25. Тайное сокровище

Несмотря на то, что дела в Хетафе складывались из рук вон плохо, дон Стефано решил ещё раз навестить своего якобы родственника и отправился к нему поутру, надеясь застать трезвым. Дон Хосе хмуро приветствовал гостя, предложил фрукты из своего сада. Обменялись несколькими фразами о новостях из Сегильи, затем кабальеро посетовал на невезение – из-за нападения на крестьянку идальго отказался пойти на охоту, да и сам дон Стефано потерял настроение развлекаться. Дон Хосе хмыкнул:

– Рамирес себя произвёл в опекуны над нашим селением, вот и волнуется, а вам-то что? Подумаешь, поваляли какую-то девку. Раньше такое не раз за год случалось, кто не хотел – с темнотой со двора шагу не делал, да и среди бела дня озирались. Война, разбой. Теперь успокоилось, ещё до оспы сельские дворянчики шерстили потайные местечки в горах и усмиряли деревенских бузотёров. Вот девки и стали где ни попадя шастать. В вашем имении, небось, держатся тише, кто на свои прелести добычу не желает ловить.

– Я строго слежу за порядком на моих землях.

– Чтоб девки никому, кроме вас и кому вам угодно, свой товар портить не позволяли?

– Дон Хосе, странный вы завели разговор.

– А то я не знаю порядки в имениях, где всё одному сеньору принадлежит. Здешние-то горды, думали – сами себе хозяева, а оспа их придавила. Посмотрим, удастся ли им снова ходить с поднятой головой.

– Я как раз хотел поговорить о ваших землях. Всё ещё думаете о браке с сеньоритой Рамирес?

– Почему нет?

– Если идальго решит отдать дочь за человека своих лет, то скорее выберет своего друга капитана Фадрике Морено.

– Он женат, – хмыкнул хозяин.

– Неужели вы не знаете о смерти его супруги? Дон Фадрике при мне упоминал, как его расстроила кончина жены. Конечно, он, возможно, из любви к покойной не думает о новом браке…

– Что? – единственный глаз дона Хосе уставился на сидевшего с приветливым видом гостя. – Умерла? – лежащие на столе руки изуродованного мужчины напряглись.

Очевидно, чудище понятия не имел о вдовстве капитана Морено, а теперь разразился горьким каркающим смехом.

– Умерла! Будет вдоветь из любви к этому пугалу!

– Возможно, покойная сеньора Морено не отличалась красотой, но и сам капитан не сказать чтобы…

– Я готов поставить оставшийся глаз, что дон Фадрике облизывался на Тересу Рамирес!

Плечи дона Хосе ослабли, он, очевидно, был ошеломлён известием о возможности другого замужества для Инес Рамирес, а дон Стефано продолжал выяснять:

– Если главное для вас – рождение наследника, то стоит ли вам так желать брака именно с сеньоритой Инес?

– Кто за меня пойдёт?

– Ну… дочь нашего знакомого – не единственная бедная молодая дворянка в Эспании.

– Знаю – их тьма и любая готова родить мне наследника не от меня.

– Вижу, вы уверены в добродетели сеньориты.

– Бьюсь об заклад, вы пытались уже проверить эту добродетель на прочность.

В интересах дона Стефано было бы поколебать убеждённость собеседника, но он не стал этого делать, решив, что намёка на возможный брак Инес и капитана Морено достаточно, чтобы разрушить надежды изуродованного оспой мужчины жениться на юной красавице. Сеньор дель Соль вернулся к разговору о поместье дона Хосе.

– Как я понял, вы не собираетесь идти на уступки сеньору Рамиресу, а долгов у вас накопилось немало.

– Не ваше дело! – угрюмо ответил хозяин.

– Дон Хосе, не лучше ли вам, чем грезить о наследнике, продать имение и остаток жизни провести в достатке и спокойствии?

– Зачем вам моё имение?

– У меня найдутся деньги выкупить и расписки у сеньора Рамиреса, особенно если он даст мне скидку.

