Тем временем обвиняемую в колдовстве, поддерживая с двух сторон, привели к таверне. Дон Стефано, не подходя близко, постарался её рассмотреть. По деревенским меркам сеньора Хасинта была недурна, хотя немолода, и жизнь её была явно не лёгкой.

«Не подружка ли идальго? Он вдовеет давно, мужчина для своих лет крепкий и видный», – такое предположение хоть как-то примиряло дона Стефано с немыслимой для него защитой местной ведьмы от распалённой травлей толпы.

Однако от мысли объяснить заступничество за колдунью защитой своей женщины пришлось отказаться. Идальго был хмур, на Xасинту смотрел сочувственно, но ни взгляд, ни движение не указывали на их близость. Над несчастной хлопотала Инес: поила её, вытирала с лица пыль. В деревнях все всё знают, на любовницу единственного здесь дворянина вряд ли бы напали.

Подбежал мальчишка лет пятнадцати, ростом не выше Инес, забормотал благодарности, оправдывался, что загонял скот и не успел защитить мать. Идальго прервал его:

– К лучшему, Марко, что тебя не было там. Наши с перепугу чуть разум не потеряли, тебя отделали бы так, что долго не встал бы. Ты своим нужен здоровым. Веди мать домой.

– Папа, я провожу сеньору Хасинту и посмотрю, как Микито – он наверняка испугался и плачет.

– Хорошо, моя птичка, – озабоченное лицо идальго смягчилось, а во взгляде, которым он проводил дочь, читалась нежность и гордость.

Приказав слуге из таверны проводить сеньориту, отставной лейтенант взял коня под уздцы и повёл его через ворота, а дон Стефано бросился в проулок, где скрылась Инес. Девушка шла под руку с сеньорой Хасинтой, которую с другой стороны поддерживал сын.

– Сеньорита! – окликнул кабальеро.

Инес с удивлением обернулась:

– Прошу извинить, дон Стефано, я должна позаботиться о сеньоре Хасинте.

– На два слова!

– Марко, – обратилась девушка к мальчику. – Я догоню вас.

Задержался и слуга, которому отец сеньориты велел её сопровождать. Крепкий парень недоверчиво смотрел на блестящего кабальеро, догадывавшегося – провожатый Инес при нужде быстро вытащит нож.

– Слушаю вас, дон Стефано, – чуть поклонившись, без улыбки обратилась Инес к задержавшему её мужчине.

– Ваш отец рискует не только собой, но и вами! Он вмешался в дело о колдовстве и, я уверен, не собирается писать доклад о происшествии!

– Он уверен в невиновности сеньоры Хасинты. Вы ведь всё слышали.

– Сеньорита, какое значение имеет её невиновность?! То есть я хотел сказать, при обвинении в колдовстве лучше допустить самоуправство, чем встать на защиту колдуньи!

– Отец последний оставшийся в Хетафе дворянин, он не может допустить беззаконие и несправедливость!

Глаза сеньориты сверкали, убеждённая в правильности заступничества за односельчанку девушка не поддавалась страху, не собиралась внимать доводам разума и восхищалась отвагой отца. Здравый смысл требовал от кабальеро уйти, оставить этих людей их безумию, но – гордая и отчаянная – Инес его завораживала. Дон Стефано хотел схватить сеньориту за плечи, вытрясти из неё внушённую отцом дурь и не двигался, боясь – едва притронется к девушке, потеряет остатки самообладания и похитит её среди бела дня при всём честном народе. Дочь идальго тем временем наспех поклонилась сеньору, а пока она отворачивалась, потерявший понимание места и времени дон Стефано отвесил ей низкий поклон, не осознавая, насколько нелепа подобная церемония посреди деревенской улицы.

Проводив взглядом удаляющихся людей, кабальеро бросился к дому идальго. В знакомую комнату он ворвался, забыв об учтивости.

– Сеньор Рамирес, неужели вы не понимаете, какую опасность может навлечь на вас и на сеньориту Инес ваше самоуправство?!

– Я предотвратил самоуправство! – отставной лейтенант встал навстречу незваному гостю и впервые в разговоре с доном Стефано повысил голос.

