Как он и ожидал, парень оторопел. Всего на секунду, но и ее хватило. Ствол пистолета неуверенно качнулся чуть в сторону, и в этот момент Ланселот, выбросив из кармана руку с зажатой в ней опасной бритвой, стремительным взмахом полоснул чужака по горлу.

Он все-таки дал парню шанс. Если бы нанесенный с хирургической точностью удар был на пару сантиметров глубже, то пришелец умер бы мгновенно, но сейчас у обладателя пистолета еще оставалось несколько мгновений, чтобы застрелить Дракона. Сделать то, о чем тот так мечтал. К сожалению, вместо того, чтобы нажать курок, несостоявшийся победитель чудовищ выронил пистолет и зажал руками шею, пытаясь остановить кровь.

– Ты пришел незваным и решил отнять у меня тот мир, который я так долго создавал? – гремел голос Ланселота, разносясь эхом по всему дворцу. – Это мой мир! Это мой город! Это мои жители! И я защищаю их от Дракона, который скрыт во мне. И, тем более, я не позволю другому Дракону захватить все то, что мне дорого, – добавил Ланселот, глядя на дергающееся тело.

Когда конвульсии затихли, он схватил парня подмышки и потащил к трону, тихо продолжая шептать уже начатый монолог:

– Я сбежал сюда из мира, который тогда считал реальным и сотворил этот город, свою персональную тюрьму. Я воспринимал придуманных мной жителей как собственность, как игрушечную реальность, созданную для развлечения себя любимого… пока не встретился взглядом с явившейся во дворец Син. Тогда я не только ощутил, что такое любовь. Я понял, что созданные мной игрушечные люди, стали не менее реальны, чем я сам. Они давно уже жили своей настоящей жизнью, не завися от создателя. Тогда я ужаснулся и припомнил все свои поступки, посмотрев на них глазами обитателей города, и меня охватил ужас и стыд. В тот момент Дракон ушел, и появился Ланселот. Я запирал и стирал в себе чудовище каждый день при помощи самоконтроля и ежедневных ритуалов. Я покинул дворец и запер все, что связано с тем периодом, здесь. Пришлось даже изменить внешность, чтобы не иметь ничего общего с тем, каким я был ранее.

Ланселот усадил труп на трон, вытащил откуда-то из-под кресла пыльную корону, подул на нее, протер и напялил на голову мертвеца.

– Только сейчас я понял, что, оставляя дверь в прежний мир открытой, я не только даю новому Дракону путь в мой город, но и продолжаю подкармливать своего. Ибо если этот мой мир столь же реален, как и тот, откуда я пришел, то зачем вообще нужна дверь? Она – символ моего сомнения. Якорь, удерживающий Дракона во мне.

Ланселот закрыл глаза, мысленно потянулся и захлопнул проход между мирами. Навсегда.

Он открыл глаза и критически посмотрел на коронованный труп, словно художник, оценивающий получившуюся картину, и добавил:

– Когда через несколько десятилетий археологи будут разгребать руины дворца, то они же должны найти останки жившего в нем чудовища, иначе история будет неполной.

Ланселот развернулся и вышел из тронного зала, более не оглядываясь.

На мосту его неожиданно ждала Син, держа под уздцы двух лошадей. Туман клубами поднимался от реки, скрывая настил и перила, так что казалось, что девушка и лошади парят в воздухе.

Ланселот подошел и молча остановился перед ней, глядя себе под ноги. В этот момент позади раздался короткий треск, завершившийся продолжительным шуршанием осыпающихся камней. Ланселот обернулся. Часть крыши, вместе с печной трубой обрушилась на стебли растений, обвивавших дворец, но они выдержали вес камней, задержав их падение. Под тяжестью неожиданного груза теперь и фасад медленно клонился вперед.

Спустя несколько секунд замок рухнул.

После некоторого периода шума и грохота, разбудившего, наверное, весь город, на мост опять вернулась тишина.

– Похоже, Дракон теперь никогда не проснется? – улыбнувшись спросила Син.

Ланселот посмотрел на ее улыбку, а затем осмелился, перевел взгляд с ее губ выше и утонул в серых глазах, также, как и много лет назад.

– Да, похоже на то, – тихо прошептал он.

Улыбка медленно исчезла с ее губ.

– Я уезжаю сейчас, Лэнс. Я хотела только спросить: отправить ли мне вторую лошадь туда, откуда я ее взяла?

– Не надо, Син. Я еду с тобой, – ответил он, а затем, задорно улыбнувшись, добавил, – ведь только я знаю дорогу к морю.