– Эта гостиница принадлежит моему мужу. И, как ты можешь догадаться, я здесь тоже в некотором роде начальница. У нас неделю назад швейцар уволился. Вот мы и подыскиваем на его место симпатичного дисциплинированного молодого человека. Можешь поверить, форма на тебе будет сидеть лучше чем седло на лошади. Работа несложная. Тебе придётся открывать парадную дверь посетителям и выполнять их пустяковые просьбы – относить чемоданы в номер, вызывать такси. Гостиница у нас элитная, можешь надеяться на хорошие чаевые. Не говоря уже о самом жаловании. Оно куда больше, чем у любого пролетария. Жить ты сможешь прямо здесь, в гостинице. У тебя будет свой личный номер. Ну как, согласен?

Моя плачевая ситуация не позволяла мне раздумывать и минуты, ибо вероятность, что в ближайшие сутки мне поступит лучшее предложение о работе, была равна нулю. Мне уже было не столь важно, каков будет размер моего жалованья и будет ли оно вообще. Я просто радовался, что в эту ничего не предвещающую ночь я стал жертвой счастливого случая.

Уже на следующее утро я приступил к своим обязанностям. Мне был выдан строгий синий костюм, белая рубашка, чёрные лаковые туфли. Подойдя в этом одеянии к зеркалу, я увидал высокого, стройного, красивого молодого человека. Но стоило мне осознать, что этот человек – я, как меня охватила непонятная печаль. Я привык подходить под описание, которое давала мне Ирина Викторовна. «Грязный мерзкий цыганёнок», твердила она. Не сомневаюсь, застань она меня в этой дорогой гостинице в этом образе с иголочки, забрала бы назад свои слова.

Работа моя и впрямь оказалась нетрудной, а в каком-то смысле, скучной. Целыми днями я тем и занимался, что с застывшей на лице улыбкой встречал гостей. Одни даже не глядели в мою сторону, словно полагая, что дверь для них открывает ветер, другие наоборот, здоровались со мной, благодарили за оказанную услугу и даже совали в карман пиджака пару копеек на чай. Когда мне приходилось тащить чьи-то тяжёлые чемоданы в номер, я только радовался, что время моё проходит с пользой. Но такое происходило крайне редко. И я стоял по нескольку часов подряд на крыльце гостиницы как манекен на витрине магазина, без движения и без дела. Но, разумеется, мне грех было жаловаться на свою работу. Фактически я и получал деньги за безделье. Другие о такой работе и мечтать не могут. Посмею быть наглым и сделаю уверенное заявление, что некоторые другие в силу своей непривлекательности просто не подходят для такого занятия.

С каждым днём я всё больше привыкал к своей работе и спустя год пребывания в должности швейцара совсем полюбил её.

Однажды к крыльцу гостиницы подъехала дорогая чёрная машина, начищенный капот которой блестел на летнем ядовитом солнце. Из машины вылезла красивая девушка с длинными черными волосами, в красном длинном платье и в большой белой шляпе. Улыбнувшись своей «рабочей» улыбкой, я распахнул широко дверь, чтобы гостья прошла внутрь. Но поднявшись на самую верхнюю ступеньку крыльца, она вскинула голову и попросила меня тихим нежным голосом закрыть её снова. Тогда же я узнал в красавице Арину. Девушку, память о которой хранил весь этот год, которая снилась мне едва ли не каждой ночью и которую я не переставал ни на минуту любить всем своим сердцем. Она молчала и только смотрела на меня с восхищением и досадой одновременно. Я также не решался вымолвить и слова, глядя прямо в её чистые голубые глаза.

– Ты стал ещё прелестнее, чем был год назад, – улыбнулась она и протянута мне руку, которую я тут же взял в свою и поцеловал. – Этот костюм тебе безумно идёт. Ты самый прекрасный мужчина, которого я когда-либо видела.

– Полагаю, – неуверенно проговорил я, медленно оглядев её с ног до головы, – самому прекрасному мужчине полагается самая прекрасная женщина?

Она засмеялась. А потом, подойдя ближе, провела тёплой нежной ладонью по моей смуглой щеке.

