Из Нусайбина набальзамированное тело Юлиана отправили в Тарсус для погребения, а Иовиан тем временем повел армию в Антиохию, где немедленно издал эдикт о веротерпимости, восстановив все права и привилегии христиан на территории всей империи. Он отправился дальше в середине октября, совершая со своей армией небольшие переходы через Анатолию, и в целом его приветствовали с воодушевлением. Только у Анкары, где он вступил в должность консула вместе со своим маленьким сыном Варровианом, оглушительный плач последнего во время церемонии заставил более легковерных из числа присутствующих опасаться, что это дурное знамение.

Пожалуй, опасались они резонно. Через несколько дней, 16 февраля 364 года, Иовиана обнаружили мертвым в его спальне. Гиббон пишет: «Некоторые приписывали его смерть последствиям несварения… По мнению других, он задохнулся во сне от угольных испарений, которые привели к выделению из стен жилища нездоровой влаги от свежей штукатурки». Как ни удивительно, никто не заподозрил насильственной смерти.

Избрание Иовиана императором ознаменовало не только возвращение христианства, но и конец династии, которая правила империей больше полувека. Императорская диадема вновь стала предметом всеобщего вожделения, и на изменившееся положение дел явственно указывало почти полное единодушие, с которым армия теперь провозгласила императором Валентиниана. На первый взгляд новый император казался еще менее подходящим для этого высокого положения: неотесанный, почти неграмотный, обладавший довольно неуправляемым нравом, он был сыном канатчика из Паннонии, который вышел из низов и сам достиг высокого положения. Как и отец, Валентиниан не пытался скрывать свое крестьянское происхождение; в свои 42 года он все еще мог похвастаться великолепным телосложением и представительной внешностью. Он был набожным христианином и превосходным солдатом, способным при этом на невероятную жестокость. Когда после провозглашения его императором на него стали давить, убеждая назначить соправителя, он отказался делать это в спешке; только после того, как армия дошла до Константинополя, он, к всеобщему смятению, назвал соправителем своего младшего брата Валента. Это был странный выбор: Валент был арианином с почти гротескной внешностью – кривоногий, пузатый, с сильным косоглазием. Он был младше Валентиниана на семь лет и мог сравниться с ним только в жестокости; однако он был именно тем человеком, который требовался Валентиниану, – преданным помощником, которому можно доверять и который не станет создавать сложности и затевать ссоры. К всеобщему удивлению, император объявил, что Валент будет отвечать за Восток, а он, Валентиниан, станет править на Западе из своей столицы в Милане.

В течение следующих десяти лет оба императора оказались каждый в сложной ситуации. Валент вначале занимался готскими племенами вдоль дунайской границы, а в 371 году отправился в долго откладывавшееся путешествие на Восток, где Шапур превратил Армению в сателлит Персии. Валентиниану пришлось иметь дело с повторяющимися вторжениями варваров в Галлию. Лишь в 373 году он смог обеспечить ее безопасность, однако почти сразу возникли новые проблемы вдоль Дуная: обычно законопослушное племя квадов^[13] вторглось на территорию империи и разорило некоторое количество приграничных земель. После этого они отправили к римлянам посольство с объяснениями, почему они так поступили: они утверждали, что настоящими агрессорами были сами римляне.

Для Валентиниана подобное обвинение было равносильно оскорблению Рима. Пока он слушал послов, в нем все сильнее вскипал гнев; сильно побагровев, он внезапно упал лицом вперед и чуть позже умер от апоплексического удара. Это случилось 17 ноября 375 года. Мало кто из императоров когда-либо так много трудился над целостностью границ империи, как Валентиниан. Будучи христианином, он терпимо относился к тем, кто не разделял его никейских верований, которых он стойко придерживался; как правитель, он вершил правосудие беспристрастно, и если его наказания бывали суровы, то, по крайней мере, они назначались лишь виновным. Однако его суровость и жесткость не добавили ему любви подданных, и его смерть мало кого опечалила.

Еще в 367 году Валентиниан убедил свои войска признать его семилетнего сына Грациана соправителем. Однако на смертном одре, зная, что Грациан находится далеко, в Трире, а Валент еще дальше, в Антиохии, он послал за своим сыном от второго брака, которого тоже звали Валентиниан и которому было всего четыре года; Валентиниан велел объявить его вторым императором наравне со сводным братом. Таким образом, в империи теоретически оставались три правителя: уродливый садист средних лет, лишенный мудрости и здравого суждения, очаровательный шестнадцатилетний мальчик и едва покинувшее колыбель дитя. От них троих зависело будущее империи, находившейся на одном из критических этапов своей истории, поскольку всего через год она оказалась лицом к лицу с самым ужасным вторжением, с которым ей когда-либо приходилось сталкиваться. Гунны, по всем меркам, были дикарями. Эта большая, недисциплинированная орда язычников монгольского происхождения примчалась из степей Центральной Азии и уничтожала все на своем пути. Остготы пытались сопротивляться, но напрасно; они все чаще просили у Валента разрешения селиться на территории империи, на фракийских равнинах.

Валент удовлетворил их просьбу и спешно распорядился, чтобы его местные представители предоставили беженцам кров и пищу. Увы, его приказ проигнорировали: Лупицин, консул во Фракии, отобрал у остготов все имущество и почти заморил их голодом. В отчаянии переселенцы перешли к активному сопротивлению, и к концу лета все фракийские готы взялись за оружие; к ним присоединились вестготы и даже гунны, и началась полномасштабная атака варваров на Римскую империю. Война бушевала всю следующую зиму, и весной 378 года Валент лично отправился на Балканы. Битва, произошедшая 9 августа 378 года, оказалась разгромной для римлян. Император был убит вражеской стрелой, с ним вместе погибли две трети римской армии.

