24. Обычное деревенское преступление

Чувствуя, что быстро ему не уснуть, дон Стефано решил прогуляться рядом с Хетафе. Лунный свет и утоптанная тропинка позволяли не споткнуться в потёмках, а бьющий неподалёку маленький родник с ледяной водой пришёлся бы кстати охваченному жаром мужчине.

Кабальеро шёл, не спеша, размышляя, каким ещё способом можно увлечь сеньориту Инес. Свои подарки он собирался вручить завтра, но скорее гадал, каким способом – сама или с отцовской помощью – девушка обставит отказ, чем надеялся продвинуться на пути соблазнения. Ничего толкового в голову не приходило. Хоть женись, не будь это совершенно бессмысленно. Неутолённое желание дон Стефано считал глупейшей причиной для вступления в брак. Оставалось идти по тропинке и пинать носком башмака попадавшиеся по дороге камешки.

Неожиданно кабальеро расслышал впереди звук торопливых шагов. Он свернул, не желая ни с кем встречаться, и остановился недалеко от тропинки. Вскоре показалась быстро шедшая крестьянка, судя по платку – незамужняя, по походке – молоденькая. Дон Стефано лениво подумал: «Возвращается от любовника, с чего бы ещё девке шляться посреди ночи? Почему не воспользоваться? Обойдётся в монету-другую, остудит не хуже холодной воды и вернёт ясность мысли«, Кабальеро решил, что слишком увлёкся неуступчивой дочкой идальго, и развлечение придётся кстати. Чтобы девка не проболталась – вдруг она не с одним парнем гуляет, и за доброе имя ей уже поздно бояться, мужчина решил подойти сзади и скрыть лицо. В два шага дон Стефано догнал прошедшую мимо девушку, одной рукой обхватил её, прижав её руки к телу, другой закрыв рот. Перепуганная крестьянка отчаянно вырывалась, а сеньор ей шепнул:

– Тихо, не бойся, плачу серебряную монету.

Девушка будто не слышала. Кабальеро отпустил бы её – Хетафе ему не принадлежит, но, видимо, здешние крестьянки настаивали отвары для умывания на тех же травах, что и дворянки. От случайно встреченной девки пахло теми же цветами, что от сеньориты, только резче. Запах был терпким, пряным, но узнаваемым. Образ Инес вспыхнул перед глазами, сделав желание нестерпимым и требующим немедленного утоления. Всё же дон Стефано пока не переходил к насилию старался говорить мягко и решил позволить девке набить цену:

– Тебе понравится не меньше, чем с парнем, от которого ты идёшь. Не бойся, я умею быть осторожным, ты не забеременеешь от меня. Три монеты! – цена была очень хорошей для гулящей девки средней руки даже по меркам богатой Сегильи.

Уговоры не действовали. Начиная беситься из-за ломания деревенской потаскушки, дон Стефано злобно крикнул ей в ухо:

– Если ты девственница – дам золотой! – кабальеро не думал, что ему попался несмятый цветок, однако его обуяло нешуточное желание.

Бесполезно. Девушка вырывалась, будто не устала и не слышала слов мужчины, которому надоело её уговаривать. Он оттащил свою жертву в сторону, сделал, что ему так хотелось, и был удивлён, что девчонка оказалась невинной. Вернув способность рассуждать трезво, сеньор почувствовал досаду – ему случалось брать женщин насильно, когда он был в дурном настроении, а подвернувшаяся простолюдинка ломалась, но расположение духа при этом не улучшалось. Он не понимал знакомых, находивших в насилии особое удовольствие и порой похищавших красоток из простых, бедных, но честных семей. Собираясь похитить Инес, дон Стефано рассчитывал, что она смирится со своей участью и не станет противиться. Pади красоты девушки кабальеро был готов потратить на неё немалое время.

Сегодняшняя крестьянка лежала, раскинув руки и ноги, уставившись в небо и тяжело дыша. Она никак не откликнулась на слова обесчестившего её мужчины:

– Ну не реви. Вот тебе золотой. Я его положу в карман твоего передника. Ты, наверное, и не видела таких денег.