– Вы не можете не понимать, как рискованно идти против толпы бесноватых!

– Куда хуже потакать их бесчинству!

– Вы мужчина, офицер – не боитесь. Но подумайте о своей дочери!

– Благодарю за заботу, сеньор, – идальго вернулся к учтивости, но голос оставался холодным. – Позволить в нашем селении преследовать ни в чём не повинную женщину рискованно для любого.

– Сеньор Рамирес, травили крестьянку, а вы обязаны думать о сеньорите!

– Начнут с простолюдинок, думаете, не доберутся до бедных дворянок? Не ожидал от вас подобной наивности, дон Стефано, – сеньор Рамирес отвечал угрюмо, но оставался бесстрашным. – Как бы то ни было, Хасинта – не ведьма, и пока я жив, в Хетафе нет места расправам над невиновными.

Идальго стоял, в глазах его полыхал огонь правоты. Пожилой дворянин казался заезжему кабальеро нависшей над ним скалой, даром что сеньор Рамирес ростом был ниже тяжело дышавшего сеньора дель Соль. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга в упор, затем гость опустил глаза, а хозяин, вернувшись к правилам гостеприимства, любезно предложил сесть, выпить вина, и обычным своим приветливым тоном сменил предмет разговора.

– Дон Стефано, у меня к вам есть небольшая просьба.

– Что угодно? – угрюмо спросил ещё не овладевший собой кабальеро, предчувствуя – просьба не такова, чтобы будущий королевский ревизор смог считать пожилого дворянина себе обязанным.

– Вы последнее время зачастили в дом, где живёт юная сеньорита.

– Вы беспокоитесь за доброе имя дочери?

– Нет, за ваше.

Провинциальный дворянин спокойно смотрел на впавшего в полное изумление кабальеро, еле выговорившего в ответ:

– Моё?

– Разумеется. О вас могут начать говорить, что вы хотите соблазнить дочь сослуживца вашего отца, в доме которого приняты. Зачем вам подобные слухи? Репутация королевского ревизора должна быть безупречной…

Дон Стефано с несвойственной ему меланхолией размышлял: пора бы привыкнуть к ловкости, с которой сеньор Рамирес переиначивает, казалось бы, очевидные вещи. Как мог отстранённо кабальеро продолжал слушать неторопливые рассуждения сельского идальго:

– …Надеюсь, я правильно понял, что вам небезынтересны наши беседы. Мне тоже, и я охотно поговорю с вами в какой-нибудь таверне здесь или в Тагоне, если вдруг встретимся.

Кабальеро не думал, что отказать от дома можно столь изобретательно, не давая повода для обиды. Идальго говорил той же манерой, как подобает одному достойному дворянину просить другого передать почтение общему не менее уважаемому знакомому. B душе дона Стефано окончательно утвердилась давно зревшая мысль: «Дочь этого человека способна родить и воспитать мне детей, которые сделают честь роду дель Соль».

Ещё плохо владея собой, не думая об этикете, кабальеро сказал, прямо глядя на хозяина дома:

– Я прошу руки вашей дочери!

Идальго застыл. Он, очевидно, не ожидал предложения, и теперь ему требовалось осознать слова гостя и подобрать ответ. Не выдавая чувств к человеку, который захотел стать его зятем, сеньор Рамирес учтиво заговорил:

– Благодарю за честь, кабальеро. Но позвольте спросить, когда вы приняли такое решение?

– Это имеет значение?

– Да. Вы взбудоражены сегодняшним происшествием, а когда успокоитесь, можете пожалеть о своей поспешности.

– Я не мальчик!

– Именно. Когда минутным порывам поддаются зрелые люди, последствия могут быть тяжелее. Подумайте, дон Стефано, остыньте. Я не стану ловить вас на слове.

Кабальеро вскочил, хозяин быстро поднялся вслед за ним. Глядя хмуро и дыша тяжело, дон Стефано в гневе подумал: понимает ли этот идальго, с кем он разговаривает?

И вдруг сеньора дель Соль пронзила мысль: что если действительно понимает? Если этот провинциал оказался проницательнее сегильского света, губернатора, коменданта и видит сейчас перед собой не знатного дворянина, отдать за которого дочь сочли бы удачей родовитые богатые семьи, а разбойника, чьи руки по локоть в крови честных подданных короля?

