– Ой, не нужно никакой фамильярности! Ты же нам как родной! Я тебя выкормила, мелкого такого вампирёныша! – с улыбкой говорила мать Джулии.

И женщина, олицетворявшая огонь, пустилась в воспоминания, рассказывая о том, как они с сестрой Ви нянчили маленьких Люца и Вальдемара.

– Ох, вот что очень неудобно с вами, вампирами, так это то, что младенцев приходится выхаживать на протяжении ста или же ста двадцати лет!

– Матушка, ну что же ты смущаешь нашего гостя! Не думаю, что Люциусу приятно слышать такое, – закатила глаза Джулия.

Люциусу и правда было местами некомфортно, но вся эта ситуация ужасно забавляла его.

– Что-то я не помню в деяниях милосердия такого пункта, как выходить осиротевших детей, – с язвительно улыбкой заметил Люц.

Ленноэль с Джулией в удивлении вскинули брови, а Медуларум разразилась таким хохотом, что картины на стенах заплясали.

– Неужели видел картину в спальне нашей дочери? – с лукавой улыбкой сказала женщина, и лицо её мужа залилось багровой краской.

– Да, видел, – спокойно сказал Люциус, не теряя самообладания, – Но, господин Ленноэль, можете быть спокойны, ваша дочь как женщина меня не интересует.

Теперь уже Джулия вместе с матерью начала хохотать так, будто это была самая лучшая шутка на всей земле.

Какое-то время юноша рассказывал супругам Целестибус о своей жизни отдельно от брата, как скитался по самым неблагополучным людским кварталам и нахватался там много всякого, а в конечном итоге оказался на Атлантиде.

– Сейчас Люциус проживает у меня, – сказала Джулия.

– И правильно делает, – ответила Медуларум, делая глубокую затяжку, – Нечего представителю семьи Вольф жить как бродяге.

– Я бы не назвал это бродяжничеством. Скорее, я всего лишь странник.

И когда Люциус это произнёс, в его голове всплыло одно из деяний милосердия: «дать приют страннику». Но эти мысли у него быстро улетучились, так как разговор продолжался.

– И чем же вы планируете дальше заниматься? – спросил Ленноэль, переводя свой суровый взгляд на Люциуса.

– Жизнь покажет, я пока никуда не тороплюсь.

– Думаю, я знаю, чем занять Люциуса! – с сияющей улыбкой сказала Джулия, и отец её помрачнел сильнее грозовой тучи, из-за чего её мать улыбнулась во все акульи зубы.

– Что ж, Джулия, мы в тебе не сомневаемся! Такого мужчину, как Люциус, нельзя оставлять без дела. Он парень умный и красивый, может много хорошего для острова сделать, – сказала Медуларум.

– Благодарю вас за такие слова, Медуларум, но пока что я хочу немного посуществовать без пользы для общества. Пусть её приносит мой брат.

– Ключевое слово в твоём ответе – «существовать»! – тыча в Люциуса мундштуком, сказала жена Ленноэля, – Значит, ты не считаешь, что сейчас ты живёшь полной жизнью!

– Да, жизнью это назвать трудно. Существование – идеальное слово.

– И тебя такое устраивает?

– Не совсем. Но я просто устал приносить пользу тем, кто этого не ценит. Люди не достойны того, чтобы мы горбатились за их счастье, потому что человек по природе своей мелочный и двуличный ублюдок.

– Ну, дорогой мой, мы когда-то тоже были людьми!

– Однако сейчас вы бессмертные и всемогущие существа, наделённые силой. Это многое меняет.

– Не стоит всех людей чесать под одну гребёнку, так как есть и неблагодарные эльфы, и высокомерные феи… А есть добрые и искренние люди, которые ценят чужой труд.

– Я тоже так когда-то считал. Но когда Союз загнал нашу семью под землю и заставил моего брата и его жену работать в поте лица, чтобы соорудить этот дурацкий город под землёй, я был взбешён. Они рассказывали нам сказки, что это даст возможность людям без волшебных способностей работать и приносить пользу обществу. И что в итоге? Грязные кварталы… бандиты, убийцы, воры, насильники и проститутки населили этот город! Потому что людям без магических сил не дали возможности найти нормальную работу! А мы своими руками сколотили им самый настоящий гроб!