Счастливые

Глава 1

Усталыми руками Ася пошарила в карманах белого фартука в поисках ключа от своей комнаты. Она достала его и уже было поднесла к замочной скважине, но он подобно мокрой гусенице выскользнул из рук и упал на пол. В это время по коридору шла Виктория Игоревна, управляющая детским домом. Она остановилась у нагнувшейся Аси и недоверчиво прищурилась на неё. Привычка подозревать людей в их непорядочности зародилась у женщины ещё в далеких девяностых, когда она, выпускница педагогического института, заняла должность директора школы в родном посёлке. Подняв с пола ключ, Ася уставилась на Викторию Игоревну. Глаза у девушки были красные, лицо бледное, руки чуть дрожали. Окинув её презрительным взглядом, управляющая огляделась по сторонам, убедилась, что поблизости нет ни одного ребёнка, и прошептала:

– Трава? Табак? Ликёр?

В первые полминуты Ася не нашлась, что ответить, ибо не понимала, какой смысл вкладывает собеседница в данный набор слов, но когда до её сознания дошло, что Виктория Игоревна подозревает её в наркотической или алкогольной зависимости, девушка едва не заплакала от возмущения и обиды.

– Что же вы говорите? Целый день я провозилась с детьми и так устала, что сил никаких нет.

– Устаёте? – с неким укором проговорила Виктория Игоревна, явно не смягчившись по отношению к молодой воспитательнице после её ответа. – В таком случае пейте больше кофе… или ищите место, где вам не придётся тратить много энергии.

– Я стараюсь…

– Думали, вам здесь будет мёд? – властным тоном перебила Асю Виктория Игоревна и сняла свои большие круглые очки. Все знали эту высокую полноватую женщину с пучком на голове как заядлого нравоучителя и большую любительницу скандалов. – Дети не должны видеть вашу кислую физиономию круглые сутки. Кажется, вам отводится немало времени на отдых. – Виктория Игоревна взглянула на стрелки своих наручных часов. – Десять часов. Ваш рабочий день заканчивается в девять. Если вы думаете, что чем дольше будете работать, тем больше будет зарплата, то вы ошибаетесь. Не занимайтесь самодеятельностью. Заканчивайте вовремя, как и остальные тридцать девять воспитательниц этого дома.

– Ваня никак не мог заснуть. Мне пришлось прочитать ему вторую сказку, – спокойно ответила Ася на претензии Виктории Игоревны.

Женщина надела очки, ещё раз внимательно всмотрелась в красные глаза Аси, хмыкнула и, пройдя мимо девушки, быстро, громко постукивая высокими каблуками на шпильках, направилась куда-то по коридору. Ася обернулась и смотрела вслед управляющей до тех пор, пока та не завернула за угол, скрывшись из виду. Тогда девушка отперла дверь и вошла. Она в очередной раз осмотрела комнату, в которой поселилась три дня назад и к которой пока не успела до конца привыкнуть. Первые восемнадцать лет своей жизни Ася прожила с матерью в крохотном домике на окраине города. Домик напоминал деревенскую хату. Так он был прост за счёт деревянных полов, дешёвой мебели из советского прошлого и ковра на стене. Следующие пять лет жильём для девушки послужила комната в общежитии при педагогическом институте, где она получала профессию воспитателя. Та комната была маленькая, всегда пыльная и неуютная. Эта же комната в детском доме, отведённая Асе как воспитательнице, казалась девушке райским уголком. Она была такая просторная, что, по мнению Аси, в ней свободно уместились бы все пятьсот шестьдесят детей дома. Голубые как море стены и шторы цвета морской волны успокаивали девушку в те моменты, когда она, оставаясь наедине с собой после многочасовой работы с озорниками (так Ася называла детей, что были под её надзором), начинала тосковать по матери, по родному городку и думала о том, как тяжело полюбить места, далёкие от дома. Никогда ещё Ася не спала так крепко, как здесь, даже во времена сессий, когда времени на сон оставалось всего ничего. И дело было не в большой удобной кровати с белоснежным, пахнущим лавандой, бельём. Просто двадцать ребятишек, за которыми с утра до вечера смотрела Ася, что называется, выжимали из девушки все соки. Когда Ася смотрела на шкаф, что был высотой с трёхлетнюю берёзу, росшую на площадке для игр у дома, она с улыбкой думала о том, что в нём поместились бы вещи всех студентов, что жили в общежитии, сразу. Её же скудные вещи занимали лишь две полочки. У окна, из которого можно было наблюдать озеро, в котором плавали пять белых лебедей, стоял большой письменный стол. Это был единственный предмет в комнате, который не нравился Асе, оттого что он был чёрный. А тёмные цвета с детства угнетали, а порой пугали девушку.