Не в состоянии вымолвить больше ни слова, дон Стефано повернулся и едва не бегом выскочил из дома Рамиресов.

В таверне он потребовал немедля седлать коня и погнал его сквозь сгущавшиеся над Хетафе сумерки. Если бы сейчас перед кабальеро предстала сама Афродита в том виде, в каком она вышла из пены морской, мужчина не обратил бы на неё ни капли внимания.

38. В прекрасной Сегилье

Пока сеньор дель Соль улаживал дела в дальней части провинции, в Сегилье оставленные без присмотра подручные, соглядатаи, вольные и невольные помощники разбойника потихоньку приглядывались друг к другу.

Казначей сеньор Мендес по долгу службы нередко заходил в особняк губернатора и отчитывался перед ним о делах финансового ведомства города. Разумеется, не имеющий дворянского звания чиновник не был вправе сидеть в присутствии одного из первых грандов Эспании, зато в людской его ждал роскошный, по меркам простолюдинов, обед. Во время очередного доклада герцог был крайне обеспокоен:

– Любезный, ты, надеюсь, постарался, чтобы на глаза инквизитору не попали сверки цен в накладных с предложениями поставщиков материалов?

– Разумеется, ваша светлость. Не знаю, поручил ли дон Себастьян своим людям составить опись нынешних цен.

– Вот чёрт… с него станется!

– Сейчас инквизиция занялась делом в Талоссо, у сеньора де Суэда нет времени вплотную заняться нашим ремонтом, а дон Бернардо и дополнительную стражу для инквизиции предоставил, и разбойниками занимается. Я слышал, нескольких негодяев недавно взяли с поличным.

– Что им обоим неймётся? У каждого есть своё дело, за которое можно получить заслуженную награду, а они полезли копаться в сметах, отчётах подрядчиков, накладных!

– Не могу знать, ваша светлость, – казначей осторожно пригладил волосы.

Обычно герцог терпеть не мог эту манеру сеньора Мендеса, но сейчас дону Армандо было решительно не до шевелюры одного из своих подчинённых.

– Молодой негодяй должен понимать, при строительстве воруют всегда! Зачем он занялся пустяками?

Прикинув в уме размер «пустяка», сеньор Мендес с самым невинным видом произнёс:

– Ваша светлость, я слышал, замок семьи де Суэда не сможет взять даже армия короля. Наверное, они очень щепетильно относятся к укреплению стен.

– Сегилью тоже не брали! Лет тридцать уже! А сейчас мир!

– Дон Бернардо рассказывал, как обвалилась одна из башен после обстрела, хотя должна была выдержать.

– Ты что себе позволяешь?!

– Помилуйте, ваша светлость, – почтительно поклонился тайно злорадствующий казначей, – я всего лишь вам отвечаю, раз вы оказали мне честь вопросом о причинах рвения коменданта и инквизитора.

– Убирайся! – герцог был крайне зол.

***

Разговор никак не помешал аппетиту сеньора Мендеса, напротив – улучшил его. Заглянув в людскую, чиновник финансового ведомства застал за обедом нескольких высших слуг – экономку, камеристку её светлости – Кончиту, дворецкого и мрачного парня, в котором узнал Роберто – старшего из охранников, нанятых доном Стефано Аседо дель Соль. Присутствующие чинно приветствовали почтенного гостя, равного им по происхождению, но выше по службе.

– Здравствуйте, сеньоры и сеньорита! – казначей всегда держался с прислугой герцога предупредительно, величая их как господ. – Для меня большая честь отобедать в вашей компании.

Слуги ответили вежливыми кивками, а Роберто хмыкнул:

– Что за церемонии?! Прям благородные господа.

– Благородство не только в крови, но и в поступках, – нравоучительно заявил казначей.

– Вот про поступки лучше не надо, – ещё мрачнее ответил парень, исподлобья глянув на сеньора Мендеса.

– Да уж всяко не хуже наши поступки, чем у наших господ, – пробормотал гость, с удовольствием вдыхая запах жаркого, которое лакей щедро положил перед ним на тарелку.