– Хоури, неужели ты до сих пор не поняла, что происходит? Потеря головы – самая незначительная из неприятностей, которые тебя ждут!

Теперь лицо Хоури было в нескольких сантиметрах от входа в ЦАП. Она видела, как кресло носится по широким дугам, пересекая из конца в конец все пространство отсека. Оно не было рассчитано на подобную акробатику, и в ноздри била едкая вонь перегоревших проводов.

– Вольева! – крикнула она в лаз. – Ты же возилась тут с чертовой проводкой! Можешь снизу обесточить кресло?

– Отключить кресло от питания? Конечно. Но что нам это даст? Мне ведь нужно, чтобы ты вступила в психический контакт с ЦАПом.

– Чего-нибудь да даст! Пусть эта скотина для начала перестанет скакать по всей комнате!

Наступила пауза, во время которой, как представлялось Хоури, Вольева вспоминала древние схемы электропроводки. Хотя она лично создала ЦАП, с той поры прошло много субъективного времени, а такая простая вещь, как главный кабель питания, надо полагать, не требовала ни ремонта, ни апгрейда.

– Ладно! – наконец-то крикнула Вольева. – Знаю, где проходит главный кабель. Надеюсь, получится его перерубить.

Вольева повернулась и спустя мгновение исчезла из виду. Отсюда все казалось таким простым: отключить энергопитание – пара пустяков! Но что, если придется искать какой-нибудь сложный резак? А времени мало. Нет, у Вольевой наверняка найдется что-нибудь, например тот маленький лазер, которым она срезает пробы с капитана. Она же вечно таскает его с собой.

Мучительные секунды уходили одна за другой, а Хоури все думала об орудиях, медленно вылезающих из корпуса и нацеливающихся куда-то в космос. Впрочем, они уже наверняка наведены на цель – на Ресургем. Теперь накапливают энергию, готовясь спустить с цепи пульсирующую гравитационную смерть.

И вдруг наверху все смолкло.

В ЦАПе – полная тишина и яркий свет. Кресло замерло неподвижно на своих шарнирах – трон, подвешенный внутри элегантной сферической клетки.

Вольева крикнула снизу:

– Хоури, в ЦАПе есть дублирующее энергообеспечение. И оно будет задействовано, как только ЦАП поймет, что в главном кабеле тока нет. Это значит, у тебя в обрез времени, чтобы добраться до кресла.

Хоури выскочила из люка, как чертик из табакерки. Тонкие опоры кресла казались еще более острыми, чем прежде. Она двигалась с предельной быстротой, лавировала между тросами и проводами, перескакивала через шарниры или ныряла под них. Кресло не шевелится, но чем ближе к нему Ана, тем больше будет риска, когда оно придет в движение. Если это случится, думала Хоури, стены моментально станут красными и липкими.

И вот она в кресле. Едва успела пристегнуться, как кресло взвыло и рванулось. Шарниры валили его то назад, то вперед; оно моталось вправо-влево, оно кувыркалось, и Хоури в один миг напрочь утратила ориентацию в пространстве. Движения были такие резкие, что она боялась, как бы не сломалась шея, как бы глаза не выскочили из орбит. И все же рывки явно слабели.

«Она хочет измотать меня, а не убить, – думала Хоури. – Пока что я нужна ей живая».

– Не пытайся совать нос в мои дела, – уговаривала Мадемуазель.

– Боишься, что разрушу твои мерзкие планы?

– Ничего подобного. А не напомнить ли тебе о Похитителе Солнц? Он ведь дожидается, когда придет его очередь сделать ход.

Кресло все еще металось, но его рывки уже не могли мешать мыслительным процессам Хоури.

– А что, если его и на свете-то нет? – сказала она. – Может, это твоя выдумка – еще один рычаг давления на меня?

– Ну, тогда действуй!

Хоури опустила шлем на голову, что существенно уменьшило головокружение. Пальцы легли на кнопку. Оставалось лишь легким нажатием на нее пустить ток и соединить собственную психику с управлением боевыми системами.

