– Ну и отлично.

33

Джасинта обедала с дядей Эзрой в Охотничьем Клубе. Подавали им исключительно натуральные продукты, которые Джасинта не очень любила. В колледже она питалась одними зеробургерами без калорий и углеводов, но приучала себя к натуральной еде, зная, как дорого она стоит. Ее учили, что вкус к дорогим вещам можно приобрести, если постараться как следует.

Они сидели на крыше самого высокого здания Эсмеральды. Там было всего двадцать два этажа, но сверху открывался прекрасный вид на весь остров.

Громадный настенный экран, настроенный на «Шоу Мира Охоты», показывал толпы зевак, глазеющих на покрытые полотном тела, лежащие в лужах крови на углах улиц. Когда экран реагировал на смену атмосферных условий, кровь зеленела.

– Здравствуйте, – вступил комментатор, – с вами Гордон Филакис. Я расскажу вам о сегодняшних событиях Мира Охоты. Лютеру Фабиусу из Берлинсберга в Западной Германии засчитано чистое убийство Биффа Эдмондсона из канадского Калгари. Если меня слушают друзья и родные Биффа, хочу сказать, что умер он быстро, делая то, что хотел. Трехкратный победитель Эл Мактаггерт из Бойсе, штат Айдахо, успешно выбил пятикратного, стрелявшего с обеих рук Эрнана Ибаньеса из Буэнос-Айреса. А вот свежее сообщение: Эл Смит из Лансинга, штат Мичиган, уложил Эдварда Грига с гавайского острова Оаху, но был оштрафован на десять очков, ранив из автомата несколько человек на улице. Так ты Охотником Года не станешь, Эл…

Теперь случай повеселее. Максвелл Сантини, официант из отеля «Сюрфитер Армс», доставивший в номер мистера В. С. Микклстона из Лондона сэндвич с ветчиной и сыром на ржаном хлебе, получил метательный нож в грудь и погиб. Мистер Микклстон утверждает, что Сантини не постучал, а «вошел без предупреждения, когда я упражнялся с добрым старым стилетом». Профсоюз Сантини заявил, что постояльцем руководили личные мотивы – сэндвич запоздал больше чем на час, – и передал дело в суд. Судья оправдал охотника, сказав, что «официант – не столь большая потеря».

Джасинта вскинула руку и свернула экран, убрав картинку и звук.

– Надоело до ужаса. У Лувейна тоже всегда телевизор включен.

– Да ну? – (На Эсмеральде это выражение употребляли только люди почтенного возраста.) – Как он там, кстати?

– Пока нормально, ничего еще не произошло. Забавно, что компьютер подобрал в пару именно этих двоих. Крайне маловероятно, не так ли?

Эзра улыбнулся и подмигнул.

– Твоя работа, дядя?

– Я ничего не делал, только попросил Охотничий компьютер оказать мне услугу. Он небось знает, с какой стороны его схемы маслом намазаны.

– Я думала, компьютеры ничего такого не могут.

– Смогут, если ввести в них программу принудительного совмещения.

– Ты смошенничал, чтобы соединить Лувейна и Гарольда! Гадкий старикашка!

Эзра просиял – ему нравилось, когда хорошенькие девушки так его называли.

– Ну да, по просьбе Лувейна. Надо обеспечить мальчику легкую добычу, Джасинта. Вернуть ему уверенность. Он ведь хорош был, очень хорош. Город давно такого классного убийцы не видел. И он вернет себе былой класс, если немножко ему помочь.

– Но это нечестно.

– Ради семьи не грех и смошенничать, – пожал плечами Эзра.

Джасинта вернулась домой, задумавшись несколько глубже привычного. Она оказалась перед дилеммой, не будучи уверенной, что мошенничество допустимо даже ради семьи. Тем более если оно приведет к смерти Гарольда, который ей приглянулся – оставалось только добиться, чтобы он пригласил ее на свидание.

Чем больше она думала, тем больше убеждалась, что это неправильно – понять бы еще, почему и как ей, собственно, с этим быть. Монетку подкинуть? В конце концов она отложила рассмотрение этого вопроса, приняв снотворное.

34

Гарольд прилег было вздремнуть в своей новой квартире, и тут ему позвонил Альбани.

– Гарольд, срочно ко мне.

– А что случилось-то?

