Я вернулся к шамахам с рассветом. Всю дорогу до лагеря, где мирно спали мои братья, Забава молчала. Не произнеся ни слова, она лишь крепко цеплялась за мою руку, а я чувствовал, как силы постепенно меня покидают. Из разодранного плеча сочилась кровь, и с каждой секундой слабел мой дух. И лишь цель добраться до своих помогла вернуться. Но стоило ступить на безопасную территорию, как я рухнул на колени. Забава в ужасе взвизгнула. Тихомир на пару с Мирославом кинулись на помощь. Остальные окружили моё израненное тело.

– Ему нужно в селение, – словно из тумана услышал голос Мирослава, – целители помогут.

– Я окажу помощь, – дрожащий голос сестры. – Мне нужна чистая вода, тряпки, а вы соорудите носилки.

Я чувствовал тепло её рук, родной аромат, которому раньше не придавал значения, схожие с матушкиными нотки в голосе. Она осталась одна, единственная моей крови, единственная родная душа. И даже если её прикосновения болезненны, они так ценны, так необходимы.

– Забава, – ослабевшим голосом окликнул сестру.

– Тише, – не дала закончить, – береги силы.

– Я так виноват… я должен…

– Тише, говорю, – прикрыла ладошкой рот.

– Прости, – прошептал я и прикрыл ставшие тяжёлыми веки.

Забава обработала мои раны, напоила успокаивающей настойкой и велела отдыхать. Отвар быстро снял боль и успокоил душу. Меня никто не тревожил. И я позволил себе провалиться в мир грёз. В мир, где легко и всё справедливо. В то время, когда я был по-настоящему счастлив. Не познавший горя мальчишка лет семи гоняется за тенью беркута. Это я и мне невдомёк, что угнаться, а тем более поймать тень великой птицы мне не по силам. Но я упрям и с громким хохотом, под одобряющие возгласы отца, мчусь вслед ускользающей тени. Беркут будто играет со мной. Кружит по поляне, вскрикивая в тот момент, когда мне почти удаётся схватить тень.

– Борись, сынок, не останавливайся, – кричит отец.

И я бегу, со всех ног бегу. Я не могу разочаровать отца, подвести. Мне поддастся эта упрямая тень. Но я спотыкаюсь и с размаха падаю вниз, разбивая коленки в кровь. Громкий всхлип, а затем и рыдание вырывается из груди. Мне больно. Колени горят огнём. И грязными ладошками я утираю слёзы, размазывая луговую пыль по щекам, а птица будто хохочет, кружа надо мной. От этого ещё обиднее.

– Не плачь, сыночек, – тёплые руки матушки обнимают дрожащие плечи. – Разве ты не знаешь, что тень поймать невозможно?

– Всё возможно! – протестую криком. – Просто нужно очень захотеть.

Мягкий взгляд матери, добрая улыбка отца. Они сидят передо мной на корточках. Батька положил сильную ладонь на хрупкое плечо матушки. Они рядом. Они со мной. Я перестаю плакать и тяну к ним руки, но не могу дотронуться. Родители словно духи. Мои маленькие ладошки проходят сквозь их тела. Поднимаю взгляд к небесам и вижу кружащую птицу в солнечном свете. Яр. Он сияет золотым светом. Тяну руки к нему, но его поглощает белое облако.

– Яр! – кричу во всё горло. И открываю глаза наяву. Я лежу, но лес над головой движется. Меня несут.

– Яр? – хрипло произношу я.

– Мы забрали его, – откликается Тихомир.

Душа успокаивается, и я снова погружаюсь в сон. Теперь уже без сновидений.

Я очнулся от сильной боли в плече. Рана горела огнём и пульсировала, словно само сердце переместилось в руку. Застонав, я открыл глаза. Знакомый полумрак жилища. Рука, прижатая к груди, нестерпимо ныла. Перед лежанкой на табурете стоял бокал с Забавиным отваром. Я выпил его залпом, и боль стала утихать. И по мере того, как мне становилось легче, сознание начало проясняться. Огляделся. Я лежал в точной копии нашего с Забавой старого жилища. А может, всё произошедшее мне только приснилось? Может, не было Ангелины, не было нападения Жестислава и родители живы? Старейшины и шамахи в полном здравии? Я прикрыл глаза, на миг представляя, что всё по-прежнему. Что жизнь моя не лопнула, что всё в равновесии, всё так, как должно быть. Но стоило боли утихнуть, а мне выйти на улицу, надежды рассыпались. Всё взаправду, всё не сон, и ноющая рана тому доказательство.