Ася обратила свой взор на стол и медленно, как бы опасаясь этого, по сути не представляющего никакой для неё и вообще не для кого опасности предмета, подошла к нему и впервые положила на него свою хрупкую влажную руку. Сделала она это предельно осторожно, словно попыталась приручить зверя. К пальцам тут же прилипли пылинки, что опускались на стол в течение трёх дней (Ася ещё не стирала в комнате пыль). Ася села за стол, взяла с его края белый лист с ручкой и принялась писать.

«Ну вот, дорогой мой человечек, я наконец выкрала у этой жизни крохотный отрезок времени, чтобы поведать тебе о своей, в каком-то смысле, новой жизни. Во вторник двадцатого числа я прибыла сюда с чемоданом в руках. Я дрожала как мышка, когда администратор, прелестная молодая девушка, провожала меня до кабинета управляющей. Я молила Бога, чтобы человек за дверью оказался благосклонным ко мне. Это оказалось не совсем так. Виктория Игоревна, властная женщина в возрасте, едва увидев меня, заявила: „Ребёнок приехал воспитывать детей. И кому в голову приходит выпускать таких слюнтяек?“ Повздыхав и поохав, управляющая всё-таки приняла меня на работу, чему я бесконечно рада. Я сказала Виктории Игоревне, что не подведу её, но не была уверенна, что выполню своё обещание. Мне как воспитательнице выделили отдельную комнату. Она замечательная. Она похожа на номер в той гостинице, где мы с тобой однажды ночевали, когда приезжали в Архангельск на похороны тёти Иры. Ты ещё тогда говорила, что такой роскошной мебели не видала отродясь. Не хочу жаловаться, но работа моя тяжёлая. Двадцать детей каждое утро ждут, когда я помогу им одеться, отведу их в уборную, потом в столовую, уговорю, если не каждого первого, то второго, съесть хотя бы пару ложек каши или супа. Благо, на десерт им всегда дают настоящую вкуснятину. После завтрака я веду их на занятия, которые проходят в кабинете на четвёртом этаже. Их учат читать, писать и считать. Пока идут занятия, я должна находиться в кабинете и угоманивать нарушающих дисциплину ребят. После занятий я снова веду их в столовую уже на обед. После обеда мы идём с детьми на площадку. Там они играют, а я приглядываю за ними, а точнее внимательно смотрю, чтобы ни один ребёнок не ударился или не произошло что похуже. Вечером, после того, как дети поужинали, необходимо каждого переодеть в пижаму, уложить в кровать, прочитать сказку и проследить, чтобы все уснули. Я работаю от рассвета до заката. На себя у меня почти не остаётся времени. За эти три дня я прилично похудела. Постоянно хочется спать. Жду не дождусь, когда наступит воскресенье. Детей из моей группы увезут на экскурсию на целый день. Тогда я смогу хорошенько отдохнуть. Сегодня краем уха я услышала, что завтра дом посетит его владелец и что наверняка он захочет встретиться с персоналом. Я немного волнуюсь и надеюсь, что этот человек окажется хоть чуточку добрее, чем управляющая. Мама, я очень соскучилась по тебе. С нетерпением жду конца месяца, когда мне дадут неделю выходных. Тогда я приеду домой и увижу тебя, моя родная. Умоляю, если тебя снова потревожит сердце, поезжай в больницу. Не стоит так небрежно относится к собственному здоровью. Как получишь письмо, напиши ответ. Я буду ждать.