Я отряхнулся и сунул руку в карман за мелочью. Протянул водителю деньги во время заминки на светофоре и поблагодарил. Маршрутка была почти пустая, и я сел спереди поближе к выходу, держа одну ногу на низком старте, хотя ехать ещё минут пятнадцать. Внутри у меня закипала какая-то злоба, но скорее она была вызвана тем, что я понятия не имею зачем еду. За окном начался настоящий буран, и с первым сильным дуновением, от которого шатнулась маршрутка, пришло СМС от Светы: «Можешь не приезжать. Погода просто ужас. Не хватало, чтобы и ты заболел. Мы вызвали доктора, скоро он должен приехать»

Я ничего не ответил. Мне оставалось ещё несколько минут, а там рукой подать до дома Данила, хотя в такую погоду это займёт чуть больше времени, чем обычно. Я чуть не пропустил место, где должен был выйти. Окна внутри покрылись толстым слоем инея, и мне пришлось вглядываться в тонкую полоску между снегом снаружи и нижней рамой окна.

Выскочил и чуть не поскользнулся. Снег бил теперь в спину вместе с ветром, от чего казалось, что я бегу быстрее, чем обычно. Вот уже дом Данила, и у подъезда припаркована машина скорой помощи. В ней лишь водитель, и я надеюсь, что моего друга не придётся госпитализировать. Я уже хотел позвонить в домофон, как наружу вышла женщина, испугавшись меня, стоящего в чёрном пальто и чёрной шапке. Я кивнул ей и забежал внутрь.

Двери в квартиру Данила на третьем этаже были открыты, и я ещё на лестничных пролётах различил бренчавшие голоса на повышенных тонах.

– …не поеду. Что за бред? И это тоже нет!

На этой фразе я приблизился к двери, и в мою сторону обернулись женщина-врач два мужчины санитара.

– Лёш, ну ты слышал? – крикнул Данил, глядя между сотрудниками скорой помощи в мою сторону. – Они говорят, надо ехать с ними. За каким чёртом? Мази есть! Со мной всё в порядке. Света, ну что ты стоишь? Скажи им!

Я протиснулся между двумя мужчинами в прихожую, немного занеся грязного снега за пределы коврика для обуви. Встал рядом с Данилом и плачущей в ладонь Светой. Она смотрела куда-то в потолок и выглядела потерянной, отстранённой. Снимая шарф, я заметил, как в одном глазу Данила лопнули все капилляры, какие только могли.

– Поймите, мы не заставляем, – начала нежным голосом женщина, сжимавшая до побелевших костяшек на руках какие-то бумажки, – но настоятельно рекомендуем лечь на карантин. В вашем положении…

– Каком? Я что, беременный? Уходите, ко мне гости пришли.

Я почувствовал себя не на своём месте, и настолько сильно, что отошёл чуть в сторону, половиной тела закрывшись за шкафом с вещами. Женщина выдохнула, её нижняя губа затряслась. Она легонько похлопала обоим мужчинам по плечам, и они вместе вышли. Данил одним прыжком на здоровой ноге допрыгнул до двери и закрыл за ними, бурча себе под нос что-то нечленораздельное. Пока он это делал, я обратил внимание на его ногу, изрядно опухшую и покрасневшую, и ощутил гнилостный запах, мельком прошедший у меня рядом с ноздрями. Этот сладковатый смрад больной плоти.

Данил опять же одним прыжком вернулся на прежнее место, миновав грязь, которую принёс я, и схватил свои костыли. Они ему, как погляжу, особо и не нужны. Он поковылял на кухню, стуча резиновыми набойками по паркетному полу. Света на кухне плакала почти навзрыд. Я отряхнул остатки снега с коленей и отправился за Данилом.

– Почему ты ни слова не сказала? М? – Света молчала и выглядела ужасно. Данил, не добившись своего и боднув меня плечом, ушёл в главную комнату, сильно хлопнув за собой дверью.

– Что случилось? – спросил я, садясь на стул рядом с плачущей Светой.

– Ночью он почти не спал. Ворочался с открытыми глазами и постоянно что-то шептал. Я думала, что по-английски, ты же помнишь, он лучше меня его знает, но это совсем не на английском было, а утром он проснулся и ничего не помнит, только кричит всё время, и глаз его…

– Он с таким глазом проснулся?

– Да. – Светино лицо было таким же красным, как и заплывший кровью глаз Данила, всё ещё ругавшегося в другой комнате, да так громко, что даже за закрытой дверью мы его прекрасно слышали. Теперь он матерился на чистом русском.

