– О боже, это вы стреляли из луков?! Со стены, ровной цепочкой? – воскликнул он по-польски, тем самым утвердив мою версию о своем происхождении.

Парень, который был повыше, смущенно улыбнулся и ответил также по-польски, медленно и старательно выговаривая слова:

– Мы опасались, что толпа может прорваться внутрь…

Моих скудных знаний польского едва хватило, чтобы разобрать диалог. Остальные, видимо, вообще ничего не поняли. Заметив это, солдат наморщил лоб и перешел на английский:

– … и тогда бы пришлось придумывать, как их оттуда выдворить.

Второй паренек молчал, одобрительно глядя на товарища.

– А как вы справились? В тот раз, когда они прорвались? – подхватил Тим.

Оба бойца широко заулыбались, вспомнив, очевидно, веселый опыт.

– Ну, внутренняя дверь была надежно заперта, тут можно было не бояться. Мы вбежали к ним с разных сторон и сразу заперли внешнюю дверь. А выломать дверь очень трудно – они же у нас толстые. Прорвавшихся было много – человек 50 – и в суете они не смогли нам помешать. Они оказались в ловушке. Потом мы по очереди разбили их фонарики и телефоны – все, чем они пытались освещать помещение. Зажигалок, у кого были, хватило ненадолго. И все, мы оставили их в покое. Через несколько часов они сами очень захотели выйти назад. Особенно те, которые впотьмах пошли обследовать внутренне пространство стены и заблудились.

– Но почему они заблудились? – не выдержал и я. – Ведь коридор внутри стены – всего три-четыре метра в ширину. – Тут мне пришло в голову, что даже в таком пространстве можно устроить сложную систему перегородок и переходов, в которой в полной темноте запросто можно заплутать.

– Там можно заблудиться, – уклончиво ответил наш собеседник.

– Ты ведь Сот, верно? – спросил его Тошук. – Младший брат Чигива, который в прошлом году был старшим по Западной Рыбной стоянке?

– Да, верно! – подтвердил парень.

– Где он сейчас?

– Тоже в отряде. Снова. Но их группа охраняет восточный рубеж, поэтому я давно его не видел.

Я удивился. Даже в нашем, «внешнем» мире, такая информация наверняка была бы расценена (хоть и преувеличенно) как разглашение сверхважной военной тайны. А здесь, на закрытой и перманентно обороняющейся территории, тайны должны охраняться еще более бдительно! Но, очевидно, Сот не считал, что данные сведения могут как-то повлиять на госбезопасность Сабинянии. Хотя он не выглядел простачком. Несмотря на дружелюбную улыбку, он держался с умным достоинством.

– А вы … живете прямо внутри стены? – спросила Йоки.

– Ну, не совсем. У нас есть лагерь рядом в лесу. Там очень красиво, – вежливо поклонился Сот, поняв, что ему сочувствуют, и решив, очевидно, утешить Йоки. Он опять-таки не счел, что разбалтывает что-то лишнее.

– Друзья, – обратился ко всем Тошук. – Мы наконец-то оказались там, где столько лет мечтали побывать. Мы можем немного отдохнуть здесь, на поляне. Осмотреться, привыкнуть. А потом начнем спуск вниз.

– Только вот не мешало бы перекусить, да и воды раздобыть, – подал голос бородатый Ченг, молчавший почти с самого нашего «прорыва».

Его имя (или ник?) с самого начала не давало мне идей по поводу его национальности; но так как корейцем он точно быть не мог, я решил временно сделать его венгром.

– Безусловно, – согласился Тошук и посмотрел поверх наших голов. – О, нам как раз несут еду.

Обернувшись, мы вновь увидели Теше, который шел к нам, неся в одной руке жестяное ведро с водой, а другой придерживая на плече набитую котомку. Сгрузив котомку на землю, он развязал тесемки и принялся извлекать оттуда печеные лепешки, похожие на обломки известняка. Сот помог ему, подстелив вытащенный откуда-то кусок рогожи. Был извлечен и деревянный ковшик, с помощью которого все по очереди смогли вдоволь напиться.