– Что, не получается? Это потому, что подсознательно ты веришь мне. Как только подключишься, обратного пути уже не будет!

Хоури попробовала надавить на кнопку и тут же ощутила растущее сопротивление контроля. Но затем, то ли благодаря бессознательному нейромышечному усилию, то ли благодаря тлевшей где-то в отдаленных уголках мозга мысли о необходимости такого поступка, она резко утопила кнопку. ЦАП будто обволок Ану – это ощущение возникало уже тысячи раз в ходе тактических учений. Сначала изменились пространственные параметры. Тело растворилось, его место заняло изображение корабля и ближайшего космического пространства, затем возникла иерархия оперативных ситуаций, они непрерывно обновлялись, предлагали и самостоятельно перепроверяли решения, а также торопливо строили модели-экстраполяции.

И все эти данные ассимилировались в мозгу Хоури.

Орудие с тайного склада уже заняло позицию в нескольких сотнях метров от корпуса корабля. Его рог смотрел прямо по курсу, на Ресургем, – с учетом, как понимала Хоури, незначительных искривлений световых волн, которые возникают при релятивистских скоростях. Вблизи шлюза, из которого вышел в космос этот механизм, на корпусе виднелись угольно-черные пятна – следы сожженного шаттла. Рядом с ними были заметны и вмятины в борту корабля. Хоури ощущала эти повреждения как легкие покалывания, слабевшие по мере того, как за дело брались средства автоматического ремонта. Датчики слежения за силой тяжести улавливали рябь гравитационных волн, исходящих от орудия. Хоури очень хорошо чувствовала периодические, но учащающиеся порывы гравитационного ветра, пронизывающего тело корабля. Должно быть, раскручивались черные дыры внутри орудия, все быстрее неслись по его тору.

И еще Хоури ощущала чье-то присутствие, как будто к ней кто-то принюхивался, причем находясь не снаружи, в космосе, а в самом ЦАПе.

– Похититель Солнц обнаружил твое появление, – шепнула ей Мадемуазель.

– Это не важно. – Хоури уже дотянулась до сознания ЦАПа, просунула свои виртуальные пальцы в кибернетические апертуры. – Я подчиню себе защитные системы корабля. Тут работы на несколько секунд…

Но что-то мешало. Она ощущала артсистемы не так, как во время учений. Они явно не спешили подчиняться ей. Интуиция подсказывала: за эти орудия идет борьба, в которой Ана – всего лишь третий участник.

Мадемуазель – а точнее, ее аватара – пыталась заблокировать орудия на корпусе, чтобы они не открыли огонь по пушке с тайного склада. Что касается последней, то она находилась вне досягаемости Хоури, будучи отгорожена от нее многочисленными файрволлами.

И кто же это сопротивляется Мадемуазели, пытаясь привести штатную корабельную артиллерию в боевую готовность? Надо думать, Похититель Солнц.

Теперь Хоури яснее ощущала его присутствие. Нечто огромное, мощное, но в то же время вынужденное жить невидимкой и изощренно скрывать свои действия, маскируя их обычными потоками информации. Многие годы ему это удавалось, и Вольева даже не подозревала о его существовании на корабле. Но теперь Похитителя Солнц вынудили принимать отчаянные меры, и он уподобился крабу, которого отлив заставил перебегать из укрытия в укрытие.

В Похитителе Солнц не было ничего человеческого. Никаких признаков того, что эта сущность, поселившаяся в ЦАПе, имеет отношение к Земле или является записью сознания какого-либо реального существа. Нет, Похититель Солнц ощущался как чистый разум, будто всегда существовал лишь в виде информационного сгустка и останется таковым на веки вечные. Иначе говоря, он воспринимался как мыслящее ничто, как место, где ничего нет, но которое тем не менее достигло высочайшего уровня организации.

Неужели Ана всерьез обдумывает возможность действовать заодно с ним?

Да. Быть по сему, если это дает шанс остановить Мадемуазель.

