Ошибка разбойника (страница 38)
– Вот как… – идальго задумался, а его дочь с удивлением подняла глаза. – Инес, наш гость займёт очень важный пост. Королевский ревизор не подчиняется губернатору, хотя его должность ниже. Доклады чиновник такого ранга обязан оправлять королю.
Инес встала и опять поклонилась:
– Поздравляю вас, кабальеро!
Дон Стефано поклонился в ответ:
– Благодарю, но не стоит спешить, сеньорита. Я поделился своей надеждой с вашим почтенным отцом, хотя формальности пока не улажены.
– Тогда удачи вам! – девушка вежливо наклонила голову и села.
Идальго продолжил беседу задумчиво, но без подобострастия.
– Вы не хуже меня знаете, насколько важна ваша будущая должность, – он поднял чарку. – За успех вашей деятельности на страже закона!
Кабальеро почувствовал себя неуютно. Меньше всего он стремился быть строг в соблюдении законов Эспании. С досадой дон Стефано отметил, что отставной лейтенант принял к сведению, что его гость блестяще начинает карьеру, но не намерен пытаться извлечь какие-либо выгоды из знакомства. Почти против воли, повинуясь не отпускавшей надежде хоть раз поговорить с сеньором Рамиресом как с просителем, дон Стефано сам задал вопрос:
– Может быть, идальго, я смогу что-либо сделать для вас и для вашего Хетафе?
– Вашим долгом станет следить за соблюдением правил по взиманию налогов, за обоснованностью расходов сегильской казны и распределением королевских субсидий согласно воле Его величества. Для нас нельзя представить ничего лучшего, чем безукоризненное исполнение вами своих обязанностей.
Отвечая, идальго смотрел так же прямо, просто и учтиво, как дон Стефано давно привык. Наверное, схожими словами сеньор Рамирес напутствовал бы своего сына, хотя, конечно, взгляд его наполнился бы гордостью и теплотой.
Смирившись с разочарованием, дон Стефано хотел перевести разговор на лошадей дона Фадрике, но замер на полуслове с полуоткрытым ртом.
В комнату вошёл Хумесильо и без церемоний запрыгнул на колени к Инес. Девушка улыбнулась, отложила шитьё и стала гладить серого негодяя. Кот замурлыкал, подобрал лапы, посмотрел на кабальеро с видом полного превосходства, как умеют представители его породы, и зажмурил янтарные глазки. Глядя на нежные пальчики, погружающиеся в густую кошачью шерсть, мужчина чувствовал отчаянное желание оказаться на месте животного. Из остолбенения кабальеро вывел голос идальго:
– Любите кошек?
– А? Я? – дон Стефано не сразу сообразил, что за вопрос ему задан, но спохватился и отвёл взгляд от девушки: – Да, конечно.
На самом деле сеньор дель Соль к этим тварям был равнодушен, а Хумесильо готов придушить, но требовалось вернуться к приличиям. К счастью, хозяин не стал задавать пребывающему в растрёпанных чувствах мужчине новых вопросов, заговорив сам:
– В деревнях кошки такая же рабочая скотина, как лошади, зато в городах дамы делают из них живые игрушки. Моя сеньора Тереса ввела в Хетафе обычай баловать усатых-хвостатых, Инес любовь к кошкам переняла от неё…
Дону Стефано стало обидно, что какой-то четвероногий вызывает у девушки больше интереса, чем сидящий рядом пожирающий её глазами мужчина, сумевший соблазнить первую красавицу Сегильи. С трудом сдерживая желание схватить Инес и покрыть её поцелуями, он подумал: «Я выпил всего ничего! Проклятие! Сеньорита с каждым разом сильнее меня волнует. Она стала ещё красивее! Такая спокойная, невинная, я чувствую в ней огонь, но он заперт, а я с ума схожу от желания разжечь его до небес!»
Дон Стефано был рад, что может слушать, а не говорить, пока идальго вслух вспоминал:
– …Моя жена была из почтенной, образованной, хотя недворянской семьи. Некоторые полковые дамы вздумали кичиться происхождением перед ней, но я им намекнул, что не стоит так явно привлекать внимание мужей к красоте супруги однополчанина. А когда сеньору Тересу взяла под крылышко супруга полковника, угомонились и самые заносчивые. Сеньора де Суэда была и сама очень красивой женщиной, к тому же уверенной в чувствах к ней дона Эстебана.