– Очень похоже на хлеб «ручной работы», который продают втридорога в магазинах «экологически чистой еды», – заметил полный итальянец, о котором я успел узнать, что его зовут Марино и что он – антиатомный активист. – Только этот, пожалуй, еще более суровый, – добавил он, с трудом прожевывая жесткое, местами пригоревшее тесто.

– Что ж – такова неприхотливая пища тех, кто ведет натуральное хозяйство! – попытался взбодрить себя Ченг, хотя было видно, что такой неприхотливости и он не ожидал: лепешки были очень твердые и абсолютно пресные, как глина.

Тошук посоветовал нам, как делал он сам, макать их в воду, когда доходила очередь пить из ковшика. Это добавляло мягкости, но не вкуса.

Сот и его товарищ от еды вежливо отказались, сказав, что им еще предстоит обед.

– Возможно, качество хлеба здесь компенсируется разнообразием свежих овощей – предположил Тим. – Надеюсь, нам доведется в этом убедиться…

– А как у вас сейчас с продовольствием? – спросил у Теше Марк – еврей лет сорока, который, пока мы ехали к стене, все время снимал окрестности большим профессиональным фотоаппаратом. Помимо фотографии, он, как я понял, в своей стране (судя по выговору, Голландии или Германии) был сотрудником какой-то респектабельной благотворительной организации. – Хватает ли еды на всех? Мы слышали, что у вас бывают неурожаи.

– В этом году урожай хороший, – спокойно ответил Теше, ничуть не изменившись в лице. – В прошлые годы бывало, что не урождалась пшеница, и тогда осенью нам приходилось туго. Сейчас – да, много овощей, в лесу есть ягоды. Но и хлеба достаточно, и гречихи, и пшена.

– А правда, что у вас бывали голодные годы? – рискнула спросить Йоки. Все невольно перестали жевать и тревожно посмотрели на солдат. Но их лица оставались невозмутимы. Сот даже с готовностью кивнул, подтверждая слова Теше.

– Да, было несколько таких годов, – сказал он. Я помню неурожай четыре года назад, и еще один – десять лет тому.

– И что, тогда умирали люди? – осмелел, в свою очередь, Ержи.

– От голода – нет. Но из-за недостатка питания усилились некоторые болезни, и людей умирало больше, чем обычно. Дети слабели и, конечно, первая же зараза уносила их.

Наступило молчание. Я сосредоточенно раздумывал, какие из вопросов, давно требовавших ответа, сейчас уместно было бы задать, а с какими – повременить. Но Йоки не стала долго думать.

– Простите, а у вас не будет проблем оттого, что вы говорите нам это? – волнуясь, спросила она. – Ну… – она снова оглянулась на спецназовцев, – от вашего начальства…

Впервые лицо Теше окрасилось эмоцией. Если, конечно, можно было назвать так умиротворенную улыбку буддийского монаха, которая появилась на его губах. Тут я подумал, что он, очевидно, намного старше, чем мне показалось вначале – просто у него от природы немного детские черты.

– Я не сказал ничего такого, что могло бы повредить нашей стране, поэтому почему бы не сказать, – ответствовал он. – Про периоды голода все знают, об этом писали у вас в интернете…

– Вы сами это читали? – быстро перебил Ержи. – Вы выходите в интернет?

– Вообще-то нечасто, – ответил Теше, словно не замечая провокации. – В моем возрасте это не очень интересно.

– У нас бытует мнение, что всех сабинян чуть ли не в обязательно порядке заставляют сидеть в интернете, – присоединился Марино.

– Это не так, – мягко улыбнулся Теше. – Не заставляют.

– А все-таки про голод… – продолжила Йоки. – Если у вас массово умирали люди, то почему вы не распределяли гуманитарную помощь? Мы знаем, что вот как раз тогда – десять лет назад – вам за счет разных организаций направляли столько зерна, что хватило бы на всех.

– Все верно, и мы очень благодарны тем, кто его нам прислал. Это позволило многих спасти. Но привезли зерно, понятно, не сразу. А тогда, когда стало известно о голоде. За первые несколько месяцев нехватки питания люди успели ослабеть, и поэтому многие, особенно дети, продолжали умирать, даже когда еды было уже вдоволь.

– Но что же помешало вам сообщить вовремя о неурожае? – не выдержав, вскричал Тим. – Ведь вы, наверное, заранее могли его предвидеть, по крайней мере, за пару месяцев. Вам бы успели подготовить гуманитарную помощь, и никто бы не умер!