– Не уверен, что отдаст и за полную цену, – хмыкнул дон Хосе.

– Разве он вправе?

– Вы забыли о землях в залоге. Идальго предусмотрел, чтобы кредитором наших крестьян не мог стать человек, которому он не доверяет. Выкрадывать расписки тоже бессмысленно: они именные, зарегистрированы в Тагоне, а копии нотариус направил в Сегилью.

– Затейливое местечко ваше Хетафе… —

Дон Стефано про себя размышлял, насколько разумен план купить имение дона Хосе, вернуть на поля воду и не претендовать на земли мелких владельцев.

– С главным затейником вы успели хорошо познакомиться. Ещё до оспы умел всех заставить плясать под свою дудку.

– Я наслышан о его шутках не меньше, чем о красоте его покойной супруги.

– Да, сеньорита Инес в мать уродилась, только лоб и норов отцовский, да волосы потемнее.

– Добродетелью, думаю, дочь тоже в мать.

Дон Хосе неожиданно ухмыльнулся:

– Можно ли считать добродетельной женщину, влюблённую в своего мужа до такой степени, что других мужчин она не отличит от кастратов?

Такой взгляд на супружество оказался неожиданностью для дона Стефано, растерянно пробормотавшего:

– Если подобное чувство сохранится в течение всего брака…

– Правильно рассуждаете, – насмешливо подтвердил дон Хосе. – Много я видел влюблённых молодожёнов, которые через год-два смотреть не могли друг на друга.

– Но сеньора Tереса… – дону Стефано совсем не хотелось узнать, что идальго был рогоносцем.

– Не позволила Хетафе узнать, подлинно ли она добродетельна, – развёл руками дон Хосе.

Вообразив все казни египетские, которым гость хотел бы подвергнуть своего «родственника», дон Стефано процедил:

– Бьюсь об заклад, вы пытались проверить на прочность добродетель сеньоры Рамирес.

– А то как же! – кивнул чудище. – Вы смотрите сейчас на мою рожу и не догадываетесь, что до оспы я был первым красавцем в наших краях, не чета Алонсо Рамиресу. Он женщинам нравился, потому что остёр на язык, а лицом – таких через одного. Моя знатная грымза потому за меня и вышла, что хорош я был, отлично фехтовал, одевался. Засела в Хетафе, и скоро ей до моей красоты дела не стало – видите ли, графской дочке здесь недостаточно низко кланялись. На Рамиресов шипела – бедные дворяне держатся с ней как с ровней. Надоело мне, пытался я подбить клинья к сеньоре Тересе. Служанку подкупил, устроил, когда идальго со старшим сыном и дочкой в отъезде был, чтоб двое слуг срочно уехали на ночь глядя, а собакам и второму сыну девчонка-служанка сонного зелья подсыпала.

– Ничего себе! – оторопел дон Стефано.

– А что? Если женщину в спальне застать врасплох, дело может и выгореть, а потом куда ей деваться? Может, кстати, ей и понравится, я в своё время дорогим девкам в столице платил, чтоб обучили всякому разному… ну вы понимаете. У Рамиреса таких денег никогда не было…

Гость сидел, подперев одной рукой щёку, а второй держа за черенок надкусанное яблоко и слегка покачивая его. Хозяин продолжил. Ему, очевидно, хотелось излить душу, хотя хвастаться было нечем.

– Калитку мне дурёха молоденькая отворила, думала – я к ней заявился, а я пригрозил, велел молчать – и к сеньоре. Не хотел я ей зелья давать, не помню уже, что служанке наговорил, чтобы она усыпила только собак и мальчишку. Забрался через окно и встал дурак дураком, смотрю на неё, спящую, – дон Хосе помолчал. – Сеньора Тереса была такая красивая в лунном свете, спокойная, казалась совсем молодой. Мне бы сразу наброситься на неё, а я стоял, любовался… На цыпочках подошёл к кровати. Тут скрипнула половица, женщина и проснулась.

– И? – слушатель подался вперёд.

