– Событие произошло с амарантийцами, – подхватила Паскаль, – но они вряд ли могли его предвидеть. И продолжалось очень недолго. Не было у них времени хоронить трупы так, чтобы те служили предупреждением, даже если хоронившие имели хоть малейшее представление о том, что их ждет впереди.

– Они разгневали богов, – сказал Силвест.

– Да, – согласилась Паскаль. – Думаю, никто не станет возражать, что они могли бы интерпретировать Событие как свидетельство божественного неудовольствия и включить его в систему своих религиозных верований, но у них не было времени оформлять эти верования в виде памятников, так как все амарантийцы погибли. И вряд ли можно предполагать, что подобные специфические захоронения они делали ради будущих археологов, тем более принадлежащих к совершенно иным биологическим видам. – Паскаль накинула на голову капюшон пальто и крепко затянула завязки. Клубы пыли уже залетали в шурф, а воздух в нем теперь не казался таким неподвижным, как несколько минут назад. – Но вы-то думаете иначе, не так ли? – Не дожидаясь ответа, Паскаль надела толстые противопыльные очки, нарушив ими безупречность челки, и наклонилась к предмету, который студенты осторожно выкапывали из грунта.

С помощью своих специальных очков Паскаль могла считывать данные с «рисующих» гравитометров, расставленных по периметру сетки Уиллера. Показания этих приборов давали стереоскопическую картину масс, погребенных под поверхностью грунта. Силвест тоже адаптировал свое зрение к этой задаче. Грунт, на котором они стояли, сделался как бы прозрачным, как бы несуществующим. Образовалась туманная матрица, в которой отчетливо виделся некий огромный предмет. То был обелиск – громадный одинокий каменный монолит, заключенный в каменный же саркофаг. В высоту он достигал двадцати метров. Пока была откопана только его верхушка. И похоже, на одной стороне была выбита надпись стандартными позднеамарантийскими иероглифами. Разрешающей способности гравитометров не хватало, чтобы прочесть текст. Для этого надо было откапывать весь обелиск.

Силвест вернул глазам обычное зрение.

– Работайте быстрее, – обратился он к студентам. – Если слегка поцарапаете обелиск, ничего страшного. К вечеру вы должны открыть хотя бы метр этой поверхности.

Кто-то из студентов, стоя на коленях и продолжая копать, сказал:

– Сэр, мы слышали, что раскопки будут остановлены.

– Это еще почему?

– Буря, сэр.

– И черт с ней! – Силвест повернулся к Паскаль, которая внезапно сильно сжала его руку.

– Они имеют право волноваться, Дэн, – сказала журналистка тихо. – Я ведь тоже слышала штормовое предупреждение. Нам уже давно следовало отправиться в Мантель.

– И потерять вот это?

– Что мешает вернуться потом?

– Мы можем не найти этого места, даже если я вкопаю тут радиомаяк.

Он знал, что прав. Положение раскопа на картах нелегко определить, так как сами карты не отличаются ни точностью, ни детальностью. Они были сделаны на скорую руку сорок лет назад, во время полета «Лореана», оставившего пояс навигационных спутников. Этот пояс был уничтожен через двадцать лет после съемки, когда половина колонистов решила захватить корабль и вернуться домой. Теперь определить точно свое местоположение на Ресургеме – весьма непростая задача. А радиомаяки во время песчаных бурь часто ломаются.

– И все же ради этого не стоит рисковать людьми, – ответила ему Паскаль.

– Ради этого я рискнул бы и бо́льшим. – Силвест повернулся к студентам и крикнул: – Торопитесь! Если нужно, используйте робота. Но к рассвету чтобы верхняя часть обелиска была на виду.

Слука, старшая из студентов, что-то пробормотала под нос.

– Есть предложения? – осведомился Силвест.

Она прекратила работу – очевидно, впервые за несколько часов. Силвест видел, как ее лицо обретает выражение решимости. Лопатка выскользнул из ее руки и упала рядом с ногой, затянутой в меховой муклук. Девушка сдернула маску – значит собирается что-то сказать.

– Надо поговорить.

