− Ты думаешь?

− Конечно, ведь он только начался.

− Для нас уже закончился, − сказал ротан, с деланным интересом поглядывая на своего друга. − Верно, Тяй?

− Вы что, собрались уходить? − строго спросила Мулоха Тяя.

− Ну, в общем, да, − расплывчато промычал скрыга.

− Нет, в тебе не осталось даже мыслимой крошки уважения к любящей тебя женщине. Как смеешь ты покидать её, не заказав ещё пива и жареных лягушек?

− В самом деле, как? − подхватил участливо Пупырь, не расставаясь с вилкою и тыча ею в сторону Тяя.

− Видишь, − не унималась Мулоха, − что друзья тебе говорят?

− Хорошо, хорошо, будут тебе и твоим подружкам лягушки и кружки, − скрыга начинал сердиться.

− Вот и славно, − согласился с ней ротан, − только Тяй, видимо, забыл, что кредит в этом месте у него давно закрылся, а денег − тю-тю, нет.

− Как так! − возмутилась колдунья. − И после этого ты приглашаешь меня в трактир?

− А ты приглашал? − спросил ротан.

− Вроде нет, − промычал скрыга.

− Видишь, он уже в собственной памяти не уверен, забыл. Это ещё было в прошлогоденном месяце весны, − обсасывая голову карася, заявила ему колдунья.

− Дело табак, − вздохнул ротан, − стало быть, я уже наелся, пойду подышу свежим воздухом. Как ты, Тяй, не хочешь просвежиться?

− Он не хочет, − безапелляционно заявила Мулоха.

− Да нет, я, пожалуй, тоже пойду, у меня ещё столько дел, − сконфужено засобирался скрыга.

Когда они вышли на улицу, уже порядком стемнело. Первые звёзды появились на небосводе, и вскоре должна была взойти луна.

− А не пойти ли нам на озеро встретить луну? − ротан пытался как-то смягчить неприятную ситуацию, возникшую в трактире.

− Пойдём, − обречённо согласился скрыга.

Они повернули за трактир и, шагая по мягкой тропинке, усыпанной хвоёй сосен, направились в сторону лесного озера.

На следующий день скрыга сложил свой нехитрый скарб в небольшую котомку, сшитую из мешковины, и направился в сторону трактира. К ротану он решил не заходить, они на озере просидели далеко за полночь и вроде как всё обсудили, попрощались. Однако, подходя к питейному заведению, Тяй был удивлён, и надо сказать, что приятно удивлён, увидев ротана, который сидел недалеко от дверей и беспечно жевал жухлую травинку. Рядом с ним приплясывал нанимала Хтырьтебя, жестикулируя своими длинными руками. Полы его плаща, заляпанные болотной жижей, вспархивали крыльями большой неухоженной птицы, когда он принимался вышагивать из стороны в сторону. Скрыга так и не понял, о чём так возбуждённо говорил нанимала, потому что, увидев его, Хтырьтебя заулыбался, раскинул свои руки и нарочито весело высказался о погоде: − Не правда ли, какая великолепная сегодня погода? Скоро заморосит дождь, а там смотришь, и первые заморозки. А тебе всё нипочём, ты уже будешь на далёком материке нежиться с бабочками. Я тебе завидую.

− Так вот сам бы и поехал.

− Ох, Тяй, ты многого не знаешь. Я, до того как стать организатором, поработал простым погонщиком. Я изнутри знаю все трудности и прелести вашей будущей работы.

− Ага, только ты гонял мелких улиток с одного луга на другой, − услышали они тяжёлый бас требухи Китовый Ус. Она вышла из трактира и потянулась, счастливо улыбаясь и вдыхая свежий утренний воздух. − Привет, Тяй, здорово, Пупырь, ты чего такой грустный? Друга провожаешь? Ничего, не беспокойся, все когда-то начинают стоящие дела, а потом их за уши не оттянешь.

− Привет, Ус.

− Здорово, китобой, − хмуро произнёс ротан. − А грустный я не поэтому, просто как-то жалко пропускать осень.

− А зачем тебе пропускать осень? С какого айсберга? − изумилась требуха. − Ты же не кикимора болотная, не водяной, в спячку не впадаешь. Вся осень твоя.

− Всё правильно, только я с Тяем улетаю на погоняло.

− Кто? − Ус чуть не села от удивления.