Меня встретили чужие лица, добродушные и искренние улыбки. Но не было в них родства. Теперь это не мой мир, не моя деревня. Она чужая. Селяне в заботах проносились мимо. У кострища собрались старейшины, плотники мастерили что-то поодаль, девушки, напевая, обрабатывали ягоды и грибы, шамахи освежевали только что пойманную дичь. А я стоял у входа в своё жилище и всей душой чувствовал: мне не место среди этих людей. Чужих, незнакомых.

– Макарий! – услышал радостный возглас. – Пришёл в себя.

Тихомир обнял меня, прижал к своей груди, радуясь, что я в порядке, а я чётко чувствовал, как внутри меня что-то меняется.

Смерть родных, предательство любимой навсегда изменили меня. Больше нет во мне былой радости, нет наивности, нет надежды. И, несмотря на то, что война окончена, мир восстановлен и больше нам ничего не угрожает, прежним мне уже не быть. Не обошлось без жертв. Часть моего сердца и сознания утеряна навсегда. Смерть Яра убила то, что люди больших городов называют наивностью. Счастливый парнишка из прошлого остался позади. Отныне я верховный шамах всех родов. В моей власти великий волк Мирный, белый тигр Тихий и медведь Жестислава, Свирепый. И нет в моей жизни больше жалости и сострадания.

Прошли сутки со смерти Жестислава. В селении праздник. Мой дом восстановили. Он почти такой же, каким я его запомнил прежде, чем уйти в мир людей больших городов. Только нет в этой деревне отца и матушки, нет Доброгнева, нет шамахов моего рода. И хоть каждого я считаю своим родственником, на душе всё равно пустота. Я чувствую себя покинутым. Одиночество давит, вызывая боль в груди.

Я ничего не ответил другу, просто ушел. Наткнулся на свёрток у порога. Там мой Яр. Верный друг. Сколько мы прошли вместе? В этот вечер я хотел побыть один. Уединиться в глубине леса. Мне необходимо попрощаться с верным другом. Я провожаю в мир духов Яра, совершая обряд по всем правилам. Ещё ни одному шамаху не приходилось хоронить своего тотемного животного, потому что за смертью зверя следует мгновенная смерть шамаха. Но дар духов, трёх братьев, что разделили моё сознание, помог выжить. Хотя я четко почувствовал, как часть меня умерла вместе с великой птицей.

Обычно шамаха хоронят вместе с тотемным животным. Их кладут в общую могилу, накрывая тело шамаха шкурой погибшего зверя. Сегодня я остался жив, но Яр не будет одинок. Я надрезаю ладонь и окропляю кровью бездыханное тело. Часть меня останется с ним. Обернув птицу своей нательной рубахой, я кладу его в глубокую ямку и присыпаю землёй. Песнь духов поможет успокоиться душе верной птицы. Горсть за горстью – могила скрывает друга глубоко под землёй. На холмике я строю башню из хвороста и поджигаю. С пламенем душа усопшего должна перейти в мир духов. Это проводник. А прощальная песня позволит душе покинувшего этот мир найти верный путь. Песня продолжается до тех пор, пока хворост не превратится в золу, которую я развею в воздухе, тем самым отпуская Яра в свободный полёт к своим праотцам.

После обряда меня наполняет чёрная скорбь. Вдруг приходит осознание потери. Я не принимал смерть родителей и близких. Я знал, что их нет, но душа не принимала. А сейчас я чётко осознал, что потерял самых близких, самых родных и любимых. Я потерял почти всех. И я рыдаю над могилой Яра, оплакивая всех, кто ушёл. Впервые с момента возвращения домой, я дал волю чувствам, что разрывали изнутри. Я потерял слишком много. Храброго отца, я всегда старался стать таким, как он. Нежную и любящую маму. Она была моей душой. Соратников и друзей. Старейшин, что давали мудрые советы. Я победил, но сладости от победы не испытывал. Однако в моей жизни ещё остались крупицы, которые нужно оберегать. У меня есть сестра, и я обязан заботиться о ней. И я шёл в селение, намеренный сохранить остатки собственного мира.