– Иди домой, я посижу с ним, только покажи мне… – не успел я закончить, как Света подскочила с табуретки и открыла верхний шкаф над плитой.

– Да, смотри. Вот таблетки, их принимать перед едой. Ужин через четыре часа. Вот эти, – она указала на ярко-голубые пилюли, достаточно большие, чтобы моё горло само по себе нервно сглотнуло, – через пятнадцать минут после. И вот мазь…

Свету тряхнуло, всё её тело содрогнулось в единовременном спазме, и я еле успел подхватить девушку и усадить на стул.

– Эта мазь, вроде бы из Таиланда, жутко вонючая. Да и не особо помогает. Видел его ногу? Похожа на перетянутую нитками колбасу.

Я позволил себе смешок, и Света тоже улыбнулась, всё ещё глядя в пол.

– Пойду умоюсь, – говорила она осипшим голосом, – и буду собираться домой. Не говори ему прежде, чем я уйду. На тебя он не станет злиться, это давно стало понятно.

– Ага, он мне сразу лицо начистит.

Света снова пустила едва слышимый смешок и скрылась в ванной. Я ждал её на кухне. В комнате, где всё ещё бушевал Данил, но только уже чуть тише, что-то с треском разбилось. Я вскочил и побежал к другу. Застал его согнувшимся пополам и собиравшим осколки вазы с белого ковра. На нём поблёскивали маленькие капли крови, а по левой ладони Данила текли тонкие алые струйки.

Я рванул за метлой и совком, прежде уложив разгорячённого Данила на диван перед телевизором и включив первое, что попалось. Какой-то боевик с Джеки Чаном. Я убирался и наблюдал, как Данил необычно пялился в экран, словно видел такое впервые. Его глаза отражали всё, что сейчас шло, но сам юноша ничего не понимал. Я собрал все осколки и выбросил в кухонное мусорное ведро. К этому времени Света уже успокоилась и вышла из ванной. Я закрыл дверь в комнату с Данилом и проводил Свету. Она оделась моментально, уже судорожно пытаясь натянуть последний сапог на ногу и прислушиваясь, не встал ли Данил проверить, куда это уходит его девушка, обещавшая быть с ним в это непростое время.

– Я поеду на такси, меня встретит мама. Потом передай ему. Давай, пока.

– Пока.

Я закрыл за ней дверь и, только выключив свет в прихожей, подумал: «Почему она сказала «пока», а не «до завтра»?

III

Я сидел с Данилом в одной комнате, потушив лампу. За окнами совсем темно, и экран телевизора бьёт по глазам своей яркостью. Мы поужинали часа два назад, и я дал Данилу таблетки, о которых говорила Света. Он уже спал, мерзко храпя, будто задыхается, а я смотрел новостной канал. Сначала даже не обратил внимания, но потом мой мозг случайно зацепился за слово «вирус». Я очнулся от дрёмы, побеждавшей меня в этом мягком широком кресле, и прислушался к телевизору.

«Вирус распространяется очень быстро. Основная группа риска – люди в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Власти вводят временный карантин ввиду широкого распространения за последние сутки…»

Данил зашипел на этом моменте, я машинально схватил пульт с кресла и выключил телевизор, оставшись в полной темноте. Даже во дворе не горели фонари, а мои не привыкшие к мраку глаза словно окунули в гудрон. Я рукой нащупал за своей спиной кресло и сел, подняв ноги с пола. Я всматривался в сторону, где лежит Данил, но ничего не смог разглядеть, и лишь слышал, как он раздражённо ворочался. Помню, Света говорила, что спит он в последнее время беспокойно, но я решил, что всё ограничится недовольным бормотанием. Данил рычал как пёс, защищающий свою собственность. Мне казалось, что его рык становится ближе, и когда я ощутил тёплое дуновение в лицо, от меня понеслись звуки шагов. Дверь в комнату распахнулась и закрылась обратно, обдав меня неприятным запахом мочи.

Я не понимал, почему до сих пор не могу вообще ничего разобрать. В комнате всё ещё темно. Я медленно встал и на цыпочках приблизился к двери, водя перед собой рукой в попытках не наткнуться пальцами ног на дверной косяк. Приоткрыл дверь и выглянул наружу. На кухне горел свет, и я подался чуть назад, увидев, как Данил ворошит содержимое холодильника. Тело покрылось холодными мурашками. Я достал телефон, заранее выставив яркость пониже, чтобы не выдать себя, и набрал сообщение Свете. Сейчас уже второй час ночи, и в это время нормальные люди обычно спят. И к сожалению Света, как иногда жаловался сам Данил, ставит телефон в режим полёта, так что, если случись беда, до неё ни дозвониться, ни дописаться.