− Ты? − не меньше поразился сам скрыга.

− Да, − скромно согласился ротан, − можете спросить его.

− Можете даже не спрашивать, − махнул рукой Хтырьтебя, − мы уже оформили все бумаги, так сказать, формальности позади. Кстати, Тяй, тебе тоже нужно подписать пару бумажонок.

− Мне тоже, − Тяй был настолько смущён, что не мог сдвинуться с места. И даже когда вышел панцирь Кетмень, поздоровался со всеми и, приобняв требуху (полностью её обнять вряд ли кому удалось бы), склонил голову на её широкий живот – это не произвело должного впечатления. А Ус светилась и ласково поглаживала голову своего возлюбленного.

− Как так? − не понимал Тяй происходящего.

− Да видишь ли, − растерянно начал говорить ротан, − я подумал, что тебе будет трудно одному, скучно.

− Что вы говорите?! − воскликнул нанимала. − Как можно скучать в окружении таких великолепных созданий, как порхающие цветы, они же бабочки.

− Не про то разговор, − обиделся ротан, − я имею в виду близких друзей. Без них трудно в таком мероприятии, как перегон бабочек. Вот я и подумал…

− И меня про это не спросив… − вздохнул Тяй.

− Ты не рад?

− В общем, конечно, рад, но как твоё хозяйство?

− Ничего, перетопчется, хотя на всякий случай я попросил Дуську присмотреть за ними.

− Интересный поворот, − задумался нанимала, − сова приглядывает за мышами и воробьями.

− А что тут интересного? – пожал плечами ротан и сурово посмотрел на Хтырьтебя.

− Нет, я просто подумал, что ведь совы ловят мышей, и всякое прочее…

− Ловят вне моего дома, а под крышей они очень даже дружны. И мне кажется, она их окружит материнской заботой.

− Я тоже с тобой согласен, − спешно согласился с ним нанимала, − иногда для расшалившихся мышей нужна материнская строгость.

− Что вы всё о мышах да совах, − требуха нежно отодвинулась от панциря и достала из-под фартука вязанные носки. − Это тебе, Тяюшка. А то, что Пупырь с тобой отправится в перегон, я не знала, поэтому у меня нет ему дорожного подарка, − она виновато развела руками.

− Подожди, дорогая, − сказал Кетмень, − у меня есть славные перчатки, в самый раз для перелётов.

− Ох, Кетмень, − потряс головой ротан, − ты уже требуху называешь «дорогая»?

− А что тут странного? − буркнул панцирь. – Она теперь моя невеста, мы решили зимой пожениться.

− Вот те раз! − Тяй почесал за ухом.

− Да, − игриво проговорила требуха, − и тебе, Тяюшка, большое спасибо за это. Открыл мне глаза.

− Вообще, это не я, а Пупырь увидел, что вы неравнодушны друг к другу.

− Неужели?! − всплеснула руками Ус. − Но ты же мне об этом сказал.

− Да, но первым был Пупырь, он у нас глазастый.

− Всё отлично, всё прекрасно, − затараторил нанимала, − я всех поздравляю, но, к сожалению, времени осталось в обрез. Пора улетать, сегодня отбывает последний недельный дирижабль, вам, друзья мои новоиспечённые погонщики, места уже забронированы, так что прощайтесь с молодожёнами – и в путь.

На Лысой поляне у старого дуба без вершины (когда-то молния посчитала его рост великоватым) пришвартовался дирижабль. Туда они шли, казалось, целую вечность. Суматохой, прощанием, советами, дружеским похлопыванием по спинам, просьбами, всхлипами был наполнен этот, в общем-то, короткий путь. Тяй надеялся тихо, без шума удалиться к своему месту назначения, но многие окружающие его жители и знакомцы узнали, что он стал погонщиком и отправляется в своё первое путешествие. Они выходили на дорогу, ведущую к поляне, чтобы попрощаться с ним, но, как выяснилось, ещё и с ротаном. Последнее обстоятельство привносило дополнительные охи, с оттенками удивления и восхищения, что также сказалось на скорости их продвижения. Когда до поляны оставалось не больше сотни метров, Хтырьтебя уже нервно заламывал руки, тёр свой и без того покрасневший нос, вскрикивал, постоянно говорил, чтобы народ не толпился на дороге, и, подпрыгивая, махал руками капитану дирижабля грейту Мистралю.