Звонкий смех приближался ко мне из глубины леса. Солнце опустилось за горизонт, и в сумерках было сложно разглядеть, кто так весело мчится по ночной тайге. Только я узнаю этот смех из тысячи. Для меня нет роднее этого смеха. И я рад вновь услышать его.

– Забава, – окликнул сестру и нырнул в ближайший кустарник.

Девушка замирала на месте. Она одна, но испуганно посмотрела на меня. Я подошел ближе.

– Почему ты одна? – обеспокоенно спросил. – Уже темно и здесь может быть опасно.

– Я не одна, – пряча взгляд, ответила она.

И не успел я оглядеться, как из-за дерева выпрыгнул счастливый Мирослав.

– Нашёл! – крикнул он и, лишь завидев меня, замер на месте, вытянувшись по стойке смирно.

И что бы это могло значить? Моя юная сестра и шамах в лесу после заката. Они обещаны друг другу, но не успели получить благословения родителей. Мирослав мог бы стать добрым мужем, но негоже без одобрения уединяться с девушкой.

– И что это ты задумал? – шагнул к Мирославу.

Я верховный шамах и Мирослав не посмел бы перечить мне и обидеть Забаву. Но мне не нравится, что они без ведома старших сбежали в лес.

Мирослав молчал, Забава прятала стыдливый взгляд. Они что-то скрывали. Неужто решили нарушить правила рода? Я почувствовал все эмоции Мирослава. Его тотемный волк в моей власти, а значит, и он сам.

Подошел вплотную к шамаху, схватил за заднюю часть шеи, приближая его лицо к своему, и, глядя в глаза, прочитал всё, что не хотели произносить его уста. В мыслях Мирослава была лишь Забава. Все его переживания за сестру, когда она была в плену у Жестислава. Бабушка Ефания остановила парня, велела дождаться меня, ибо одному ему не суждено было спасти любимую. Именно любимую, потому что его терзания, пока Забава была в плену, я чувствую особенно остро. Он не находил себе места. Его душа кричала от горя, но он терпеливо ждал. Дождался. Теперь он счастлив. Парень особенно трепетно относится к Забаве и достоин её любви, а она его заботы.

Я прочёл все его эмоции, но воздержался от комментариев. Я ушёл. Позволил ребятам насладиться обществом друг друга. Позволил сестре стать счастливой, чего не вышло у меня. А мне оставалось лишь одно: отойти в сторону и не мешать. Ибо теперь сестра станет его суженой и духи примут этот союз. Забава станет частью семьи Мирослава, а моя семья умрёт навек.

Глава 17

Макарий

На десятый вечер после встречи с сестрой в лесу ко мне пришёл Мирослав. Он покорно преклонил колено и, склонив голову, сказал:

– Я пришёл просить благословения.

Я сидел на пне за своим жилищем, мастерил стрелы для охоты. Увлекательное занятие. Главное – отыскать добрую тисовую ветвь. Дальше следовало зачистить веточку, а уж после можно приладить костный наконечник. Занятно, и отвлекаться не хотелось.

– Ты задумал забрать у меня сестру? – спросил я, продолжая свое дело.

– Нет, – дрогнул его голос. – Я люблю её, и она согласилась стать моей суженой. Вот я и пришёл.

– Вы обещаны друг другу с детства. Зачем тебе моё благословение?

– Я пришёл, потому что ты один у неё.

– Ты опоздал, – поднял заготовок стрелы в воздух, чтобы оценить его ровность. – На две недели опоздал. Благословение даёт отец семьи, а я брат.

– Но ваш отец…

– Мёртв, – не дал ему закончить и впервые взглянул в глаза Мирослава. Скорбь, отчаяние и любовь увидел я в них.

Вздёрнув подбородок, парень молчаливо молил меня. А я не мог отпустить сестру. Эгоистично? Да. Но душа моя слишком много пережила и мне нужна она, чтобы жить. Чтобы не умереть.

– Духи примут решение на обряде, – сказал я и, собрав заготовки, отправился домой.