– Если бы не моя сосредоточенность на цели, я бы заметила, что он на пределе. – Впервые я сознаюсь в своих страхах. До сих пор все ограничивалось неясной тревогой. Но шли недели, месяцы, и произвольные элементы головоломки складывались во все более четкую и, увы, безрадостную картину.

– Честно говоря, это немного неожиданно, хотя в последнее время он стал каким-то невеселым, не то что раньше. Каким-то озабоченным, что ли… – говорит Джорджия.

Я прямо вижу, как она мысленно складывает дважды два и начинает отдавать себе отчет в том, признаки чего именно уже давно мозолят ей глаза.

– Мы перестали обсуждать будущее, остались только разговоры о самом насущном. Мы женаты семь лет, и я не могу не беспокоиться, не в этом ли причина, – жалуюсь я.

Джорджия улыбается:

– Чесотка семилетнего срока? Неужели это правда?

– Говорят, к этому сроку некоторым становится скучно. Не думала, что это случится с нами. Какой же я была дурой, когда полагала, что молчание Эйдена – признак того, что мы с ним преследуем одинаковые цели! Он погрузился в себя, а это тревожный сигнал, я должна была давно это заметить!

– Как я погляжу, он из тех, кто не останавливается на достигнутом. Но центр его мира – это ты, Ферн.

– А он – центр моего, но у нас все свелось к работе и к семье. Мы перестали заботиться о том, чтобы приодеться, забыли про романтические вечера, больше не радуемся нашей близости. Мы возвращаемся домой уставшие и уподобляемся овощам перед телеэкраном. В выходные мы либо занимаемся благотворительностью, либо возимся дома, либо навещаем моих родителей.

– А он… не выкинул какую-нибудь глупость? Ты случайно не слышала, чтобы он… – Джорджия еще сильнее хмурится.

– Нет-нет, он не такой! Не думаю, что у него появилась другая женщина. Я бы обязательно почувствовала, ведь правда?

Брови Джорджии взлетают к самым корням курчавых волос.

– Вы – пара трудоголиков, потому всегда были так близки, понимали друг друга с полуслова. Возможно, настало время сделать перерыв, устроить себе небольшой отпуск, насладиться покоем вдвоем.

– Хотелось бы мне, чтобы существовал такой простой способ! Но, боюсь, это бы нас окончательно взбесило. Быть круглосуточно вместе при его нынешней раздражительности – это дополнительный стресс.

– Понимаю, о чем ты. Вы бы постоянно были только вдвоем, не имея ничего, на что можно было бы отвлечься. Да, непростая ситуация!

Опять она права! Как объяснить то, что состоит из несчетных мелочей? Каждая из них по отдельности не стоит ломаного гроша, но вместе они образуют грозную лавину. Так ли убийственна эта лавина?

– В последнее время он стал ворчливым, бесед по душам уже не получается. Пропасть между нами неделя за неделей становится все шире.

– Вам всегда было так весело вдвоем, просто загляденье! Мне стыдно, что я не замечала перемен. От подруги ждешь внимания, а я…

Выходит, я вызвала у нее чувство вины, хотя совершенно этого не хотела. Эйден холодно встречает любую мою попытку до него достучаться. Обиднее всего то, что я даже не могу определить, когда именно он стал меняться. Когда восторг от нашей близости стал превращаться просто в уютное, почти светское сосуществование, от которого хочется взвыть?

Джорджия опять подносит ко рту чашку с кофе, обдумывая следующую свою реплику. От этой ее осторожности я сойду с ума!

– У нас со Стивом нет времени думать о том, что наш брак вышел на плато: дети не дают. Все наши мысли только о том, чтобы выспаться. Супружеское счастье ушло в далекое прошлое. Наш подарок друг другу – возможность немного поваляться в постели. – Она корчит гримасу.

Вижу, Джорджия пытается подсластить пилюлю, хотя говорит искренне. Просто она не ждала от меня такой откровенности. Я сама уже жалею, что завела этот разговор.

– Этот выигрыш еще больше нас разделил, Джорджия. Я хочу вернуть прежнего Эйдена.