– О чем, Слука?

Она вдохнула из маски, чтобы произнести следующую фразу:

– Не слишком ли вы полагаетесь на свою удачу, доктор Силвест?

– А ты свою только что пустила насмарку.

Казалось, студентка его не слышит.

– Вы знаете, что мы не равнодушны к тому, чем занимаемся здесь. Мы разделяем ваши взгляды. Вот почему работаем от зари до зари, гнем спину на вас. Но вы напрасно считаете нас рабами. – Она блеснула белками глаз, бросив взгляд на Паскаль. – Скоро вам могут понадобиться все ваши союзники, доктор Силвест.

– Это угроза?

– Это констатация факта. Если бы вы уделяли больше внимания тому, что происходит в колонии, то знали бы, что Жирардо решил пойти на конфликт с вами. И похоже, ждать осталось недолго, гораздо меньше, чем вы думаете.

По спине у Силвеста побежали мурашки.

– О чем, черт побери, ты болтаешь?

– О чем? О перевороте! – Слука обогнула Силвеста, направляясь к лестнице, ведущей на поверхность. Поставив ногу на ступеньку, она обернулась к оставшимся двум студентам, которые, не поднимая головы, продолжали сосредоточенно откапывать обелиск. – Давайте вкалывайте, но не говорите потом, что вас не предупредили. А если слабо представляете себе, что бывает с попавшими в бритвенную бурю, то гляньте на доктора Силвеста.

Один из студентов робко поднял голову:

– Куда ты, Слука?

– Поговорить с другими бригадами. Может, не все знают о штормовом предупреждении. А когда узнают, вряд ли многие захотят продолжать работу.

Она полезла вверх, но Силвест схватил ее за муклук. Девушка посмотрела на него. Теперь она была в маске, но Силвест все равно прочитал на ее лице презрение.

– Слука, это конец твоей карьеры.

– Нет, – ответила она, рывком высвободив ногу. – Это только начало. Переживайте лучше за свою карьеру.

Силвест прислушался к своим ощущениям и обнаружил, сам тому подивившись, что совершенно спокоен. Однако это было то особое спокойствие, которое свойственно океанам металлического водорода на огромных газовых планетах, – океанам, сдерживаемым колоссальным давлением сверху и снизу.

– Так что же ты решил? – спросила Паскаль.

– Сначала нужно кое с кем посоветоваться, – ответил Силвест.

Он по пандусу вошел в свой вездеход. Другая машина была забита мешками и контейнерами, а каждый сантиметр оставшегося места занимали гамаки копачей. Студентам приходилось спать в кузове, так как почти все раскопки в этом регионе находились в сутках езды от Мантеля. Вездеход Силвеста был куда комфортабельнее. Примерно треть его объема была отведена под кабинет начальника экспедиции и его спальню. Остальная часть вмещала склад, а также каморки для старшего персонала – в данном случае для Паскаль и Слуки. Сейчас весь вездеход был в распоряжении Силвеста.

Обстановка кабинета заставляла забыть о том, что это всего лишь часть кузова. Обивка из красного бархата, полки с копиями древних инструментов и археологических реликтов. Большая, элегантно изданная карта Ресургема в проекции Меркатора демонстрировала места главных находок, принадлежавших различным эпохам истории амарантийцев. Остальное пространство стен было занято медленно пополняющимися текстами: это были академические статьи в процессе подготовки.

Запись собственного сознания Силвеста на бета-уровне проделывала всю черную работу. Эту копию своего «я» Силвест натренировал так, что она могла выдерживать его литературный стиль даже лучше, чем он сам, особенно если учесть нынешнюю нервотрепку.

Позже надо будет выкроить время и вычитать эти статьи, но сейчас он лишь окинул их беглым взором, направляясь к секретеру. Этот дивный образец мебельного искусства был инкрустирован мрамором и малахитом. Его мозаика, сделанная в японском стиле, изображала сцены из ранней истории освоения космоса.