– Кое-что неотложное. Быстро дуй сюда и оружие не забудь.

Гарольд был одет – оставалось только кроссовки зашнуровать и проверить барабан «смит-и-вессона». Альбани настоял, чтобы револьвер посмотрел оружейник, который заменил ствол и все движущиеся детали. Гарольд пострелял из обновленного «смит-и-вессона» и признал, что тот стал бить более метко, хотя в руке, что важно, ощущался привычно.

Тереза проводила его в подвал, где помещался офис Альбани. На стенах висели подробные карты города и всего острова, на столе стоял коротковолновый приемник с панелью настройки. Здесь же находилась бронзовая статуэтка роденовского «Мыслителя» – знаменитая премия «Мастер Смерти», вручаемая лучшему егерю года. Альбани получил ее пять лет назад, когда легендарный Санчес был еще жив.

Альбани, говоря по телефону и уплетая при этом пиццу, показал Гарольду на стул. Гарольд убрал стопку давнишних журналов «Человекоубийство» и сел.

– Да… слышу, да… – говорил Альбани.

– Хотите мини-пиццу? – спросила Тереза.

– Да, мэм!

– Есть с анчоусом и с пепперони. Вам какую?

– На ваш выбор, – сказал Гарольд, явно имея в виду и ту и другую. Тереза принесла ему по две штуки каждого вида и стакан пива.

– Пива ему не давай, у него тренировочный режим, – распорядился Альбани и вернулся к телефонному разговору: – Да… да…

– Очень вкусно, – похвалил Гарольд.

– Мамин рецепт, сицилийский.

– Сейчас выходим, – сказал в телефон Альбани. – Дальше будем держать связь по рации, пятый канал. – Он повесил трубку и сказал Гарольду: – Кажется, мы его засекли.

– Лувейна?

– Кого ж еще, Сейзу Питтс^[6], что ли? Лувейна, большого и наглого. Только что зашел в один бар в Латинском Квартале, «La Petite Moue»^[7] называется. Заказал двойной дайкири с замороженной клубникой. Надо брать этого поганца прямо сейчас.

– Прямо сейчас?!

– Нет, до следующего четверга подождем. Револьвер при тебе? Заряжен? Дай посмотрю.

– Да ладно тебе.

– Я твой егерь, это моя обязанность. – Он осмотрел револьвер и вернул его Гарольду. – Все, пошли.

– Как же он так сидит у всех на виду? Может, ему еще уведомление не доставили?

– На это надежды мало, хотя и такое случалось.

– Нечестно ведь его убивать, если он даже не знает, что на него кто-то охотится.

– Вполне себе честно – потом объясню. – Альбани снял со стены охотничье ружье с инфракрасным прицелом, убедился, что оно заряжено, сунул в чехол.

– А это зачем? – спросил Гарольд.

– На случай, если Бог в безграничном своем милосердии поставит его за пределами пистолетного выстрела.

– Не кощунствуй, Микеланджело, – укорила Тереза.

– А кто тут кощунствует? Я молюсь. Пошли, Гарольд, – вечно он там сидеть не будет даже с клубничным «дайкири».

Застекленный фасад «Ла птит му» выдавался на троуар.

– Точно, он, – сказал Альбани, изучив интерьер кафе в сильный бинокль из входной ниши бара напротив. – Посмотри сам.

Гарольд посмотрел. Лувейн склонил свой длинный нос над необычайно большим и ярким стаканом.

– А ты молодец, что винтовку взял. Можно его снять прямо через окно.

– Забудь, оно пуленепробиваемое, – сказал Альбани. – Глянь-ка лучше налево: у них боковая дверь открыта. Обходишь вокруг квартала, проходишь мимо того почтового ящика и стреляешь в эту самую дверь. Револьвер достаешь в последний момент, иначе сбегутся зеваки и все испортят. Понял?

– Понял.

– Ну так иди.

Гарольд не сразу двинулся с места – Альбани подумал даже, что его парализовало со страху. Только этого ему и не хватало – дебютант-охотник, испытывающий страх перед сценой. Надо было настоять на авансе.

Потом Гарольд кивнул и вышел на улицу. Альбани ощутил нечто вроде теплого чувства: похоже, с парнем все будет в порядке.