Глядя на меня, она печально качает головой:

– Я за тебя тревожусь, Ферн. Ты работаешь в отделе кадров, все время занимаешься людьми, их проблемами. Ты – хороший коммуникатор и умеешь истолковывать знаки. Если даже тебе это не под силу, то, возможно, пора обратиться к семейному терапевту.

Я не успеваю отреагировать на ее предложение, потому что слышу, как открывается входная дверь, слышу голос Эйдена. От его «привет!» у меня сводит живот.

Мы с Джорджией переглядываемся.

– Я, пожалуй, пойду, – торопливо говорит она. – Не знала, что уже так поздно. Сегодня вечером моя очередь готовить. Мое потомство возмутится, что духовка пуста. – Она сжимает мою руку и шепчет: – Поговорим завтра.

Эйден входит в кухню, она тепло ему улыбается.

– Я побежала. Увидимся, друзья! – И она вылетает из дома через заднюю дверь.

Эйден подходит и касается губами моей щеки. Сразу видно, что он что-то задумал.

– Тяжелый день? – спрашиваю я, надеясь, что у него развяжется язык.

– Да. – Он идет с чашкой к кофемашине. Ее шум мешает продолжить разговор.

Я вынимаю из холодильника продукты и начинаю готовить салат, лишь бы не бездействовать, лишь бы чем-то заполнить тяжелую паузу, трещину между нами, на глазах превращающуюся в пропасть.

Стоя спиной к Эйдену, я слышу, как он выдвигает из-под кухонного стола табурет и садится.

– Мы научились друг друга избегать, да?

От этих его слов я резко оборачиваюсь. В его голосе нет упрека, только грусть.

– Я стараюсь не сделать хуже, чем уже есть, – отвечаю я. – Ты об этом?

– Полагаю да, но я просто не знаю, что еще поделать с тем, что мы сейчас переживаем.

Он указывает подбородком на другой табурет.

– Наверное, пришло время поговорить начистоту, Ферн.

Для меня его слова – как удар наотмашь.

– Я думала… надеялась… что мы всегда были друг с другом откровенны.

Он качает головой:

– Не знаю, в чем причина, но у меня такое чувство, будто из моей жизни что-то ушло, и понимаю, что это несправедливо по отношению к тебе. Как это ни бессмысленно, это отражается на всем, что я делаю. Или пытаюсь делать. Каждое утро, просыпаясь, я уже предвижу, что и как будет дальше.

Он смотрит на свою чашку, не поднимая глаз на меня.

– Предвидишь? А я вот не предвидела, что так будет. Не проще ли назвать это скукой?

– Скорее, однообразием, – поправляет он меня, и я чувствую, как у меня уныло опадают плечи.

– Однообразие? – повторяю я за ним. – Если ты говоришь о нормальной семье, появление которой мы все время откладываем, хотя в наших планах всегда было завести ребенка ближе к тридцати. Хочешь об этом поговорить – так и скажи. Все решаемо. Эйден, ты же знаешь. Нужна только уверенность, что мы готовы. Это ведь очень серьезно, милый.

– Речь не об этом. Не думаю, что сейчас было бы правильно усугубить напряжение.

Ничего хорошего эти его слова, мягко говоря, не предвещают.

– Послушай, мне очень жаль. Я знала, что у нас уже давно не все ладится. Зря я прятала голову в песок. Но при любой моей попытке затронуть эту тему ты заговаривал о другом. Я думала, что ты не готов к такому разговору.

Он выглядит удрученным, даже убитым.

– Я думал, что превратности жизни только сильнее нас сплотят. – Его тон становится мягче, я вижу, как он старается подыскать слова, чтобы выразить то, что чувствует. – Иногда каждый шаг дается с трудом, Ферн, нам ли этого не знать… Согласен, у нас бывали взлеты и падения, но мы всегда со всем справлялись вместе.

Он старается меня подбодрить, потому что не хочет продолжать этот разговор. Нет уж, Эйден, сколько ни увиливай, все равно нам придется разобраться, что у нас не так.

– Пора посмотреть правде в глаза. – Знаю, это звучит как вызов, но раз разговор пошел начистоту, нельзя давать задний ход. – Я никак не найду правильные слова, чтобы объяснить мои чувства, поэтому не удивлена, что ты не понимаешь… Я знаю одно: я тебя люблю, люблю всем сердцем, и для меня невыносимо, когда я так тебя огорчаю.