Силвест выдвинул ящик и достал из него карту квантовой памяти – серый брусок без всякой маркировки, вроде кафельной плитки. В верхней части секретера, набитого всякой электроникой, была прорезь. Чтобы пробудить сознание Кэлвина, требовалось лишь вложить в эту прорезь карту. Тем не менее Силвест колебался. Прошло много времени – по меньшей мере несколько месяцев – с тех пор, когда он последний раз возвращал Кэлвина к жизни, и та последняя встреча выглядела исключительно скверно. Он тогда же поклялся, что в следующий раз оживит Кэлвина только в кризисной ситуации. Теперь следует определить, наступил ли кризис и так ли он силен, чтобы оправдать пробуждение отца. Дело осложнялось еще и тем, что советы Кэлвина были полезны лишь в пятидесяти процентах случаев.

Силвест вложил карту в прорезь.

Из света и теней, словно по волшебству, в середине комнаты соткалась фигура Кэлвина, сидящего в своем кресле, достойном средневекового феодала. Изображение выглядело реальнее любой голограммы – присутствовали даже теневые эффекты, – поскольку создано оно было на основе записи образа отца, хранящегося в зрительной памяти самого Силвеста. Восстановленное на бета-уровне «я» Кэлвина представляло его таким, каким он был на вершине своего успеха, то есть в возрасте около пятидесяти; в ту пору Йеллоустон носил его на руках. Странно, но он все же выглядел старше Силвеста, хотя в реальном времени изображение было на семьдесят лет моложе. Сам Силвест уже восемь лет как разменял третье столетие, но омоложение, которому он подвергся еще в Йеллоустоне, было совершеннее, чем во времена Кэлвина.

Если не считать этого различия, то их телосложение и черты лиц были почти идентичны. На губах у обоих играла одна и та же ироническая улыбка. У Кэлвина была стрижка покороче, и одет он был в пышном стиле демархистской Бель-Эпок, что контрастировало с практичностью экспедиционной одежды Силвеста. Кэлвин носил плиссированную сорочку, элегантные бриджи в шахматную клетку, заправленные в высокие буканьерские сапоги, а его пальцы сверкали драгоценными камнями и металлами. Великолепно подстриженная бородка казалась мазком рыжей краски на нижней челюсти. Одной рукой он ощупывал щетину на горле, а другой поглаживал резной шар, которым кончался деревянный подлокотник кресла.

Дрожь оживления прошла по его телу, в бледных глазах зажегся огонек интереса. Кэлвин приподнял пальцы в еле заметном жесте приветствия.

– Похоже, – произнес он, – уровень дерьма достиг опасной отметки.

– Воображение у тебя будь здоров…

– Тут и воображать-то нечего, мой милый мальчик. Я просто подключился к Сети и прочел несколько тысяч последних новостных сообщений. – Он повел шеей, чтобы получше осмотреть помещение. – Неплохой кабинетик ты себе обустроил. А кстати, как твои глаза?

– Работают, а что?

Кэлвин кивнул:

– Разрешение не слишком высокое, но ничего лучшего я добиться и не мог с теми инструментами, что оказались в моем распоряжении. Нельзя же дать Микеланджело зубную щетку и потребовать, чтобы расписал Сикстинскую капеллу. Мне удалось сшить примерно сорок процентов нервных волокон твоего глазного нерва, так что устанавливать лучшие камеры не имело смысла. Но если на этой планете найдется хирургическая техника более высокого качества, я мог бы оказать тебе услугу.

– Хватит меня дразнить!

– Да я и не думал, – притворился непонимающим Кэлвин. – Просто решил, что уж если ты позволил Алисии захватить «Лореан», то мог бы по меньшей мере вернуть нам часть медицинского оборудования.

Жена Силвеста возглавила мятеж против него двадцать лет назад, и Кэлвин никогда не упускал случая напомнить об этом факте.

– Что ж, стало быть, я принес себя в жертву. – Сказанное сопровождалось жестом, означающим просьбу помолчать. – Извини, Кэл, но я аниминировал тебя не ради дружеского трепа.

– Я предпочел бы, чтобы ты называл меня не другом, а отцом.

Силвест демонстративно проигнорировал эту ремарку.

– Ты знаешь, где мы находимся?