– И ничего. Я что-то забормотал, не смог её тронуть, ну не насильник же я!

– Да? – не удержался от комментария дон Стефано, подумав про себя: «Зачем тогда заявился?»

– Что «да»? Я стоял, говорил… а она в меня швырнула подушкой. Что засмеялись? Ерунда, но отвлекло на секунду, а вторую подушку она успела ножницами распороть – шитьё у изголовья лежало. И стоял я рядом с этой кроватью в пуху и перьях, как сейчас вспомню – отплёвывался, тут не до женщины стало.

– А сеньора Тереса?

– Схватила мужнино ружьё со стены. Стоит, глаза засверкали, я её такой и не видел! Тихая она была, кроткая женщина, кто бы подумать мог, что так разъярится!

– Слышал, бывает, что смирные люди, если их как следует разозлить…

– А я видел! Заставила она меня выйти через основные ворота на площадь, в воздух пальнула, чтоб все соседи видели, как она меня выгоняет. «Вы, – говорит, – вошли через чёрный вход, а выйдете через парадный!»

– Остроумно, даже идальго лучше бы не придумал, – на сей раз дон Стефано не потрудился скрыть насмешку над «родственником». – Кто-нибудь мог случайно увидеть, что вы забираетесь в дом. Если вышли бы тайным путём, доброе имя сеньоры всерьёз пострадало бы.

– Вот-вот… а так никто не верил, что она меня позвала. Идальго в первое же воскресенье, выйдя с супругой из храма, с моей женой поздоровался, а мне сказал: «Прошу вас, дон Хосе, в мой дом не приходить и никого из моей семьи в свой дом не приглашать».

– Не вызвал на поединок?

– Нет, побрезговал. Или знал, что я лучше фехтую и убил бы его с удовольствием. А так никто с того дня со мной в Хетафе не знался. К моей донье Фенисе все с уважением, ко мне – никак, будто и нет меня. Сына я от такого позора в Сегилью отправил и сам бы уехал, но история по провинции разошлась, и где бы я ни появился – шептались, хихикали. Возьми я силой сеньору Тересу, и то было бы меньше срама.

– Не самые приятные воспоминания у вас связаны с этой семьёй, – меланхолично прокомментировал дон Стефано.

– Теперь понимаете, почему я упёрся? Конечно, прибрать окрестные земли – милое дело, но когда идальго добился от короля льготы – слишком туманно. Поладили б в первый же год, не случись этой истории. Больше, чем получить земли, мне хотелось прижать гордецов, которые смели от меня отворачиваться! Кто они и кто я! Ладно бы только идальго, но и простые крестьяне!

Гость кивнул – эти чувства ему были понятны. Смутно припомнив, что в связи с оспой идальго говорил только об одном сыне, дон Стефано, чтобы заполнить паузу, пробормотал:

– Второй сын сеньора Рамиреса, если не ошибаюсь, умер ещё до эпидемии?

Неожиданно дон Хосе напрягся и наклонил голову, с подозрением глядя на кабальеро:

– Почему вы спросили? Я здесь ни при чём! Мальчишка погиб – не моё дело! Я точно девке сказал, сколько зелья подсыпать, он не от моей отравы помер тогда!

Странный отклик не укрылся от наблюдательного разбойника, но он был слишком утомлён откровениями, потому, мысленно присовокупив к египетским казням фантазии святой инквизиции, перевёл разговор на другое:

– Так что насчёт ваших долгов? Я навёл справки – ваш сын назанимал в Сегилье немало.

– У меня есть чем расплатиться, – гримаса, с которой чудище произнёс эти слова, не поддавалась определению.

– Вот как? – гость постарался, чтобы на лице его отразилось сомнение.

Дон Хосе сузил глаз, вскочил из-за стола, быстро вышел и через несколько минут вернулся, держа в руках небольшую серебряную вещицу. Поначалу с недоумением подняв брови, через миг сеньор дель Соль замер, потрясённый открытием, какое чудо увидел.