Дирижабль с ярко-оранжевыми буквами на гон- доле, которые с трудом читались – что-то типа «Альматрос», «Альбатрос» или, на худой конец, «Альбинос», – возвышался над поляной и лесом, как последний оплот нерушимости мира. И все, кто когда-либо видел этот чудовищный сплав техники и сумасшествия (попросту говоря – мысли), считали, что оно (он, она) носит гордое имя птицы «Альбатрос». Дирижабль носовой частью оболочки был прикреплён к мачте, а к гондоле был приставлен трап, у которого стоял капитан и с невозмутимостью айсберга взирал на происходящее, попыхивая папиросой. А когда разношёрстная компания провожающих подошла к трапу, капитан, не вытаскивая папиросы, процедил с мрачностью предстоящего шторма:

− Забронировано только два места, остальным нужно ждать следующего рейса.

− Так улетают только двое, − заискивая и хихикая, проговорил нанимала.

− Остальные провожающие, − хмуро подтвердил ротан.

− Тогда хватит рассусоливать, я уже на полминуты задержал отлёт, грузитесь.

Хор пожеланий и прощальных напутствий усилился до легкого рокота проходящего поезда (если его можно назвать легким). Ротан и скрыга выбрались из толпы и поднялись по трапу. За ними шествовал Мистраль, и как только они нырнули в дирижабль, он тут же захлопнул небольшую дверь, покрутил какой-то винт и уже дружелюбно сказал, указывая на пустующий пассажирский салон:

− Выбирайте любое место, наш «Альбинос» приветствует любых пассажиров в своём ненасытном брюхе.

− Так вы же сказали, что осталось только два места! − удивился ротан.

− Если забронировано два, то значит, имеется в наличии два, тут вам международная магистраль, поэтому строгость, дисциплина и никаких путаниц.

− Странно, − протянул ротан, − а я думал, что ваш летательный аппарат зовут «Альбатрос».

− Ещё чего! − фыркнул капитан.

− Ну не знаю, гордая птица и тому подобное…

− Не люблю птиц, они гадють на казённую обшивку, а здесь нужен порядок и споры неуместны.

− В самом деле, − быстро согласился Тяй, затем снял котомку и понёс её на вытянутых руках, выбирая удобное место.

Ротан повертел головой и, увидев, что передняя часть салона застеклена и перед ним открывается великолепная картина, сказал, что будет сидеть в первом ряду, чего желает и Тяю. Скрыга молча с ним согласился, развернулся и прошествовал к застеклённой части салона, где они разместились в удобных кожаных креслах. Грейт поднялся на вторую палубу, там размешался капитанский мостик. После несколько необычных звуков – скрипа, шуршания падающих тросов, неразборчивого говора наверху, глухих хлопков – они первоначально почувствовали ровную дрожь салона, затем заработали двигатели, а после услышали лёгкий свист запушенных винтов. Дирижабль медленно стал подниматься. Ротан и скрыга зачарованно смотрели на удаляющуюся землю, на пёструю толпу провожающих, на плывущий лес, изгибы реки, на домики, уменьшающиеся на глазах. Дух захватывало от такого зрелища.

Вскоре они попали в плотную пелену облаков, и Тяй только тогда смог немного расслабиться и перевести дух. Он откинулся на спинку кресла и принялся осматривать салон дирижабля. Он заметил потёртости на лакированных поручнях, кожа кресел в некоторых местах полопалась, но была подшита заботливой рукой, плафоны осветителей были мутными. Несмотря на эти мелочи, вокруг них была идеальная чистота и порядок.

Через несколько минут после взлёта к ним в салон спустился мехлин, он весело посмотрел на пассажиров и представился:

− Меня зовут Зира, я старший помощник, а также стюард, штурман и кассир в одном лице. Всё, что вам будет нужно, я обеспечу в разумных пределах. На нашем толстяке, − он любовно похлопал обшивку салона, − есть практически всё, чтобы безбедно пробыть в автономке с месячишко.

− А зачем так много? − удивился ротан. − Нам было сказано, что мы долетим за неделю.

− Любая неделя может превратиться в месяц: вот попадём в какой-нибудь циклон и будем с ним бродить, пока не выберемся.

− Обрадовал, − угрюмо проронил Пупырь.