Ошибка разбойника (страница 13)
Дон Стефано чуть не выдал себя, пытаясь из полумрака кареты разглядеть сеньориту, которую не видел несколько месяцев. У кабальеро участилось дыхание от одного только звука её голоса, и он сам не знал, раздосадован ли провалом плана графини взять красавицу в услужение, или доволен тем, что дочь идальго не разочаровала его.
Попыталась бы пожилая сеньора исправить ошибку или нет, но разговор оказался прерван.
– Вот ты где, моя птичка! – отец обнял Инес за плечи и обратился к графине. – Добрый день, ваше сиятельство.
Дон Стефано сразу узнал спокойный и полный достоинства голос отца девушки и заметил, что графиня выпрямилась, застыла и сквозь зубы процедила:
– Идальго! Вы своей дочери хоть что-то в наследство оставите – вашу дерзость!
Сеньор Рамирес ответил со своей обычной благожелательностью:
– Ещё наш сад с апельсиновыми деревьями. Кстати, в Хетафе апельсины пока не созрели, в Тагоне, думаю, тоже кислятина, как лимоны, – учтивым, даже заботливым тоном обратился к графине идальго. – Будьте осторожны, ваше сиятельство, есть незрелые апельсины опасно.
– Апельсины? – сеньора от неожиданности растеряла благородную важность, но тут же сообразила, на что намекнул собеседник. – Вы… хотя я отлично знаю, с кем разговариваю! – рассерженная сеньора обмахнулась веером, откинулась на подушки в глубине своей кареты и велела кучеру трогать.
«Разрази меня гром, если её сиятельство равнодушна к скромному деревенскому дворянину. Она, пожалуй, когда-то была хороша». Перепалка насмешила дона Стефано, он едва мог сохранять невозмутимость и на всякий случай помалкивал, заодно размышляя, как идёт Инес домашнее прозвище «Моя птичка».
Сидевшая рядом почтенная аристократка кипела от гнева, забыв о своём спутнике.
– Незрелые апельсины, лимоны! Птичка!
– Вас задело, как идальго назвал свою дочь? – вкрадчиво переспросил не удержавший любопытства кабальеро.
– Дочь? – графиня очнулась. – При чём здесь… – дама спохватилась и надменно ответила. – Не обращайте внимания, дон Стефано! Вас это совершенно не касается. Я возвращаюсь домой…
Поняв намёк, кабальеро покинул карету, поклонился и хотел отправиться дальше пройтись по городу, но дама ненадолго его задержала:
– …Если сеньорита Рамирес когда-либо окажется в моём доме, вашей ноги там не будет! До свидания!
Кабальеро оставалось, приоткрыв рот, смотреть на уезжавший экипаж.
А мысли доньи Аны, ещё не пришедшей в себя после встречи, заполнили воспоминания…
Сын бедного дворянина из Хетафе, юношей поступивший на военную службу, не ровня хорошенькой сеньорите из знатной и богатой семьи. Молодой весёлый идальго был благородной девице с детства знаком. Алонсо Рамиреса не называли красавцем не только потому, что легко встретить мужчин с более правильными чертами лица, но и потому, что привлекал он людей живым нравом, добродушием, прямым взглядом, справедливостью в делах и суждениях.
Сеньорита Ана встречала молодого офицера, когда он приезжал в отпуск с военной службы: на скачках, фехтовальных поединках, слышала его шутки и смех на больших приёмах, куда допускались даже бедные сеньоры благородного происхождения. Разговаривал идальго с девушкой просто, приветливо, однако не позволяя себе фамильярности, и сеньорита не могла обижаться на лейтенанта за то, что он не присоединился к сонму её воздыхателей.
В своё время обращение «сеньорита Ана» сменилось на «ваше сиятельство», а когда лейтенант приехал в Тагону с женой, необычайно красивой застенчивой женщиной, донья Ана приняла молодожёнов с подобающей знатной даме надменностью.
Супруга идальго держалась достойно, но была смущена сквозившим в глазах графини пренебрежением. Донья Ана, быстрым взглядом скользнув по изящной фигуре юной сеньоры, сквозь зубы процедила поздравления и стала смотреть в сторону, давая понять, что уже достаточно времени уделила людям, сильно уступающим ей знатностью и богатством. У аристократки не было ни капли сомнения, что молодые супруги, как обычно поступали незначительные посетители, попросят позволения уйти, но лейтенант повернул голову, проследил за взглядом графини и негромко отметил:
– Жаль, ваше сиятельство, ваша птичка уже улетела.
