Утром Элина проснулась от громкого звука. Она вылезла из кровати, выглянула в окно и увидела кукушку. Та сидела на осине и куковала, отсчитывала срок живущим. Элина никогда не видела кукушку так близко. Заметив Элину, птица замолчала и улетела.

Глядя на опустевшую осину, Элина обдумывала план на день – ловлю щуки.

Элина ночевала в своей старой комнате. Там была кровать, книжная полка, стол и стул. Больше ничего.

Остальным домом она предоставила распоряжаться Сове.

Элина присела на краешек кровати. Провела ладонью по трехмиллиметровой щетине на побритой голове.

Бритье головы было частью ритуала.

Она вытянула вперед правую ногу и стала рассматривать большой палец, посиневший и опухший. Выглядел он хуже, чем казался по ощущениям. С ним надо было что-то делать.

Хромая, она добрела до коридора. Слева была дверь в гостиную, на стенах которой Сова развесил карты с ареалами обитания птиц и путями их миграции, таблицы и рисунки перепончатых утиных лап. Элина повернула направо, в кухню. Взяла с холодильника недельной давности газету «Народ Лапландии», порвала ее на полоски и обмотала ими больной палец и соседний, здоровый. В шкафу нашла ножницы и отрезала кусок сантехнического скотча. Стянула края бумаги и накрепко склеила повязку. Пальцы оказались надежно упакованы.

Элина положила ножницы обратно в шкаф. На его дверце была прикреплена карта, на которой Сова крестиками отмечал карандашом места, где встречал воблинов.

Элина включила кофеварку, открыла створку окна и стала смотреть во двор. Она ничего не ела вечером, но это было обычным делом. Перво-наперво всегда пропадал аппетит. Во дворе галдели те же птицы, что и пятнадцать лет назад. Дрозды-рябинники, трясогузки, ласточки. Они казались теми же, но это были уже другие птицы, множество птиц – во дворе, на деревьях, в строениях. Если смотреть в окно и выглядывать пернатых, то их можно было обнаружить повсюду. Ласточки, словно реактивные самолеты, через окна на чердаке сарая залетали внутрь. Дрозды передвигались по двору ровными прыжками, иногда замирая на месте, и тогда приходилось внимательно всматриваться, чтобы понять рябинник перед тобой или кучка земли.

Элина проглотила кофе и ощутила себя хрупким кусочком коры. Отец однажды сидел на том же самом месте и, услышав, как коготки цокают по полу, перекрестился. Глянув вниз, он увидел ласку. Та смотрела ему прямо в глаза с таким видом, словно и была истинной хозяйкой в доме.

– И откудова эта животина знает, где у человека зенки, – удивлялся отец.

На похоронах матери Элина спросила у отца, почему дом надо было построить у самого болота. Отец ответил, что его предки жили на этом месте испокон веков и что маме такое расположение дома очень нравилось.

Прежде чем выйти замуж, мать тщательно изучила окрестности. Она составила карту местности, на которой нарисовала их будущий дом – этот самый дом, так, чтобы он был сориентирован по востоку и западу и «возлежал на Лапландии» подобно водяному уровню, которым пользуются строители. Мама сказала, что если все сделать именно так, то дом «как нужно» дополнит окружающий пейзаж. Реку, леса и сопки.

Отец посмотрел на мать. Миниатюрная женщина с короткими угольно-черными волосами и маленькими темными глазами, не отражавшими свет.

– Так, – сказал отец, – и что, значится, дальше?

Они построили дом вместе. Он получился одноэтажным и длинным. Совсем не похожим на другие дома в деревне, представлявшие собой просторные избы с печью посредине. Этот дом вовсе не походил на избу. Небольшая кухонька, за столом которой теперь и сидела Элина, располагалась в коридоре, проходившем через весь дом. На западной стороне он заканчивался гостиной, а на восточной – котельной.

– Тутова пульт управления и мотор, – говаривал папа Элине, когда она была еще ребенком. – Мы тебе, значится, космический корабль соорудили.

