– Сейчас мы не пойдём, уже слишком темно. – Говорил Федя, вжавшись в кресло в комнате Веры, на стенах которой повсюду висели плакаты с музыкальными группами. – У моего папы есть фонарь, сходим завтра после школы.

– У меня самой имеется, – Вера рывком нырнула рукой под кровать, на которой сидела, и вынула из-под неё толстый длинный фонарь. Она включила его, и ослепляющий жёлтый луч угодил Максиму прямо в лицо.

– Не хочется признавать, но Федя прав. Отправимся завтра. – Я свой же голос слышал будто из-за стены.

– И вы сможете перетерпеть, если сегодня же не побываете в том самом доме, где… да вы только подумайте, какой у мамашки, должно быть, огромный скелет! – Максим ликовал, встав с пола из позы лотоса.

– Причём тут скелет, отсталый? Разве он растёт вместе с жиром? – Федя уже не скрывал нарастающего в нём раздражения.

– Да не важно, вы представьте, как будете…

– Спать? – вставил я. – Великолепно. Не хочу на ночь смотреть ужасы.

Федя указал на меня рукой в жест полного согласия с моими словами.

– Только не говори, что ты струсил! – Максим упёрся кулаками в свои бёдра и глянул на меня, как на первоклашку.

Я мельком перевёл взгляд на Веру и в её глазах прочитал тот же вопрос, что задал Максим, только в немного другой формулировке: «Неужели тебе страшнее, чем мне?»

– Давайте, только быстро. Потом, если что, второй раз сходим.

– Что? – Федя закрыл глаза и замотал головой. – Ты серьёзно?

– Ну, а почему нет? – Вера уже стояла ногами на своей кровати и ликовала, чем приободряла раздурачившегося Максима и ещё сильнее пугала меня. – Это было сто лет назад. Если они не ушли, то точно оба померли. Парень от рук мамки, а мамка от инфаркта. Просто посмотрим, Федь, и всего-то. Быстро, туда-сюда!

– Это Костя под одеялом рукой туда-сюда. – Федя хотел быстро сменить тему, попытавшись меня задеть, но это не подействовало ни на кого из нас. – Блядь… ну пошли, только быстро!

Максим и Вера чуть не завели хоровод, когда услышали согласие последнего из нас. Мы оделись и выбежали из квартиры. Вера долго закрывалась на все замки, что были на дверях. Она сказала, что папа ещё не скоро придёт, но мы так и не поняли, к чему это.

На улице было прохладно, приятно пахло медленно наступающей весной, но тьма всё ещё нагнетала. Страх, что был во мне и Феде, хочется назвать рассудительностью, но, глядя на Максима и Веру, я понимал, что я скорее всего просто трус. Федя семенил быстрыми маленькими шагами и смотрел всё время себе под ноги, хотя мы шли по единственной улице, освещённой в это время суток.

– Не бойтесь, до двенадцати даже успеем, – Максим в нетерпении ускорился, и Вера старалась не отставать от него, в то время как мы с Федей плелись сзади и молчали как две стеснительные рыбы. – Федя, выше нос!

Федя выставил средний палец в сторону Максима, от чего тот только посмеялся и снова пошёл впереди, о чём-то переговариваясь с Верой.

– Зуд…

– Что?

– Жопы у них чешутся, вот что. – Федя шептал, пока из его рта валили клубы пара, – Вера хочет отвлечься от мамы, а Макс просто устал трахать свой кулак.

– Давай ты не будешь это озвучивать им.

– Я подумаю.

Дома становились меньше. Фонари стояли реже и горели тусклее. Асфальт под ногами медленно превращался в грязную дорогу с глубокими колеями. Мы перешли через мост, перевалившийся старыми деревянными досками через реку, больше напоминающую ручей. Мы вошли на территорию дач и частных домов. Этот район все в городе называли Камыши за то, что недалеко от края этих Камышей раскинулось огромное болото, по весне своей вонью застилающее юг города. Где-то лаяли собаки, то ли на нас, то ли друг на друга, то ли просто так. В редких домах светились окна, завешенные старомодными шторами.

– Тут направо, не отставайте. – Максим взял Веру за руку, а та повернулась к нему и сначала немного отдёрнулась, но руку по итогу не отпустила, и вместе они вступили в сгущающуюся тьму.