Дон Стефано, хотя сбил охвативший его жар, остался недоволен – раз он ошибся, и у девчонки любовника не было, его поступок мог повлечь шум. Впрочем, в Хетафе, как и всюду в Эспании, женщины наверняка боятся жаловаться на насилие, опасаясь позора себе и семье, так что, придя в себя, эта крестьянка смирится и припрячет монету. Если деньги ей нужны срочно и она пустит их в ход, то беспокоиться вовсе не о чем – оплаченное насилие станет обычной сделкой с продажной женщиной.

Лица кабальеро девка не могла разглядеть. Зачерпнув воду из родника и плеснув её на лицо жертвы, дон Стефано направился обратно в селение.

***

Проснувшись позже обычного, сеньор дель Соль с удивлением узнал – дон Хуан опередил его. Встал на рассвете и, для краткого прощания заглянув в дом идальго, уехал. Решив, что юноша не посмеет рассказать о договоре, в котором собирался сыграть неприглядную роль, дон Стефано как ни в чём не бывало направился к сеньору Рамиресу.

Встретили его с обычной приветливостью, чем убедили – несостоявшийся соблазнитель Инес ни в чём не признался. Заговорили о лошадях дона Фадрике, который выгуливал сейчас своих верховых, потом беседа перешла на охоту, и дон Стефано нашёл, наконец, случай преподнести хозяину дорогое ружьё. Идальго, однако, не стал даже смотреть:

– Благодарю, дон Стефано, но я никогда не принимаю подарки дороже, чем могу позволить себе купить, – и, не дав гостю ни слова на уговоры, улыбнулся. – Посмотрим, кто больше настреляет дичи – я из своего старого или вы вот из этого.

– Вы окажете мне любезность и пойдёте со мной на охоту?

– Если вы не против, то завтра можем сходить втроём. Заодно оцените собак дона Фадрике.

– С большим удовольствием!

Про себя кабальеро подумал – хотя идальго подарок отверг, сеньорита может иначе распорядиться серьгами и кулоном, которые он успел вручить служанке со словами о том, что он просит принять сущую безделицу, но не хочет, чтобы сеньор Рамирес понял его превратно. По реакции старухи дон Стефано догадался: она желает своей сеньорите лучшей судьбы и уверена – кабальеро очарован, а от начала ухаживания за благородной девицей до предложения законного брака пройдёт недолгое время, даже если сейчас сеньор всего лишь заинтересовался красавицей.

Хозяин и гость обсуждали будущую охоту, сеньорита склонилась над вышиванием, и неожиданно мирная сцена была прервана ворвавшимся в комнату старым работником:

– Сеньор, Хилу нашли!

– Нашли? Что с ней? Почему её стали искать? – идальго выглядел скорее удивлённым, чем встревоженным.

– Вчера, когда она не пришла, мать подумала – осталась на ночь у тётки, но она и утром не появилась, а кому корову доить? Мальчишку в Ластрес отправили, а тётка сказала – Хила на ночь глядя ушла, всего две мили, дорога спокойная, тропинка известная, лучше поздно прийти, зато до рассвета не надо к корове бежать, мать-то её еле ходит…

– Знаю я про корову, что с девушкой, говори! Неужели сорвалась со скалы?

– Где там, сеньор! Она по тропинке и с завязанными глазами прошла бы! Наш пастух пошёл, смотрел рядом, мало ли вдруг… Услышал, говорит, как скулила…

Идальго вскочил, а его дочь, взволновавшись, подняла голову. Дон Стефано догадался – речь о некстати подвернувшейся ему девчонке, – и сосредоточился на том, чтобы встретить любые известия с видом полной неосведомлённости, благо сейчас никто не обращал на него внимания. Слуга продолжал:

– …Беда с ней… напал на неё кто-то, еле живая.

Насильник подумал: изрядное преувеличение, девчонка потрясена нападением и бесчестьем, но никаких увечий он ей не нанёс. Вчера дон Стефано был удивлён, что эта… как её… Хила не пришла в себя сразу, но не счёл нужным возиться с крестьянкой.

От воспоминаний кабальеро отвлёк резкий голос пожилого идальго:

– Дон Стефано, простите, сейчас мне некогда разговаривать с вами. Если угодно, зайдите вечером.

– Разумеется, сеньор Рамирес, – пробормотал кабальеро, про себя чертыхаясь.