Он наконец поднимает глаза, наши взгляды встречаются. Выражение отчаяния в его глазах немного смягчается.

– Помнишь, как мы столкнулись друг с другом на школьных танцах? – Он щелкает пальцами. – Тогда что-то произошло, что-то важное, мы оба поняли, что все переменилось.

Я бы скорее назвала тот эпизод столкновением. И это были не просто танцы, а выпускной бал. Все мы были легковозбудимыми подростками, когда нам было по шестнадцать-семнадцать лет. Мы тогда впервые заговорили друг с другом, потому что Эйден был спортсменом, а я всего лишь болельщицей.

Я киваю, не желая его перебивать.

– Помню первое наше свидание через три дня. Назавтра ты мне позвонила и сообщила, что отец запрещает тебе со мной встречаться, потому что я вернул тебя домой на час позже обещанного и, уезжая, трижды погудел. Из-за этого во всем вашем тихом районе включился свет. Я просто выпендривался, хотел произвести на тебя впечатление и вообще был безумно счастлив.

Я в то время готовилась поступать осенью в прогрессивный Эмерсли-колледж. Отец, волновавшийся по любому поводу, решил, что Эйден слишком заносчив и самоуверен, что явно шло ему в минус. Но с годами отец понял, что приобрел еще одного сына, мужчину, которому можно доверить упрямую дочь.

– Ты тогда сказала: «Мне все равно, ничто мне не помешает с тобой встречаться», – продолжает Эйден. – Ты не шутила. Я почувствовал себя непобедимым. Ничто в жизни уже не могло сбить меня с пути, ведь я нашел свою вторую половинку. Двое сильнее одного.

Мои глаза наполнились слезами, потому что при всей своей вдумчивости и даже романтичности Эйден нечасто рассказывает о своих чувствах. Если он этого желает, значит, на то есть причина… У меня уже холодеет, позвонок за позвонком, спина.

– Мы были очень настойчивы, – поддакиваю я ему.

Все твердили, что это ненадолго, потому что после получения аттестатов о среднем образовании мы оба намеревались поступить в университет и после этого вряд ли продолжили бы двигаться в одном направлении. Всем известно, что большие расстояния не способствуют отношениям. Но как ни страшна была мысль о разлуке, мы ни секунды друг в друге не сомневались.

Оглядываясь назад, трудно поверить, что у нас были шансы остаться вместе, – но мы использовали те немногие шансы, которые все же оставались. Оказалось, разлука даже способствует привязанности, и наши встречи складывались все лучше.

Эйден вглядывается в меня, и я гадаю, что он видит.

– Ты бы хотела что-то изменить? – спрашивает он. – По части карьеры ты меня обогнала, и я понимаю, что стал для тебя тормозом. Ты решительно отвергла предложение потрясающей работы в Лондоне, чтобы мы могли купить этот дом и пустить корни. Неудивительно, что твой папаша не сразу меня простил, не сразу смирился с тем, что ты согласилась на меньшее, чем заслуживала.

Он знает, что это не совсем так. Мне нужно было оставаться поблизости к своей семье по множеству причин, поэтому пустить корни именно здесь было правильным решением. Не вывело ли его из равновесия мое недавнее повышение? Надеюсь, он все-таки не считает, кто зарабатывает больше, а кто меньше: не хочется в нем разочароваться. Если у Эйдена настолько хрупкое эго, значит, я делаю что-то не то. Он для меня – всё: важнее денег, важнее должности. Он совсем меня не знает, если думает, что мне важны такие мелочи.

Эйден тоже вырос в плане работы. Пусть у него маловато дипломов, чтобы увешать ими стену, но набор его профессиональных навыков вполне востребован на рынке. Он блестяще мотивирует коллектив, занимающийся сбором средств на благотворительные проекты. В этом деле он незаменим, но я знаю, что он не самого лучшего мнения о самом себе, и мне грустно оттого, что у него заниженная самооценка.

Нельзя не ответить на его вопрос, хотя лучше бы не отвечать…

– Нет, конечно, я бы ничего не хотела изменить. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?

Я смахиваю слезы, полная самых противоречивых чувств. Не намекает ли он на то, что я изменилась?

Он вздыхает – у меня от его вздоха душа переворачивается.