Теше молчал. Лицо его было сосредоточенно-грустным, но, казалось, эта грусть не имела отношения к предмету разговора. Он словно пытался, искренне пытался дать ответ, который был бы понятен его собеседникам, но так и не смог.

– Не знаю, – наконец произнес он. Заметив, что мы продолжаем молча ждать, добавил: – Да, наверное, вы правы. Если бы мы заранее предупредили о неурожае, если бы попросили еды, то смертей бы не было.

– Так почему же вы этого не сделали? – воскликнула Йоки. – Вам запретили? Не позволили жрецы?!

– Ваши руководители не хотели, чтобы мир узнал правду? – забыв о предосторожностях, крикнул Тим.

Теше снова робко улыбнулся: он как будто наконец понял, что от него хотят. Я и остальные – те, кто постарше – снова покосились на солдат. Но Сот и второй парень, потупившись, смотрели в землю.

– Если бы они не хотели, то разве позволили бы тем трем людям десять лет назад эмигрировать из Сабинянии, помните? – быстро сказал Тошук.

Снова наступило молчание.

– Может, они вовремя не оценили масштабы бедствия, а когда осознали, было слишком поздно? – подала голос Мария.

– Ничего себе – не оценили! – воскликнул Марк. – Те трое спасшихся, когда вышли за стену, уже состояли из одних костей. Может, жрецам вообще нет дело до страданий своего народа?

Тут я счел за лучшее вмешаться:

– Коллеги, – поспешно проговорил я, – мы с вами сидим в пятидесяти метрах от стены. Еще вчера мы мечтали пересечь ее любой ценой. Разве мы с вами не знали обо всех этих проблемах? Прекрасно знали. Но при этом мы всей душой рвались сюда, желая узнать еще больше. А сейчас мы, пока что ничего не узнав, начинаем с наскоку осуждать… – Я перевел дух. – Мало того, что поспешная оценка обычно не способствует пониманию, так нас, я опасаюсь, вообще могут выставить назад за такое проявление нелояльности…

На меня посмотрели – кто-то с осуждением, а кто-то, наоборот, согласно закивал. Тошук напряженно глядел перед собой. Мария выглядела растерянной. Лишь трое сабинян оставались совершенно спокойными. Я смущенно продолжил:

– Я просто хотел сказать, что если мы хотим продолжить нашу экскурсию, нам следует, наверное, воздержаться от таких вопросов… ну, хотя бы в самом начале тропы.

– Ничего страшного, – сказал Теше, ободрительно посмотрев на меня и оглядев всех по очереди. – Вы можете задавать свои вопросы. Вы ведь здесь именно для этого.

Но, как ни странно, никто больше не пожелал продолжать. Наоборот, словно по команде, группа начала подниматься.

– Спасибо вам за еду, – сказала Йоки, покраснев.

– Да, пожалуй, при желании к этим сухарикам вполне можно привыкнуть, – попытался сгладить неловкость Ержи, но почувствовал, что неудачно: на него хмыкнули.

Теше усмехнулся.

– Ничего, не бойтесь: ниже вы встретите стойбище с огородом. Там такие же овощи, что и у вас растут. Подкрепитесь.

– Вы не пойдете с нами? – спросил я.

– Нет. Я служу здесь.

– В армии? – удивился Марк.

– Нет, – уклончиво улыбнулся Теше. – Просто тут мое место службы. – Он на минутку умолк. – А в армии служат мои сыновья. Двое младших. Вы их встретите.

– Младших? А сколько всего у вас детей? – заинтересовалась Мария.

– Э… четверо. Сейчас четверо, взрослых. Было больше, но выжили не все.

– Боже, сколько же вам лет? – спросил Марк.

– Пятьдесят пять, – ответил Теше, собирая остатки еды в свою котомку.

– Значит вы… – я силился подсчитать, – Вы живете тут с самого основания Сабинянии?

– Нет, я присоединился позже, в двадцать лет.

– Присоединились – то есть вступили в общину? – Мария попыталась вспомнить. – Значит, это было еще в те годы, когда в Сабинянию принимали новых членов…

– Вобщем, да. Принимали.