Лувейн не мог понять, на кой черт он заказал двойной клубничный «дайкири». Потому, наверно, что стакан с ним достаточно большой и достаточно яркий, чтобы заметил даже такой тупой егерь, как Альбани, и его тупые агенты. Он отпил глоток – приторно, как всегда. Затрещал крошечный передатчик в ухе: Соузер, сидящий на крыше, вышел на связь.

– Оба на месте, Альбани и Эрдман. Стоят у входа в бар через улицу, осматриваются.

– Скорей бы уж, – пробормотал Лувейн в такой же крошечный горловой микрофон. – Голова болит от этого пойла.

– Гарольд выходит, – продолжал рапортовать Соузер. – Идет в обход квартала, как я и предполагал. Вы готовы?

Лувейн кивнул, но вспомнил, что Соузер сквозь пять этажей бетона и стали его не видит, и сказал вслух:

– Готов.

– Зеркало в порядке?

– Да, отлично работает.

В телескопическое зеркало, прикрепленное Соузером к стене, Лувейн видел улицу, по которой должен был прийти Гарольд. Когда тот появится, Лувейн с помощью пульта, замаскированного под пачку сигарет, задействует дробовик, который Соузер пристроил в почтовый ящик. Кнопку надо нажать в тот самый момент, когда Гарольд покажется в зеркале – об остальном позаботится двустволка на расстоянии десяти футов. Неплохой план, хотя придумали его наспех – самое главное, что Альбани купился. Только бы никто не прошел мимо почтового ящика перед Гарольдом. Дяде Эзре стоило некоторого труда уладить дело несколько дуэлей назад, когда Лувейн метнул ручную гранату в людном универмаге и уложил, кроме своей цели, еще несколько человек. По иронии судьбы, там как раз была распродажа бронежилетов.

– Поворачивает за угол, – доложил Соузер. – Приготовьтесь, он всего в десяти футах от ящика… нет, подождите…

– Что? Что там у вас?

– Остановился.

– Как то есть остановился? С чего?

– Разговаривает с кем-то. Боже ты мой!

– С кем? Кто там с ним?

– Чертов Гордон Филакис!

35

В Мире Охоты семь телевизионных каналов. Шесть из них, спутниковые, транслируют передачи американского телевидения; седьмой, круглосуточный, целиком посвящен Охоте, и заведует им Гордон Филакис.

У него квадратное загорелое лицо, большая челюсть и короткая стрижка. Комментирует он с пулеметной скоростью и не теряется, даже когда сказать особенно нечего, что в прямом эфире бывает нередко.

– Привет-привет. Гордон Филакис ведет свое шоу прямиком из столицы убийц, доброй старой Эсмеральды на солнечных Карибах. Да, друзья, это убийственная программа, которую можно видеть в любой точке планеты. Некоторые правительства пытались ее заблокировать, считая, что вас следует оградить от показа честного убоя в прямом эфире, ограничившись фейковыми криминальными сериалами. Но вы им не позволили – снимаю перед вами шляпу за это. Когда нас блокируют, вы покупаете наши кассеты на черном рынке, зная, что нет ничего плохого в показе документальных насильственных сцен, если в них участвуют только взрослые люди с обоюдного согласия.

Сейчас наша съемочная команда вновь вышла на улицы Эсмеральды. Мы берем интервью у охотников, снимаем убийства вживую, вводим вас в захватывающий мир насилия.

– Простите, сэр, по вашему значку видно, что вы охотник. Это у вас «смит-и-вессон», не так ли?

– Чего? Ну да… Прошу извинить, мне надо…

– Сколько дуэлей у вас на счету, мистер…

– Эрдман, Гарольд Эрдман. Эта первая.

– Дебютант! Как вам это, дорогие друзья? Откуда вы приехали, Гарольд?

– Послушайте, поговорим в другой раз, а? У меня…

– Туристская тошниловка? Или охотничья отрыжка, как иногда говорят?

– Нет, ничего такого.

– Так в чем же дело? Не стесняйтесь, мы здесь люди простые и все поймем. Свидание с девушкой?

– Ну, если хотите знать, я собирался кое-кого убить.

– А, так вы охотитесь! Что ж сразу-то не сказали? Теперь уже поздновато, пожалуй. Но вы не волнуйтесь, выследите еще свою жертву. Вы ведь не обижаетесь на меня, Гарольд?

– Может, оно и к лучшему, – усмехнулся охотник. – Не нравился мне что-то этот расклад.