Федя ладонью легонько шлёпнул меня по плечу и жестом показал ускориться. Разделяться было плохой идеей, и мы вчетвером шли парами, дыша в затылки друг другу. Мы с Федей не держались за руки, но оба не отрываясь пялились на сцепившихся Максима и Веру. Что-то изменилось и больше никогда не будет прежним.

Дошли, вот дом. Мы стоим у того участка, который был всего в нескольких метрах от того места, где нашёлся дневник. «Карта лежала почти на сундуке». В Камышах много брошенных домов, но они будто все сконцентрировались здесь. Мы медленно стали проходить вперёд. Миновав давно сгнившую деревянную калитку, забрались в заросший кустарниками двор, и лишь вытоптанная дорожка, сейчас припорошенная снегом, показывала путь к покосившемуся дому. Окна выбиты, и ветер со свистом гуляет вокруг. Внутри что-то звякнуло металлом, и мы вздрогнули, а Вера буквально прыгнула в объятия Максима. Но это была лишь собака, выбежавшая из хибары справа, видимо, из дыры у фундамента. Псина заметила нас и, прижав хвост, рванула куда-то в заросли голых ветвей кустарников.

Максим и Вера разжались, даже отпустили руки друг друга и, чуть отвернув головы, прошли вперёд, а мы с Федей за ними. Все встали у двери, висевшей на одной петле. Фонарь в нескольких участках от нас слабо светил, но его силы хватило, чтобы разглядеть, насколько старым и заброшенным оказался этот дом. Видимо, после владельца дневника и его мамы здесь никто и никогда больше не жил. Максим остановил Веру, находящуюся в каком-то трансе и собравшуюся сделать первый шаг, и сам ступил вперёд. Под его большими зимними сапогами скрипели деревянные лестницы. Вера последовала за Максимом, включив большой ручной фонарь и направив его в землю. Мы образовали одну линию, я был последним, ощущая, словно кто-то дышит мне в затылок, приготовившись схватить за воротник.

Внутри достаточно светло. Сильно пахло пылью, хотя почти везде лежал снег, налетевший, видимо, в разбитые окна после недавнего снегопада. Мебели почти не было кроме дивана рядом с телевизором, на который сейчас Вера трясущейся рукой направила луч. Мы все буквально вросли в те места, где остановились, прежде чем увидеть это. Думали, что на диване окажется скелет в ночнушке, но всё обернулось ещё страшнее, а это совершенно не к добру, если верить дневнику.

Мы двинулись в сторону комнат, в одной из которых, как ожидалось, найдётся как минимум одно тело, если его ещё не растаскали на лоскуты стаи бродячих собак. Вот комната, которая была, казалось, той самой, скакнувшей со страниц. Максим, всё ещё возглавляя наш маленький отряд, толкнул дверь ладонью, и та немного открылась, упёршись обо что-то внутри. Максим вдохнул так, словно подавился, но потом указал пальцем вниз, и Вера посветила туда. Там лёд, сковавший порог и не дающий двери открыться полностью. Максим пытался сильнее толкать, но ему не удавалось хоть немного сдвинуть дверь. Вера светила вокруг, но ничего, кроме чёрных деревянных стен её фонарь не ловил. Максим толкнул дверь в очередной раз, и та поддалась, открыв нам пустую комнату. Стол и кровать, это всё.

– Кто здесь?

Мы резко развернулись в обратную сторону, и Верин луч покрыл тощего мужчину в прохудившейся дырявой футболке. Его лицо было закрыто негустой длинной бородой, а волосы на голове превратились в чёрный ком.

– Эй, вали отсюда, бич! – крикнул Федя из-за спины Максима, всё ещё стоящего у входа в пустую комнату. Вера уронила фонарь, и тот покатился по прогнившему деревянному полу без единого ковра, освещая лишь ноги незнакомца. – Что ты встал?

– Федь, не зли его, – шепнул Максим, – Кость, возьми фонарь.

– Что?

– Фонарь возьми, говорю. Быстрее!

Я присел и рукой потянулся к фонарю. Мужчина, чей отвратительный запах волной обдал нас четверых, приблизился на пару шагов. Я рывком прыгнул до фонаря и схватил его, наставив луч прямо на бродягу. Он не закрыл глаза от яркого света, но уставился куда-то позади нас, и мы подумали, что он слеп.