Ошарашенный известием, что мать Инес была простолюдинкой, кабальеро не мог прийти в себя, а спокойный тон продолжавшего вспоминать идальго не позволял кабальеро собраться с мыслями.
– Помнишь, Инес, мы обсуждали с тобой, как часто подлинно знатные люди держатся учтивее и приветливей выскочек?
– Конечно, папа! – глаза девушки заискрились. – Когда в Хетафе приезжала графиня, родственница доньи Фенисы, она оказалась милой и любезной сеньорой. Мне десяти не было, но я хорошо помню, как перед ней лебезила гордая супруга дона Хосе, не замечая, что её сиятельство устала от заискивания.
– Как же не помнить! – расхохотался идальго. – Её сиятельство была рада, когда твоя мама обратилась к ней попросту, и они вместе сбежали на прогулку по нашим горам.
– Я для доньи Элисы собирала цветы, а потом мы славно посидели втроём на нашей любимой площадке и ели пирожки со сливами.
Дон Стефано вспомнил, что его мать не могла похвастаться длинной родословной, и ему стало казаться – идальго шутя отбрасывает важность происхождения не своей жены, а супруги покойного сослуживца, дона Алехандро Аседо дель Соль. С удивлением гость осознал: в Хетафе, в Тагоне многие вспоминали сеньору Тересу, но никто ни словом не обмолвился о её простом происхождении. Зачем сеньор Рамирес сам завёл разговор о семье покойной жены? Не будь Инес рядом, дон Стефано, возможно, задумался бы – считать ли девицу, рождённую в неравном браке, простолюдинкой, но теперь одного взгляда на дочь идальго оказалось достаточно – она, без сомнений, принадлежит к благородному сословию. Безупречная осанка, изящество в каждом движении, уверенное спокойствие лица и фигуры – всё свидетельствует о дворянском достоинстве. Инес воистину дочь своего отца, кем бы ни была её мать.
37. Колдовство
На следующее утро идальго собирался обойти поля и вернуться под вечер. Дон Стефано, предоставленный самому себе, завернул в уже знакомый ему храм частично от нечего делать, но хотелось и вновь взглянуть на старое изображение архангела.
В этот раз дон Стефано был готов увидеть непривычную по нынешним временам роспись и гадал, произведёт ли она на него то же впечатление, что и впервые. Как и в день благодарения больше полугода назад, поначалу архангел казался едва ли не детским рисунком, но затем будто ожил, а его глаза вновь приковали к себе внимание посетителя храма.
Вдруг разбойника будто ударили под дых – он понял, кого напомнил ему инквизитор. Невероятно, но бесстрастные, способные вмиг загореться глаза дона Себастьяна де Суэда делали его похожим на древний лик в провинциальном храме. В другой раз разбойник мог счесть совпадение забавным, но сегодня его будто обдало холодом. В душе вспыхнул страх: вдруг упрямый молодой человек догадается, что никакого колдовства при убийстве Гонсалесов не было и в помине? Ноги высокого и сильного мужчины стали ватными, дона Стефано качнуло, он побледнел так, что его состояние заметил старый священник:
– Сеньор, что с вами? Вам нехорошо?
Слова отца Мартина помогли разбойнику взять себя в руки:
– Не беспокойтесь, святой отец, я в прошлый раз был здесь в день поминовения и сейчас вспомнил покойных родителей.
– Вы их, должно быть, очень любили? – наивно улыбнувшись, произнёс старик.
– Я очень любил отца, – в кои-то веки дон Стефано сказал чистую правду.
***
Незадолго до сумерек, дожидаясь слугу, который должен был доложить о возвращении сеньора Рамиреса, кабальеро услышал шум. Поначалу ему показалось – где-то ссорятся, но потом крики стали слишком громкими для мирного наполовину обезлюдевшего Хетафе.
Кабальеро сидел под навесом и смотрел в сторону, откуда до него доносился шум, в котором стали различаться слова: «Ведьма! Сжечь! Инквизиция!» Взволнованный хозяин харчевни боязливо шепнул:
– У нас начался падёж скота, будто мало нам неурожаев!