– Ты еще можешь отступить, – предупредила Мадемуазель. – Сейчас он занят, не может использовать всю свою силу, чтобы полностью подчинить твое сознание. Но скоро все изменится.

Теперь, по крайней мере, наводка штатных артсистем уже находилась под контролем Хоури, хотя вся эта машинерия работала с большим скрипом. Ана заключила в скобки-целеуказатели пушку с тайного склада, окружив эту громадину потенциальной сферой аннигиляции. Оставалось лишь добиться от Мадемуазели, чтобы она сдала контроль над этой системой, которой нужна была лишь микросекунда, чтобы открыть огонь.

Хоури чувствовала: Мадемуазель слабеет, а она, Хоури, а точнее, Хоури и Похититель Солнц побеждают.

– Не делай этого! Ты не знаешь, что стоит на кону.

– Так просвети же меня, сука! Говори, из-за чего сыр-бор!

Между тем орудие с тайного склада все отдалялось от корабля, а значит, Мадемуазель продолжала его контролировать. Пульсация гравитационного излучения убыстрялась, толчки следовали друг за другом с такой быстротой, что почти сливались. Догадаться, через какое время орудие выстрелит, было нельзя, но Хоури понимала: этот момент может наступить буквально через несколько секунд.

– Слушай, Хоури, – сказала Мадемуазель, – хочешь знать правду?

– Ты чертовски права!

– Тогда крепись. Сейчас ты все поймешь!

И в эту минуту, когда Хоури уже готовилась втянуться в оперативное пространство орудия, она почувствовала, что ее тащат в совершенно другом направлении. И было странное чувство, что этим занимается часть ее самой, – но уже через мгновение оно исчезло.

Они находились на поле недавней битвы, окруженные хамелеофляжными надувными палатками – временными полевыми госпиталями или передовыми командными пунктами. Лазурное небо было чуть подернуто белыми облаками и иссечено вдоль и поперек грязными полосами ракетных выхлопов. Выглядело это так, будто огромный, как мир, осьминог выбросил в стратосферу весь запас чернил из своих желез. На самом деле полосы оставляли многочисленные звенья стреловидных реактивных самолетов. Ниже гудели беспилотные дирижабли, а еще ниже – пузатые транспортные вертолеты. Они сновали у границ лагеря и время от времени садились, чтобы выгрузить бронетранспортеры, пехотинцев, санитарные машины или вооруженных роботов. На зеленом участке в углу лагеря стояли шесть дельтовидных, цельнометаллических, глухо задраенных самолетов на шасси, сверху замаскированных под выжженную солнцем землю. Их ирисовые люки были закрыты.

Хоури споткнулась и упала на жесткую траву. На ней был хамелеофляж, постоянно создающий иллюзию крапчатого хаки. В руках Ана держала автомат с пистолетной рукоятью, подогнанной под ее ладонь. Голову прикрывал шлем, с него свисал двумерный цифровой монокуляр; в данный момент он показывал в условных цветах тепловую картину боевого пространства, передаваемую с дирижабля-разведчика.

– Сюда, пожалуйста.

Кто-то из медиков направил ее в сторону госпитальной палатки. Внутри санитар забрал у Аны автомат, прицепил к нему бирку с фамилией Хоури и поместил в пирамиду, где уже стояли разных моделей орудия убийства – от такого же, как у нее, скромного пулевого оружия до чудовищ, способных одним выстрелом уничтожить целое подразделение. Была там и штуковина, которую лучше не применять против врага, находящегося с тобой на одном континенте.

Передаваемая с дирижаблей картинка смешалась и исчезла под воздействием поля, обеспечивающего палатке радарную невидимость. Освободившейся рукой Хоури убрала монокуляр, тем же движением стряхнув с глаза мокрую от пота прядь волос.

– Хоури, сюда.

Ее провели через перегородку в заднюю часть палатки, в помещение, заполненное больничными койками, ранеными бойцами и тихо гудящими автоматами-санитарами, – склоняясь над пациентами, они казались зелеными лебедями. Снаружи изредка доносился вой истребителей и орудийные залпы, но на эти звуки никто не обращал внимания.