– Ты думаешь, что если бы вы не помогли построить этот город, то таких кварталов с обычными людьми не существовало бы?

– Существовали бы, я же не идиот. Просто мне становится мерзко, что Союз решил расчистить свой дворик, убрав всех нежелательных личностей под землю. И они сделали это нашими руками! А ведь и без магических способностей люди способны на хорошие дела!

– Тут я с тобой соглашусь, – вмешалась в разговор Джулия, – Мне тоже не очень понятна политика этого подземного города. Ведь люди не могут без солнца, нехватка его приводит ко многим болезням.

– Напоминает какой-то геноцид, – сказал Ленноэль.

– Да, согнать всех обычных людей в один загон и закрыть их там, не давая возможности выйти в магическое общество – это прокол Союза. Такую политику я тоже не одобряю. Однако пытался ли ты помешать этому? – спросила Медуларум у Люциуса.

Немного помолчав, Люциус пробасил:

– Пытался. Да что толку? Брат не хотел меня слушать, а Лилит было не до этого. Одному спорить против целой толпы – занятие глупое, ибо все посчитают тебя сумасшедшим.

По его лицу было видно, что юноше трудно продолжать говорить на эту тему, поэтому Джулия дала родителям взглядом понять, что лучше на этом остановиться.

– Ладно, тут уже ничего не попишешь… Пронеси нам вина, родная, – сказала Медуларум, вытаскивая окурок из мундштука, – Или же вы, Люциус, предпочитаете что-нибудь покрепче?

– Я предпочитаю чай. Желательно чёрный.

– Хорошо, тогда, родная, принеси нам чаю.

По щелчку пальцев на столе оказался небольшой пузатый чайник, из носика которого вылетали колечки дыма, и четыре чашки из белого фарфора с чёрно-красными цветами по бокам. Четыре блюдечка стояли друг на друге, а поверх них были сложены железные тонкие ложки. Крошечная сахарница с закрытой крышкой скромно пристроилась у чайника.

Беседа шла легко и непринуждённо. Медуларум смеялась, показывая всем свои треугольные зубы, Джулия заливалась звонким смехом, а Ленноэль сдержанно улыбался. Лишь Люциус блуждал где-то во мраке своих воспоминаний, ибо разговор о подземном городе на Острове Ноя – Докстоуне – побудил его вновь вспомнить историю неудавшегося спасения заблудшей души.

Люциус относительно недолго прожил в Докстоуне вместе со своим братом и его женой. И всё это время он пытался бороться против того, что стало с подземным городом в итоге – Люц старался предотвратить распространение наркомании, проституции, грабежей и прочих ужасных моментов. Союз же просто закрыл на это глаза, решив, что лучше пусть в Докстоуне творятся эти дела в большом избытке, чтобы это особо не бросалось в глаза в других городах. Все попытки Люциуса были тщетны, так как никто ему не помогал. Но однажды его холодное сердце тронул огонёк нежности, ибо он повстречал маленькую девочку, отец которой был никому не известен, а мать занималась проституцией и обменом наркотических веществ на обычные повседневные товары. Несмотря на всё разнообразие деятельности матери, девочка ходила в обносках, слонялась по улицам без дела и старалась выжить в этом жестоком мире. Тогда Люциус забрал её к себе, чтобы попытаться спасти её от ужасной участи. Однако его семья не одобрила такого подхода, но и останавливать младшего члена не стала, мол, взял ответственность – тебе и заниматься. И Люциус стал заниматься. Учил девочку, кормил и одевал. Но это мало спасло уже пропитанную этим общественным ядом душу… Когда девочке исполнилось семнадцать лет, она вышла в свет, старалась прижиться на Острове Ноя, однако постоянные неудачи и гены сыграли свою роль – она вернулась в подземный мир Докстоуна. Девушка занялась проституцией, как и её мать, и смирилась со своей участью, перестала бороться. Увидев её, Люциус был в ужасе и вновь попытался спасти девушку. Но она не желала выкарабкиваться из этой ямы – её всё устраивало. Тогда Люциус принял её выбор, но не оставил её и продолжал приходить каждый день. Однако вскоре девушка призналась ему, что её к нему тянет, что она, кажется, любит его. Но юноша понимал, что никакая это не любовь – это лишь сильное физическое влечение, которое люди часто путают с любовью. И Люциус дал ей то, что она просила. А затем ещё и ещё… Однако этот поступок поставил точку в их истории, ибо Люциус ушёл, поняв, что всё, что она хотела от него, девушка уже получила, и что спасти её уже невозможно.