Внезапно на площадь выбежала женщина, изо всех сил стремившаяся скорее добраться до дома идальго. Должно быть, отчаяние придало ей сил, и она сумела опередить преследовавших её селян, швырявших камни. Дон Стефано, наблюдая за травлей, предпочёл укрыться в тени. Никогда раньше кабальеро не видел подобной расправы и не хотел даже близко подходить к беснующейся толпе. Открывшаяся калитка ворот усадьбы идальго изумила сеньора – неужели Инес хотела впустить в дом преследуемую односельчанами ведьму? Женщине наперерез бросился какой-то детина и загородил спасительный выход, а другой крестьянин оттащил ведьму в центр площади.
«Её сразу сожгут или опомнятся?» – про себя любопытствовал кабальеро.
Подобные случаи в Эспании были нечасты – власти старались пресекать самоуправство и строго наказывать виновных в нём. Однако теперь, когда провинция наполнилась слухами о жертвоприношении дьяволу, перепуганные простолюдины забывали об обязанности передать подозреваемых в руки святого суда. Женщину могли и без огня забить до смерти, что было разумно – подобную гибель легко списать на несчастный случай.
Неожиданно расправу прервал звук ружейного выстрела.
Отставной лейтенант, только что спешившийся у таверны, не выпуская оружия, бросился прямо в толпу. Люди перед ним расступались, однако смотрели угрюмо. Сеньор Рамирес быстрым шагом подошёл к упавшей на колени и закрывшей лицо руками жертве обвинения в колдовстве, заслонил её и обернулся к односельчанам:
– Думаете, криком спасёте свой скот? Мартинес, – отставной лейтенант гневно глянул на самого визгливого мужика. – На той неделе я велел тебе вырыть канаву и отгородить наше пастбище от наползающего болота! Где эта канава? За тобой нужно следить, как за трёхлетним ребёнком? А ты, Лопе, забыл починить плетень, через который коровы шастают к старому пастбищу дона Хосе. Там багульник расползается без всякого колдовства!
– Сеньор, откуда в наших горах багульник? – осмелился спросить какой-то старик.
– Оттуда же, откуда болото! Забыли, сколько лет наша речка перегорожена? Там столько дряни разрослось, а вы вздумали обвинять сеньору Хасинту!
Заговорил староста:
– Прошу прощения, идальго, Хасинту сегодня видели возле пастбища – она травы несла!
– Ну да, собрала сделать настой для своего сына, у нас травы используют и для мытья, и для лекарства!
– Но сейчас…
– Что, даже мыться не будете из-за убийства в Талоссо?
– Там колдовство…
– Где Талоссо, а где Хетафе! От дезертиров, от разбойников, даже от отрядов армии франков мы отбивались, а теперь вздумали бить друг друга по вздорному обвинению?
– Сеньор, мы все очень вас уважаем, только колдовство… Вдруг инквизиция решит, что мы покрываем ведьму?
– Оставьте инквизицию заниматься своими делами и не морочьте её ерундой, если не хотите, чтобы из вас последнее вытрясли!
Идальго говорил громко, голос его перекрывал шум толпы и был слышен на всей площади Хетафе, где когда-то хватало места для ярмарки, при этом сеньор не кричал. Убеждённость в своей правоте, готовность с оружием защищать несчастную женщину заставила изнурённых бедами крестьян очнуться от вызванного страхом морока. Мужчины с удивлением переглядывались, женщины тихонько крестились, не понимая, как они несколько минут назад могли наброситься на соседку, делившую с ними не отпускавшие селение горести. Люди расходились, напоследок отвешивая пожилому дворянину поклоны.
На площадь выбежала Инес и бросилась на шею отцу:
– Папа, я так испугалась!
«Конечно, бедная девочка! Идальго обезумел! Останавливать толпу – нешуточная опасность!»
– Я не успела пустить к нам сеньору Хасинту – калитку перегородили, я боялась, и ты не успеешь!
Дон Стефано закашлялся, подавившись слюной, но на него никто не обращал внимания.
«Сеньорита испугалась за деревенскую ведьму!» – в голове кабальеро никак не укладывалось, что девушка боится не за себя и не за отца, а за то, что он не успеет прийти на помощь посторонней женщине.