вот это уже серьезно. Де Монтеклер и фон Вайс – это высший офицерский корпус. Crème de la crème, Земная опора трона на Западе. Рядом только высшее командование Флота, Небесная опора, а выше только сам Император.

– Рейнар. Проходи, присаживайся, – сразу перешел на неофициальный тон фон Вайс, жестом продемонстрировав мне, что беседа будет проходить «без чинов».

Сам же я в этот момент взглядом показал капитану Лассалю, что к просьбе можно было бы и присовокупить мне намек поторопиться. После чего присел на указанное место. Капитан в этот момент открыл лежащую на столе папку и положил передо мной две фотографические карточки.

На одной была изображена голубокожая тарнейка, с которой мы недавно пересеклись на Клавдии, по пути на отбор. Фото явно из личного дела. На второй – она же. Не полностью, только отрубленная голова на рабочем столе некроманта пыточной камеры цитадели.

– Это Айре Гессер, изгнанная из клана за своеволие, – постучал по первой фотографии еще живой голубой тарнейки Лассаль.

Отлично. Значит, сейчас я узнаю мотивы…

– А это Бездушная, – произнес Лассаль, постучав пальцем по карточке с изображением головы.

Отлично. Не узнаю мотивы.

Бездушные – искусственно созданные тела, в которые на короткий срок можно закачать зачатки разума, в некоторой части его копировав из тела-образца. Что, получается, и было сделано с созданным телом, так похожем на Айре Гессер. Сама тарнейка, кстати, может быть даже еще жива, если повезло. Или она может быть жива, если именно как Айне Гессер участвовала в группе охотников за моей жизнью, позволив для этого снять копию со своего тела.

– Задача бездушной состояла в том, чтобы… – между тем продолжал говорить Лассаль.

«Меня убить», – мысленно закончил я его фразу, но как оказалось и тут ошибся.

– …прикрыть внедрение в Корпус твоего убийцы.

Из папки появилась еще одна фотография, также из личного дела. Это был Сорок Первый: тот самый римлянин, который оказался самым слабым звеном в моем взводе. И которого я поднимал и тащил со сломанной ногой, когда он упал без сил во время отбора.

Неожиданно. Я даже эмоций не удержал, взметнув брови и оглядев присутствующих.

– Бездушная была нужна, чтобы отвлечь ментата и контролирующих отбор офицеров от внедрения твоего убийцы в Корпус, – еще раз озвучил столь удивительный факт Лассаль.

– Но как он прошел ментата?

– Это кукловод.

Вот это поворот! – еще раз, чувствую не в последний за сегодня, удивился я.

Кукловод. Подселенец, чужая душа в теле. Кукловод – это колдун-ментат, который может переместиться сознанием в чужое тело и там затаиться. Со смертью тела-носителя разум кукловода возвращается в собственное тело – которое, на время подселения, где-то сохраняется. В основном в Местах силы подобных тому, в котором мы беседовали недавно с царицей и до этого тоже… беседовали, так скажем, с Цветаной.

Сам же Сорок Первый даже не знал, что внутри него есть кукловод, который готов в нужный момент перехватить управление телом. Поэтому, по идее, да, шанс у него внедриться в Корпус был. Как и шанс меня убить.

Бездушная, кукловод… Кому я перешел дорогу? Это же уровень заговора против трона, если такие ресурсы использованы. Для большинства индигетов и бездушные, и кукловоды за всю жизнь остаются лишь теорией, слышанной когда-то в аудиториях образовательных учреждений. А для меня вот сразу комплект подогнали.

Дав мне время осмыслить услышанное, Лассаль продолжил:

– Гомер почувствовал присутствие чужого разума…

При этих словах ментат отсалютовал мне обгрызенной куриной ножкой. Причем сделал это не очень аккуратно, так что несколько капель жира упали на карту. На лес Фегервар, как я машинально обратил внимание.

– …почувствовал присутствие чужого разума, – Лассаль также проследил падение жирных капель. Гомер на наши взгляды даже внимания не обратил. Весь его вид говорил только о том, что у него есть жареная курочка, и больше его мало что сейчас волнует в этом мире.

– Но обрывать нить Гомер не стал, как и показывать, что заметил кукловода. Вместо этого он дал знак мне, и я сразу поднял по тревоге всех индигетов Корпуса в Мессене. Так что по выходу на тропу мясорубки за каждым кандидатом под пелериной невидимости следил минимум один офицер.

Вот оно что, оказывается. Не зря значит я удивлялся тому, что спартанка-инструктор словно шаг в шаг за мной двигается по тропе новичка.

– После вашего выхода на маршрут испытания мне почти сразу было доложено, что кукловод старается подобраться ближе именно к тебе. Судя по всему, кукловод намеревался убить тебя так, чтобы мы не узнали о факте подселения разума. Иначе, полагаю, он попытался бы прикончить тебя еще по дороге в Мессену, когда вы шли в колонне от портала. И из-за желания кукловода остаться неузнанным, наставник Блайд вопреки традициям сломал тебе ногу почти сразу, в самом начале отбора. Чтобы приковать к тебе максимум внимания и заставить кукловода осторожничать.

– Благодарю, старший инструктор мастер-наставник Блайд, – кивнул я Глотке.

– Всегда пожалуйста, господин курсант, – вернул мне кивок старший инструктор.

– После того как ты стал первым в потоке, и на тебя было обращено максимальное внимание, кукловод, как мы и предполагали, затаился. Мы ждали его действий, за ним и за тобой следили круглосуточно и ежесекундно. Но он молчал – а мы боялись спугнуть, поэтому даже провокаций не организовывали. Во время последнего испытания, когда Сорок Первый остался наедине с демоном, мы пленили его, сумев удержать в теле кукловода. Сейчас он в анабиозе, в подвалах Мессены.

– Не допрашивали? – задумчиво уточнил я у Лассаля.

Сразу после моего вопроса генерал граф Александр Горацио Эрнест фон Вайс усмехнулся. Ну да, что-то я снова забылся о своем месте в новой жизни.

– Вы слишком дерзки, курсант, – заговорил фон Вайс. – Слишком дерзки для кандидата в офицеры Корпуса, еще даже не прошедшего посвящение. Такая вольность в общении могла бы быть позволена одному из ваших прославленных предков. К примеру… может, сами приведете пример?

– Доминику Веспасиану, думаю.

– Верно, Доминику Веспасиану, – кивнул мне фон Вайс. – Достойный был офицер и человек, мое почтение славе предков. Итак, вернемся к нашему барану…

Генерал-адмирал посмотрел на Лассаля, и тот продолжил:

– Допрашивать кукловода мы пока даже не пытались: Гомер, уж насколько мастер, едва-едва ощутил отблески чужой души.

После этих слов Гомер утвердительно помахал начисто обглоданной ножкой, и потянулся к блюду с разорванной тушкой курицы, у которой оставалась еще одна целая нога.