– Вали отсюда, я сказал! – Федя рыкнул, достав из кармана перочинный нож, на который незнакомец не обратил ни единого внимания и лишь заскрипел чёрными зубами, сводя челюсти под неестественным углом.

– Уходим, – начал Максим полушёпотом, – Вера, будь за мной, потом Костя. Федя, дай нож Костику, пусть прикрывает нас.

Федя, внезапно признавший главенство Максима, свернул нож и сунул мне в грудь так, что я не мог его не взять. Я передал фонарь Максиму, освещавшим попеременно и незнакомца, и наш путь обратно. Я шёл спиной вперёд, вытянув руку с выдвинутым ножом в сторону этого жуткого мужчины, похожего на ходячий труп с язвами на лице, но не успел ощутить холод зимы снаружи, как ребята закричали, и тут же резко их вопли стихли, сменившись на глухие удары об пол.

Я не повернулся, застыл на месте и наблюдал, как выроненный фонарь освещает нечто сбоку. Там на дощатой стене колыхалась чья-то огромная тень, не принадлежавшая ни мне, ни тому, на кого я наставил нож. Сзади что-то громко хрипело, и я открытой шеей ощущал зловонные дуновения.

Незнакомец улыбнулся, глядя за мою спину, и сказал:

– Мам, я же говорил, что принесу мяса.

Ржавчина

Как и всегда я проснулся за минуту до будильника. С одним отрытым глазом отключил звонок на 4:50 утра и поднялся, пока она ещё лежала, зажав одеяло между ног. Утреннее весеннее солнце пробивалось сквозь окрепшую листву деревьев и падало на её бёдра. Ей ещё спать почти два часа, и я по-доброму ей завидовал, вставая и на ходу разминая затёкшую правую стопу, которая болит уже месяц. Сходить бы к доктору.

На улице тепло, и сегодня я впервые пошёл без шапки, даже расстегнув куртку. Кроме меня на улице по дороге до метро почти никого нет, только один и тот же старик на остановке ждёт свой самый первый автобус, готовый отвезти его в сторону дач на окраине города. Последние несколько лет я с ним здороваюсь, хотя и не знаю его имени, и он, кстати, не знает моего. Мы киваем друг другу, и я, уставившись в землю, топаю к метро.

Сумка на плече сегодня кажется тяжелее, чем обычно. Наверное, мой обед она завернула не в пластиковый контейнер, а в стеклянную полулитровую банку. Стоило это проверить до того, как выйти из дома.

Полупустое метро. Оно только открывается, а внутри собралась маленькая кучка людей, ждущих открытия дверей к турникетам. Я вижу эти лица каждое утро пять через два, и иногда мне кажется, что сегодняшний понедельник не превратится во вторник, а если и превратится, то вторник не превратится в среду и так далее.

Качка метро всегда убаюкивала, и по пути на работу я, так сказать, досыпал свои часы, которых порой ощутимо не хватало. Я выключался крепко и даже видел сны, но организм привык к одним и тем же станциям и автоматически запускался на моей. Я вскакивал с места и, чтобы не упасть в останавливающемся вагоне, обеими руками хватался за поручни, затем выходил из метро.

До работы топать почти двадцать минут. Мимо железных путей, по которым поезда ездят достаточно часто. Уже на подходе к заводу. Вижу его через ограждения по ту сторону моста через небольшую реку, где раньше плавали утки, улетевшие после «облагораживания» берегов. Там понаставили деревянных пирсов и железных заборов. Красивее ли это, чем стая уток? Думаю, что нет.

Я приложил пропуск и прошёл на территорию завода. Знакомых запах машинного масла встречает меня раньше охранника Артёма, пожилого мужчины, который каким-то образом всегда выглядит бодрым, хоть в пять утра, хоть в пять вечера.

– Здарова, Влад!

– Привет, – ответил я хриплым голосом обогнавшему меня мужичку. – Сегодня есть новые формы? Витальевич говорил, должны были привести к началу смены.

– Слушай, не знаю даже, – ответил Игорь, наш бригадир, – спроси лучше у начальника, в кабинете обычно все распоряжения.

– Ладно, разберёмся.