– Птичка? Какая?» – застигнутая врасплох донья Ана воззрилась на Алонсо Рамиреса.
– На которую вы, сеньора, так внимательно посмотрели, – учтивым тоном ответил идальго и обратился к жене: – Нам пора, Тересита, – и отвесил прощальный поклон, не ожидая разрешения удалиться.
Графиня надеялась, что её растерянность незаметна, впрочем, свидетелей неловкой сцены, в их числе супруга её сиятельства, куда больше занимали сияющие глаза сеньоры Рамирес, с обожанием глядевшей на лейтенанта. Поговаривали, что красавица по рождению простолюдинка, этим и объяснялось её простодушие в выражении чувств, но любовь к мужу вызывала зависть, а не упрёки.
Разумеется, знатная дама ничуть не завидовала ни Тересе Рамирес, ни кому-либо ещё из бедных дворян, была рассержена нежеланием нетитулованного идальго знать своё место, но порой, когда какая-нибудь герцогиня или принцесса обращалась с её сиятельством столь же надменно, как графиня обошлась с супругой идальго, донье Ане хотелось сказать: «Ваша птичка уже улетела».
13. Беседа старых друзей
Озадаченный дон Стефано бродил по городу, рассеянно глядя на суетившихся покупателей и продавцов, прилавки, коней и совершенно не понимая, почему графиня так резко переменилась к нему. Застарелое чувство к идальго? Каприз? Женщины, женщины…
Возле ратуши кабальеро увидел человека, которого меньше всего ожидал здесь встретить – дона Бернардо Альмейду. Коменданта сопровождали несколько стражников, а вид у него был раздосадованный. Заинтригованный сеньор дель Соль не мог пройти мимо и приблизился к пожилому офицеру, зятем которого планировал стать. Пришлось подойти вплотную, прежде чем раздражённо что-то объяснявший стражнику дон Бернардо заметил высокую фигуру поклонника своей дочери.
– Моё почтение, дон Бернардо! – кабальеро поприветствовал коменданта учтивым поклоном.
– Рад видеть вас, дон Стефано! – сдержанно ответил ему нынешний начальник городской стражи Сегильи. – Вот, решил лично проверить, как расследуется дело о налёте на Тагону, только без толку.
– Очень жаль, – разбойник держался невозмутимо, втайне радуясь неудаче коменданта.
– Хоть друга навещу, раз уж приехал в такую даль. Давно собирался выбраться в селение по соседству, в Хетафе, но то одно, то другое… дела! Последнее письмо от него зимой получил и до сих пор не ответил. Как летит время, не виделись мы лет десять.
– В Хетафе… – кабальеро поразила догадка. – Быть может, ваш друг – лейтенант Алонсо Рамирес?
– Вы с ним знакомы? – заинтересовался дон Бернардо. – Давно его видели?
– На площади, с час назад. Сеньор Рамирес служил в полку дона Эстебана де Суэда в то же время, что мой отец, и я, проезжая Хетафе по делу, счёл своим долгом нанести визит лейтенанту. А сегодня встретил его здесь, в Тагоне, на ярмарке.
Дон Бернардо обрадовался:
– Значит, успеем повидаться сегодня! Говорите, на площади?
– Идальго собирался возвращаться домой вечером, когда крестьяне из Хетафе распродадут свой товар. Может быть, он рядом с односельчанами – они торгуют вином и маслом – или вернулся посмотреть тяжеловозов в лошадином ряду.
– Я пройдусь.
– Если позволите, я с вами, вдвоём нам будет легче разыскать сеньора.
– Вы меня очень обяжете, – кивнул комендант.
Отправившись на поиски, дон Стефано был озадачен новым, неожиданным для себя обстоятельством. Дружба отца сеньориты, на которой сеньор дель Соль собирался жениться, с отцом красавицы-бесприданницы, которую кабальеро хотел сделать любовницей, ставило под угрозу оба плана. С другой стороны, это дополнительный повод действовать с Инес осторожно, привлечь подставное лицо и постараться сохранить возможность беседовать с умным и наблюдательным пожилым дворянином.