Теперь все зависело от Грациана, которому было всего 19 лет. Он пока не мог покинуть Запад и обратился к некоему Феодосию, сыну одного из ведущих военачальников своего отца, который за несколько месяцев показал себя настолько выдающимся полководцем, что в январе 379 года Грациан возвысил его до себя, присвоив ему титул августа. Феодосий устроил свою ставку в Фессалониках и посвятил следующие два года восстановлению порядка во Фракии и завоеванию доверия со стороны готских мятежников, которых в больших количествах вербовали в римские легионеры. К лету 380 года благодаря его спокойной и терпеливой дипломатии готы счастливо зажили в новых домах, и во Фракии вновь установился мир. 24 ноября Феодосий официально въехал в Константинополь. «Теперь, когда раны раздоров затянулись, – объявил придворный оратор Фемистий, – самые храбрые из врагов Рима станут его самыми верными и преданными друзьями».

Возвышение Феодосия до положения верховного правителя было, возможно, самым долгосрочным благом, которое Грациан даровал империи. Однако, по иронии судьбы, именно в тот год, когда был заключен окончательный мирный договор с готами, случилось и падение Грациана. Этот молодой человек подавал большие надежды, однако в возрасте 24 лет он уже стал ленив. Что еще опаснее, он больше не пытался скрыть расположение, которое питал к варварам в своей армии (и в особенности к своему высокому светловолосому телохранителю из племени аланов) и открыто выражал им предпочтение перед римскими солдатами. Кризис назрел, когда солдаты внезапно объявили августом одного из военачальников империи, Магна Максима, служившего в Британии. Через несколько дней он высадился в Галлии, где его армия встретилась с армией Грациана у стен Парижа. Вероятно, император одержал бы победу, если бы его мавританская кавалерия внезапно не перешла на сторону противника. Грациан бежал, но его взяли в плен в Лионе, а 25 августа 383 года убили на пиру, где он присутствовал со своими тюремщиками, которые обещали ему безопасность. Феодосий в Константинополе с ужасом принял эту весть, однако тогда он ничего не мог сделать: новый персидский царь Шапур III оставался темной лошадкой, за которой следовало пристально наблюдать, а гунны по-прежнему доставляли беспокойство у северных границ, так что это было неподходящее время для долгой карательной экспедиции. Император неохотно признал узурпатора, как это сделали большинство западных провинций.

Не признала его лишь Италия, где соправитель Грациана император Валентиниан II, которому исполнилось 12 лет, сохранил несколько шаткую власть в Милане. Веселья его жизни явно не добавляли махинации матери Юстины – фанатичной арианки, которая опасалась растущего влияния на ее сына со стороны миланского епископа Амвросия и постоянно интриговала против него. Однако Амвросий платил ей той же монетой, и ему каждый раз удавалось ее перехитрить. К сожалению, пока была жива Юстина, ему так и не удалось убедить Валентиниана принять никейскую веру, и таким образом Магн Максим получил именно тот повод, который ему требовался. В 387 году он перешел через Альпы – якобы для того, чтобы освободить империю от ереси. Юстина и Валентиниан бежали в Фессалоники, где к ним смог присоединиться Феодосий (Юстина теперь была его тещей, поскольку он женился вторым браком на ее дочери Галле), и стали готовиться к войне. В 388 году Феодосий и Валентиниан смогли пройти через горные перевалы в Македонии и Боснии. Военная кампания по большей части оказалась погоней, и Максима наконец вынудили сдаться у Аквилеи. Его доставили к Феодосию, и на миг показалось, что император сохранит ему жизнь, однако солдаты уволокли Максима раньше. Они знали, что Феодосий имеет репутацию мягкого человека, и предпочли не рисковать^[14].

Назначив полководца-франка Флавия Арбогаста наместником в Галлии, Феодосий и Валентиниан в 389 году отправились в Рим, прихватив с собой Гонория – четырехлетнего сына Феодосия. Энергичные усилия старшего из императоров по ослаблению влияния язычества вряд ли сделали его любимцем среди сторонников прежнего режима, однако его легкодоступность и обаяние завоевали ему личную популярность, которой больше сотни лет до него не пользовался ни один император. Затем оба августа вернулись в Милан и оставались там весь год, пока длилось противостояние между Феодосием и Амвросием, которым они больше всего (возможно, несправедливо) запомнились потомкам.

Начало этому противостоянию положило событие, в котором ни один из них не принимал личного участия – убийство в Фессалониках начальника императорского гарнизона. Среди жителей уже давно зрело возмущение из-за расквартированных в городе войск, и напряжение достигло пика, когда этот военачальник готского происхождения по имени Ботерик посадил в тюрьму самого популярного городского колесничего. Толпа напала на расположение гарнизона, ворвалась в здание, и Ботерика зарезали на месте. Когда об этом сообщили Феодосию в Милан, он страшно разгневался. Напрасно Амвросий молил его не мстить многим за преступление единиц – Феодосий приказал войскам восстановить свою власть так, как они сочтут нужным. Позже он отменил этот приказ, однако солдаты его уже получили и с большой охотой ему повиновались. Они намеренно дождались, пока люди соберутся в Ипподроме на игры, а потом по сигналу напали на них. К ночи были убиты 7000 человек.