Вампир не винил её. Он понимал, что она, по сути, мало в чём виновата. Да, девушка сдалась, не стала бороться, но человеческая натура сама по себе слаба. И Люциус решил, что всё сыграло окружение, атмосфера, общество, в котором девушка жила до встречи с ним. Но, даже когда он взял её под свой крыло, девочка всё равно продолжала видеть пороки Докстоуна, так как Люциусу в мире людей не было места.

Он ненавидел себя из-за этой истории, но никогда не погружался в свой гнев, и тихо продолжал нести этот шрам на сердце. А когда девушка умерла от чахотки в своей коморке, он похоронил её на кладбище Докстоуна в скромной могиле, которую венчала лишь каменная чёрная плита с надписью «Луизель».

И вот, во время чаепития в кругу семьи Целестибус, Люциус не заметил, как все три члена Бессмертного семейства уставились на него. Джулия уловила тонкий ветерок, струящийся из-за спины Люциуса, однако он её мало волновал, ибо она смотрела на его мрачное лицо, подчёркнутое глубокими синяками под глазами и опустившимися уголками губ. Ленноэль уловил чьё-то присутствие, но не стал вглядываться и вдаваться в подробности, так как понимал, что душ умерших везде полно, и что они вольны ходить, где им захочется. Только Медуларум чётко увидела тоненький белый силуэт за спиной Люциуса. Девушка с тонкими руками и впалыми щеками с нежностью смотрела на охраняемого ею вампира, а когда поняла, что за ней наблюдают, поспешила спрятать лицо за золотистыми волосами.

Однако не только дух Луизель стоял за спиной юноши. Рядом с ней стояла молодая женщина с треугольным лицом и слегка прищуренными глазами. Её чёрные волосы спадали ей на плечи и за спину, белая сорочка струилась по её тонкому прозрачному телу. И, увидев её, Медуларум улыбнулась, бросив многозначительный взгляд на мужа. Ленноэль пригляделся и всё понял, не задавая никаких вопросов жене.

Посидев ещё немного, Люциус вместе с Джулией ушли, обещая в скором времени вновь навестить супругов Целестибус. Осыпав их бесконечными поцелуями, Медуларум заверила их, что сама наведается к ним в скором времени. Ленноэль, обняв дочь и пожав руку Люциусу, подтвердил слова любимой. И двое ушли. А Медуларум, подходя к переполненной хрустальной пепельнице на краю стола, сказала:

– Он так похож на мать.

– Не то слово. Практически одно лицо.

– И эта девушка…

– Возможно, ещё одна причина, почему он ненавидит Докстоун, – сказал Ленноэль, облокачиваясь на камин.

Свечи в люстре уже догорали, и тогда вспыхнул огонь около Ленноэля, а источник этого огня решила в этот момент процитировать Горация:

– Ut jam nunc dicat jam nunc debentia dici…^[6]

– Pleraque differat et praesens in tempus omittat,^[7] – завершил фразу Ленноэль, закуривая вновь.

VI

За те несколько месяцев, что Люциус жил у Джулии, он всё же сходил на свадьбу к её друзьям и даже по-своему сблизился с ними. Хоть он никому и не сказал, но Люц был до глубины души поражён красотой эльфийской свадебной церемонией. Его удивили и красота дворца народа ветра, и молодожёны, облачённые в самые изысканные и тонкие ткани, и музыка, и танцы… Но, разумеется, лишь Джулия заметила его восторг, так как для всех остальных он остался самым мрачным и недовольным гостем из всех. Тем не менее, Фолиуверд попросил Люциуса быть его помощником, сказав, что иногда вампирская сила не помешает на королевской службе. И только хотел наш юноша отказаться, как в разговор вмешалась Джулия и всё же уговорила бунтаря принять предложение. Вот поэтому и случилось всё самое интересное лишь потому, что благодаря поручению эльфийского принца Люциус оказался в нужное время в нужном месте…