По ночам, когда сон не шел, Элина, лежа в кровати, прислушивалась к шорохам из-за стен и потолка. Она представляла себе, что они исходят от двигателей ракеты, толкающих космический корабль вперед в окружающей темноте. На самом деле, эти звуки производили мыши, бегавшие в перекрытиях и в полостях стен. Уже в первые десять лет после стройки они сожрали почти весь строительный утеплитель, и зимой отцу приходилось с утра до ночи таскать в котельную дрова.

Летом мышей удавалось вытравить и переловить мышеловками. Однажды отец устроил западню, выкопав яму на их тропе. В углубление он установил пустую банку из-под соленых огурцов и налил в нее до половины воды. Мыши бежали проторенным путем и падали в банку. Утром мать вытащила дохлых мышей из банки и из давилок и выбросила их на крышу погреба, прямо в заросли иван-чая и малины.

В вечерних сумерках Элина, мама и папа сидели в сауне и из окошка парной наблюдали, как мохноногие сычи и ястребиные совы подлетали из-за овсов, посеянных как приманка для дичи, и опускались на круглую крышу погреба.

Недавние события разом навалились на Элину.

Птицы умолкли.

Часы гулко тикали. Чувство вины сдавило ей грудь знакомой, необоримой тяжестью. Пфффффф.

Она прижалась лбом к столешнице. Несколько раз ударила по ней головой.

– Дерьмо, – сказала она. – Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо, – расправила плечи. – Ладно. Пожалуй, пора.

Элина встала и прошла несколько раз взад и вперед по кухне. Подняла руки и потрясла ими перед собой с растопыренными, как от сильного удара электрическим током, пальцами.

Села на пол. Наклонилась на бок, повалилась. Свернулась в позу эмбриона. Это не помогло. Она встала. Добрела до гостиной. Посмотрела в каждое из окон и вернулась на кухню. Помотала головой.

– Дерьмо. Чертово дерьмо.

Она взяла со стола шариковую ручку и подумала, не сломать ли ее. Положила ручку обратно на стол. Она обещала Сове, что больше не будет портить вещи.

Прижалась лбом к дверце холодильника. Ощутила ее прохладу. Запрокинула голову и ударила ею по холодильнику с такой силой, что стеклянные банки на полках зазвенели.

– Вот же черт, – сказала она, голова ее застыла на месте. – Черт, черт, черт.

Она засмеялась и подошла к зеркалу:

– Да ты просто проголодалась. Съешь что-нибудь.

Элина сварила овсяную кашу и стала медленно запихивать ее ложкой в рот, как будто уголь в печку. Вернулась в свою комнату и натянула походные штаны из грубой ткани с карманами на бедрах. Понюхала вчерашнюю рубашку. Та все еще пахла дымом. Элина швырнула рубаху в корзину с грязным бельем. Откопала в шкафу старую серую рубашку свободного кроя и облачилась в нее. Прошла в комнатку рядом с кухней и намазала лицо, шею и руки средством от комаров.

В котельной Элина нашла свои резиновые сапоги, надела их, сняла с вешалки кепку и, водрузив ее на голову, открыла дверь и вышла на улицу.

Было еще только девять утра, но обалдевшие от жары пчелы и слепни уже беспорядочно и неспешно летали по двору. За ними наблюдали барражировавшие в воздухе стрекозы, за которыми, в свою очередь, гонялись ласточки. На стене хлева, наслаждаясь солнышком, уселись в ряд отливающие металлом мясные мухи.

Элина отправилась в бывший хлев за спиннингом.

В помещении было прохладно. Полчища комаров, которые укрывались тут от солнца, обрадовавшись, что еда явилась к ним сама, бросились на Элину. Та, спасаясь от кровососов, нещадно хлопала себя по рукам и шее.

Она старалась все время двигаться. Это помогало. И от комаров, и от мыслей, которые тоже не позволяли расслабиться.

Элина решила сразу же покончить с поимкой щуки. Она принялась искать спиннинги в углу, среди лыж, но там снастей не оказалось. Посмотрела среди вешал для сена, и под кормушками для птиц, и за мопедами. Все было буквально завалено разными вещами. Когда отец перестал заниматься разделкой лосей, он стащил в хлев все, в чем не было повседневной нужды. Барахла набралось много, ведь в последнее время у отца не было иных занятий, кроме как просто сидеть на веранде, пить пиво и глядеть на болото.