***

День тянулся тоскливо. Кабальеро расположился в тени под навесом таверны, делая вид, что читает, и слушал обрывки доносившихся до него разговоров между слугами и посетителями, из которых узнал: Хила слыла в деревне скромной, работящей девицей, а припозднилась, разрываясь между больными тёткой и матерью. Простолюдины были взбудоражены нападением – о дурных людях в окрестностях их селения давно не слышали, представить, что в деле замешан кто-то из местных, не хотели и думать.

Потом те, кто постарше, стали вспоминать былые времена – бродивших во время и первые годы после войны дезертиров, разбойников, местных негодяев, считавших удалью подмять девушку, не спросив согласия. Хилу жалели, недоумевая, кто мог пойти на лихое дело, и порой косились на чужака – сидевшего в таверне кабальеро. Чуть позже от своего лакея дон Стефано узнал – поминали и его молодого приятеля, уехавшего поутру не потому ли, что сотворил ночью? Не сумел соблазнить сеньориту и польстился на простую крестьянку?

Кабальеро досадовал на невезение: «Угораздило девственницу за околицей шляться в такое время, когда дома только гулящие не сидят…».

Ближе к вечеру в таверне появилась старая служанка Рамиресов и, что не удивило разбойника, вернула подарок, приложив письмо. Когда дон Стефано пытался, состроив просительное выражение лица, убедить старуху, что глубоко огорчён и относится к семейству Рамиресов с безупречным почтением, та отмахнулась:

– Наш идальго сказал: в Сегилье, если девице передают подарки, минуя отца, то говорят – она очаровала его, а там недалеко и до инквизиции! Мало нашему Хетафе несчастий, только святого суда не хватало, помоги господи!

На это дон Стефано не нашёл что ответить, только подумал: «Идальго инквизицию поминает как подставку для чайника, однажды накличет» и развернул письмо:

«Благодарю вас, сеньор! Уверена, ваш подарок делает честь вашему вкусу, но в Хетафе, в отличие от Сегильи, не принята столь изысканная благодарность за гостеприимство. Увы, не могу оценить, как вы передали, безделицу, я не стала смотреть её, чтобы вернуть без сожалений. Отец передаёт вам почтение. И.Р.». Кабальеро сложил из листка бумажную птичку, спустился в кухню спросить об обеде и, улучив подходящий миг, отправил записку в огонь под котлом.

***

К вечеру дон Стефано перебрал в уме все детали, которые могли возбудить против него подозрения, и направился на ужин к идальго, намереваясь держаться так, чтобы хозяин счёл его непричастным к насилию над злополучной Хилой. Стоит ли говорить, что в этот вечер ему не были особенно рады. Отставной лейтенант был хмур, его дочь, хотя не изменила себе, приветствуя гостя поклоном, не пыталась казаться весёлой. Идальго, разлив вино, прямо сказал:

– Негодяй скрылся, не оставив следа, по которому его можно достоверно найти.

– Девица не запомнила ни единой приметы? Странно.

– Она повредилась рассудком.

«Проклятие! Кто бы мог подумать, что простая крестьянка окажется такой неженкой! Если у идальго были сомнения насчёт насилия, то их не осталось».

– У неё в кармане передника нашли золотую монету, – ровным тоном продолжил пожилой дворянин.

Дон Стефано чуть было не сказал – быть может, Хила продала свою честь, но лишение девственности порой настолько болезненно… Однако под прямым взглядом идальго он остерёгся обвинять жертву.

– Монету несчастная могла случайно найти.

Сеньор Рамирес отвлёкся, чтобы добавить себе вина.

– Всё может быть. В наших краях не видели бродяг, случайных людей, чужаков, – не меняя тона и не делая паузы, идальго закончил фразу: – кроме, конечно, вас доном Хуаном и ваших слуг.

Прикусив язык, чтобы не изобразить возмущение, кабальеро кивнул и поспешил упредить обвинение в свой адрес:

– Да, я тоже не видел. Вчера вечером я прогулялся по тропинке, если не ошибаюсь, она как раз в Ластрес ведёт, ничего особенного услышать не довелось.

В представлении дона Стефано, его прогулку могли заметить, поэтому скрывать не имело смысла.

– На руках и ногах девушки синяки – её крепко схватили.