Семь желаний (страница 7)
– Разбирайтесь сами! – сказала она, поправляя пуховой платок на плечах. – И не кричите, пожалуйста, как идиоты. В доме траур. Я прошу вас проявить хоть немного сострадания ко мне…
С этими словами она пошла наверх.
Виолетта уже почти пришла в себя, и ее потянуло на общение. Она приблизилась ко мне и, глядя на меня сквозь тонированные стекла очков, сказала:
– А вы, значит, никак не можете вырваться на улицу? Вот вляпались, да? На минутку зашли, а мышеловка – шлёп!
Я даже не заметил, как мы с Виолеттой остались наедине.
– Да вы не торопитесь, – гостеприимно посоветовала женщина. – У нас тут хорошо. Правда, иногда можно по ушам ни за что схлопотать…
И она громко рассмеялась низким хриплым голосом.
– Неужели ни за что? – уточнил я, кидая взгляды на входную дверь. Если разыскать пожарный инвентарь, то при помощи ломика я легко сниму эту дверь с петель и даже не испорчу замок.
– Ну-у, – протянула Виолетта. – Я, конечно, имела в виду не себя. Я-то знаю, за что пострадала… – И она кинула на меня внимательный взгляд, чтобы определить, в курсе ли я, за что ей дали по уху. – Неужели Кика вас не просветила на этот счет? Странно, странно. Она у нас главный информатор. Всегда знает про всех всё…
Виолетта на удивление была весела и болтлива. Должно быть, она соскучилась по свежему собеседнику, разговаривать с которым можно было как с попутчиком в поезде, без дурных последствий.
– Когда Марко, так сказать, распрощался с жизнью, – намного тише произнесла Виолетта, вкусно затягиваясь сигаретой, – и мы все поднялись на мансарду, я первым делом посмотрела на его руки… Понимаете, о чем я говорю?
– Не совсем, – признался я, так как в этот момент думал о пожарном щите.
Виолетта недоверчиво прищурила глаза и сразу стала похожа на черепаху.
– В его руке была только Леркина записка, – пояснила она. – Но не запиской же он себе голову прострелил, правда?
– Запиской это сделать очень трудно, – согласился я.
– Стали искать пистолет, – продолжала Виолетта, приблизившись ко мне так, словно мы ехали в метро в час пик. – А пистолета нет. На полу только наши записки валяются. А я тортилла мудрая. Я же знаю, что эти записки с милыми пожеланиями в лучшем случае будут немедленно съедены авторами. И доказывай потом, что я не верблюд, что я не желала Марку зла.
Виолетта оглянулась. Пепел с ее сигареты упал мне на ботинки.
– Я, не будь дурой, сгребла все записки с ковра и заявила, что отдам их только милиции. Все, конечно, издали одобрительное мычание. Но это они только там мычали и блеяли. На самом деле каждый мечтает выкрасть у меня свою записку, сжечь ее, пепел растворить в водке, все это выпить и помочиться в глухом лесу.
– Зачем? – спросил я.
Виолетта, попыхивая сигаретой, усмехнулась.
– Ну что вы прикидываетесь телеграфным столбом? Когда они сочиняли свои паскудные пасквили, то думали, что Марко прочитает пожелания в лучшем случае через год, причем, в гордом одиночестве. А как судьба пошутила над ними, а? Хотели показать Марко кукиш в кармане, а штаны-то у всех оказались дырявыми. Испугались, овечки бритые!
– А чего бояться-то? Марко ведь уже мертв.
– Да, – кивнула Виолетта, глянув на меня как на дурачка. – Марко уже мертв, его бояться не надо. Теперь надо бояться следователя. Это нас Олюшка просветила. Она у нас уголовный кодекс наравне с библией читает. Статья сто десятая. Доведение до самоубийства. Лишение свободы до пяти лет… Посмотрите, у меня ухо еще держится?
– Держится, – успокоил я женщину. – Чем это вас? Кулаком?
– Нет! – покачала Виолетта головой. – Он меня, вообще-то, не ударил. Он ко мне в комнату ломился. А я же девушка не из робкого десятка. Как закричу. Грудь вперед. Ногти в лицо. Он меня оттолкнул, и я об косяк…
– Вы говорите, это был он?
– Он – в смысле злодей, – поправила Виолетта и коснулась большого деревянного кулона на груди. – Может быть, это была представительница прекрасного пола. Может быть. Но запаха духов я не почувствовала. А по духам я с завязанными духами глазами определю, кто есть кто. Вашу Леру я исключаю сразу. И не только потому, что она не пользуется духами. Лера единственная, кто забрал свою записку. Ей от меня уже ничего не надо.