Наверху, под самой крышей, в основании коньковой балки, устроили гнезда деревенские ласточки. Птенцы смотрели на Элину и громко пищали.

Она перешла на половину, где раньше стояли коровы. Комары последовали за ней. Тут примостился старый бойлер для нагревания воды. Его принесло наводнением прямо им во двор. Отец его вычистил и переделал в коптильню для рыбы. В старые времена у деревенских жителей в этих краях было заведено по весне выбрасывать весь накопившийся хлам на речной лед. С паводком река уносила мусор на радость тем, кто жил ниже по течению. В реке покоились тонны отходов. Унитазы, холодильники, морозильные камеры, автомобили.

Элина нашла старый спиннинг с обычной катушкой под сложенным спанбондом для огорода. Там же лежала коробка с блеснами, которую, видимо, оставил Сова.

Спиннинга с безынерционной катушкой нигде не было. Ей нужен был именно такой, поскольку его можно забрасывать одной рукой, да и блесна подойдет легкая, десятиграммовый «доплер» или мелкая вертушка «рапала». Длинная рукоятка из пробки на старом спиннинге местами потрескалась. Посредине удилище было сломано и замотано серым скотчем, которым пользуются сантехники.

Элина попробовала согнуть снасть. Отремонтированное место выдержало.

Может, и этот сойдет.

На конце лески уже был привязан стальной поводок со следами щучьих зубов. Она положила в старый футляр для очков несколько воблеров, блесны – ложку и вертушку – и запихнула очечник за голенище сапога. Вышла из хлева во двор, глянула на белые облачка. Они, словно ангелы, принявшие причудливые формы, неспешно плыли по небу. Элина подумала, что день будет очень хорошим.

В этом она была совершенно неправа.

Двор перед хлевом зарос крапивой и иван-чаем. Сова прокосил в зарослях узкий проход, по которому Элина и отправилась в путь. Было душно. Воздух словно устал и, недвижимый, остался отдохнуть во дворе. Элина принялась насвистывать старый шлягер. Ей ответил певчий дрозд.

Иван-чай среди крапивы стремился вверх своими упругими стеблями. Через каких-то пару месяцев эти растения будут выше нее, сгорбятся и склонят свои покрытые розовыми цветами макушки навстречу августу. Постепенно они побуреют от нижних листьев до верхних, засохнут и умрут стоя, их засыплет снегом, который покроет тут все вокруг, воцарится тишина, и только луна будет освещать это белое безмолвие.

За хлевом по краю леса пролегала фермерская дорога. Она уходила под берег и вела через болото и заросли ивняка на поля между Большим и Малым заливом. Спустившись с пригорка, Элина сразу свернула с дороги в болото. Легкий путь закончился. Она обошла Укромное озеро с крупными окунями. Оно заросло по краям кустами ивы, ветки которых, царапаясь, оставляли на обнаженных руках белые и красные полосы. Ей это нравилось.

Комары, почуяв Элину, бросались к ней со всех сторон, и она их прихлопывала. Пахло болотом. Оно казалось сухим, но при каждом шаге нога уходила вглубь на несколько сантиметров, и среди травы проступала вода. Всякий раз, когда Элина вытаскивала ногу, болото издавало резкий всхлип, словно не хотело отпускать лакомую добычу. Она с осторожностью ступала на правую ногу, но самодельная повязка из скотча делала свое дело. Элина топтала сфагнум, багульник и пушицу, мелкие кустарнички, жесткие стебли которых переплетались между собой, словно электрические провода. Сезон цветения клюквы. Ее крохотные нежно-розовые цветочки свисали с кончиков цветоносов словно жемчужинки. Слишком красиво для такой топи. Местами на кочках побеги клюквы образовывали целые заросли, и Элина целилась в них ногой, потому что там, на кочках, сапоги не уходили в трясину. Она остановилась. В теплую погоду торфяные буки ползают быстрее, чем обычно, однако, слава Создателю, все равно это неспешные твари.

Известно, что лоси и северные олени, переходившие через большие болота, иногда проваливались, или их засасывало в мочажины, где торфяные буки впивались в сочные туши.