Долго искать не пришлось – сеньор Рамирес сам окликнул старого друга возле таверны. Дон Стефано подумал, что впервые видит флегматичного коменданта таким оживлённым. Идальго оказался не один и представил сеньорам невысокого худощавого господина примерно своего возраста:
– Мой старинный друг дон Фадрике Морено, капитан флота.
– В отставке, – негромко пояснил дон Фадрике, посмотрев на мужчин задумчивым, даже печальным взором. – Уже три года прошло с тех пор, как я последний раз выходил в море.
– Очень рад знакомству, – дон Стефано почтительно поклонился. – Я имел честь служить королю по каперскому свидетельству. Вы собирались обедать, сеньоры?
– Мы с дочерью уже пообедали, но я охотно выпью немного вина.
– Сеньорита Инес тоже в Тагоне? – приветливо спросил дон Бернардо.
– Гостит у дальней родственницы, я зайду за ней позже.
Все четверо устроились на террасе, а хозяин таверны засуетился возле почётных гостей, заказавших поросёнка, зелень и вина.
Отставной лейтенант спросил высокопоставленного друга о здоровье его семьи.
– Благодарю вас. Мои донья Клариса и дочь сейчас в нашем поместье, но скоро вернутся в Сегилью. Обе чувствуют себя превосходно. Сына зимой жду в отпуск на месяц. Невесту ему присматривать рано, хотя, может быть, женитьба в молодом возрасте лучше разгула, которому предаются армейские офицеры, когда нет войны. Сеньорита Инес, должно быть, красавица?
– Похожа на мать, – с нежностью ответил идальго.
– И этим всё сказано! – широко улыбнулся дон Бернардо, а дон Фадрике, не меняя выражения лица, кивнул.
Идальго стал расспрашивать дона Бернардо о делах в Сегилье, а тот сообщил:
– Разбойники совсем обнаглели, налёт на Tагону – вершина дерзости.
– Да… – задумчиво отозвался отставной лейтенант. – Крупная банда, три одновременных удара, а с тех пор затаились. Возле Сегильи в месяц налёта на Тагону было тихо?
– Мой покойный предшественник, к несчастью, не сопоставлял даты, – хмуро пояснил дон Бернардо. – Когда мне доводилось замещать должность начальника стражи во время его болезни, я не вникал в дела особенно глубоко, а сейчас поражён беспорядком в его записях.
– Скверно, – отметил идальго без обычной улыбки. – Или вопиющая непригодность к своей должности, или…
– Подкуп, – комендант так же серьёзно подхватил мысль своего друга.
Дон Стефано едва не заскрежетал зубами, осознав, какую ошибку он допустил, сочтя неопытность дона Бернардо в расследовании разбоя более важной, чем его честность и здравомыслие. Вслух кабальеро с видимой беспечностью обронил:
– Сеньоры, можно ли подозревать уважаемого человека в сообщничестве с грабителями, если, будучи тяжелобольным, он допустил небрежность?
Идальго с ним согласился.
– Бесспорно. Если беспорядок возник с началом болезни, то покойного начальника стражи трудно винить в этом.
– Я сверю со старыми записями, – решительно заявил дон Бернардо.
– Стоит ли? – возразил ему сеньор Рамирес. – Потратите время, а ничего, кроме старых грехов покойного, не узнаете.
Пока сеньор дель Соль мрачно размышлял, не предложит ли комендант своему другу должность в Сегилье, его собеседники спохватились:
– Мы увлеклись разговорами о делах и забыли, что собрались целой компанией!
– Разбой тревожит всех сеньоров нашей провинции, – дон Стефано сказал таким тоном, что было не различить – он всерьёз интересуется затронутой темой или проявляет учтивость к старшим знакомым.
Как бы то ни было, идальго предпочёл сменить предмет разговора.
– Всем сеньорам Эспании интересно поговорить о лошадях, особенно дону Фадрике, – сеньор Рамирес приподнял чарку и посмотрел на друга, вынырнувшего из задумчивости.
– Я всю жизнь любил лошадей и собак, но служил во флоте, где нет места ни тем ни другим. Последние три года только ими и занимаюсь. На ярмарке быстро ушли мои тяжеловозы, а верховых придерживаю пока, но в Тагону привёл показать.