На кухне упала металлическая кастрюля, по полу разлилось что-то густо бардовое. Борщ, приготовленный Светой накануне. Огромная кастрюля укатилась под стол, по которому кулаками застучал сильно разозлённый Данил. В голове роились самые разные мысли, но тело решило за меня. Во рту пересохло, когда я вышел в коридор, ведущий прямо на кухню, где об стены бьются чашки и летают из стороны в сторону столовые приборы. Я прокрался, выверяя каждый шаг и боясь выдать себя слишком рано. Данил стоял и дышал так глубоко, что сквозь его белую майку было видно, как на его спине расходятся и сходятся обратно лопатки с рёбрами, будто обтянутые тонким слоем полиэтилена, но никак не человеческой кожей. Данил обернулся так внезапно, что у меня сердце остановилось.

Сначала я принял их за два подтёка соплей, но это были черви, торчащие из его ноздрей, распухших, покрытых тонкими нитями синих капилляров. Черви извивались, пытались соединиться, но не могли найти друг друга и поэтому лишь болтались в воздухе. Налитый кровью глаз моего друга совсем распух и торчал далеко за пределами черепа. В здоровом глазе Данила я увидел под тонкой плёнкой такого же червя, как и те, что уже втянулись обратно в ноздри своего нового хозяина.

Я рванул спиной вперёд, ударившись затылком об дверь, ведущую в спальню. Последнее, что увидел, это как Данил попытался подойти ко мне, и я не сразу понял, что он справляется без помощи костылей, а его ранее сломанная нога была похожа на гнилой банан, перемотанный рвущимся бинтом.

Я закрыл дверь в спальню, приложившись к ней руками, и снова погрузился во тьму комнаты. Данил рычал, он стоял у самой двери, но почему-то не пытался пробраться внутрь, хотя его взгляд говорил, что он собирается сделать мне очень больно. Я ладонями ощущал вибрацию, исходящую по ту сторону, и в висках неприятно сдавило. Меня охватила сильная головная боль, в ушах зазвенело, а руки стали ватными. Я ослабил нажим на дверь и сел вниз, подперев её спиной. Трудно дышать, горло еле глотало воздух. Данил за дверью хрипел и стучался лбом об дверь. Что с ним?

В окно лился слабый свет с улицы, звуки по ту сторону двери прекратились. Послышались медленные шаги к большой комнате, а затем какая-то возня в прихожей. Поняв, что пахнет бедой, я быстро открыл дверь и выглянул в коридор, решив всё-таки остаться в пределах спальни. Свет с лестничных пролётов проникал в квартиру. Я поспешил к окну на кухне, выходящему во двор. Данил всё не показывался, и я уже хотел было побежать к окну в спальне, на торце дома, как снизу, под блеклым фонарём мелькнул сильно хромающий силуэт. Он упал прямо в жёлтый круг света гнутого старого фонаря, а я открыл окно, но окликнуть Данила тут же передумал. На нём лишь футболка и домашние штаны, а на улице около минус тридцати мороза, но это, видимо, ему безразлично. Данил царапал и с остервенением пытался ртом дотянуться до ноги, и даже отсюда слышно, как он клацает зубами, силясь избавиться от искалеченной конечности, превратившуюся в обузу. Не добившись, чего хотел, он крикнул, глядя куда-то вверх, оттолкнулся руками от земли и встал, поковыляв в темноту улиц и голых деревьев.

IV

Дозвониться до Светы не вышло, как и ожидалось. Да и вообще, зачем надо ей набирать? Правильнее вызвать полицию, скорую, да и пожарным неплохо было бы сообщить. Я подошёл к окну в спальне, открыл заиндевевшее окно и откинул шторы. Там видна другая сторона улицы, обычно более оживлённая, но сейчас там совсем пусто, лишь в соседнем дворе воет автомобильная сигнализация. Даже ветер стих, а с неба медленно падал огромными пушистыми комками снег, быстро покрывая подоконник у окна холодным слоем.

Связь плохая, и как только слышу, как по ту сторону берут трубку в дежурной части, как связь тут же обрывается, лишь писк в динамике телефона у самого уха. И так везде. Что происходит?