Просторный холл без дверей и перегородок переходил в столовую и кухню. Наборный паркет блестел, а массивная дубовая мебель создавала ощущение антикварного магазина. На тумбочках, комодах и специальных подставках стояли всевозможные вазы и статуэтки. Единый стиль не прослеживался. Здесь были и китайские вазы, и скульптуры с античными героями, а на одной из тумбочек стоял телефон, выполненный под старину, но с современным проводом, уходящим куда-то в стену.

Костю всегда веселила картина во всю стену прихожей, на которой Настин отец стоял посреди ржаного поля в белой рубашке-вышиванке, держа за руку Светлану – его вторую жену, одетую в простое деревенское платье.

Настина комната отличалась от остальной квартиры. Вернее, изначально ее дизайн задумывался как продолжение общего стиля. Это можно было понять по строгой дубовой паркетной доске и белому потолку с классической лепниной. Но всё остальное в этой комнате выдавало натуру, которая лишь вынуждена была здесь жить, однако выстраивала свой быт ровно так, как ей нравилось.

– Садись. Хочешь что-нибудь? – Настя запрыгнула с ногами на кровать и, похлопав по застеленному наспех покрывалу, пригласила Костю присоединиться.

Костя сел. Настя, обняв его сзади за плечи, наклонила голову и снова засыпала своими непослушными кудрями.

– Ничего не хочу. Я очень соскучился. – Костя обернулся, привлёк Настю в свои объятия и осторожно положил к себе на колени. – У меня сегодня есть сюрприз для тебя. Но, чтобы он получился, нужно успеть до начала заката.

– Сюрпри-и-з? Я обожаю сюрпризы. – Настя взглянула на стенные часы в виде обхватившей дерево панды. – Через сорок минут пойдём. Даже если папа не вернётся.

– Хорошо. – Костя наклонился к Насте и поцеловал краешек её губ. Она обхватила его шею, прикрыла глаза, попробовала его губы на вкус.

– Люблю целоваться с тобой.

Римская штора была опущена. Настольная лампа освещала лежавший на столе открытый учебник. В комнате наступили сумерки, спасаемые от ночи лишь маленьким кругом искусственного солнца, которое, как казалось, через несколько секунд должно упасть за горизонт.

– Настя, когда папа прилетает? – Дверь неожиданно открылась, и в комнату заглянула Светлана. По белому махровому халату и мокрым волосам было понятно, что она только вышла из ванной.

– Ой, простите, – она ехидно улыбнулась, но даже не подумала выйти. – Можете не вставать, привет, Кость. Я вдруг совсем забыла, по Москве Саша прилетает или по-нашему.

– Добрый вечер. – Костя смущённо разомкнул объятия и приподнял Настю со своих коленей. – Самолёты всегда по местному времени, а поезда по московскому.

– Так это, значит, во сколько? – Светлана начала подсчитывать в уме, но так и не могла сообразить, когда же ждать мужа.

– Свет, папа уже должен прилететь. Наверно, где-то по дороге к дому. – Настя встала с кровати и включила верхний свет.

– Ты уверена? Я тогда побежала одеваться, – Светлана удалилась, а Костя с Настей, посмотрев друг на друга, вдруг негромко прыснули смехом.

Света была старше Насти на одиннадцать лет. Настины родители разошлись, когда ей было пять лет. Затем её мама вышла замуж за итальянца и уехала с ним в Рим. Она иногда звонила, раз в год приезжала в Москву, но с дочерью виделась не каждый раз. Иногда Настя сама ехала в Москву, где проводила с мамой день, и возвращалась домой. Реже мама приезжала в родной город, чтоб повидать бывших подруг и любовников.

Свету Настя не считала второй мамой или мачехой, они были подружками. Папина молодая жена нравилась Насте весёлым нравом, детской непосредственностью, к тому же она была убеждена, что Света по-настоящему любит её отца.

– Покажи мне, что ты нарисовала недавно? – Костя встал с кровати и подошёл к письменному столу, за который села Настя.

Небольшой стол был завален альбомными листами, красками, стаканами с кисточками, карандашами. На краю лежала пара учебников по международному праву, на полке над столом были ещё несколько книг по юриспруденции.

На подоконнике сохли несколько акварелек. Некоторые лежали здесь очень давно, было видно, что краска неровно выгорела от солнечных лучей. На спинке стула висели несколько маек и бюстгальтер.

– Вот, смотри, к приезду папы написала. – Настя взяла с подоконника один из альбомных листов, на котором был изображён мужчина, сидящий в кресле. В левой руке он держал бокал с виски, а правой указывал на того, кто смотрел на картину, изучая его пристальным взглядом.

Костя взял лист в руки. Сан Саныч получился очень похоже. Ему даже показалось, что Настин папа сейчас встанет с кресла и, нависнув над ним, строго спросит о чём-то.

– Здорово. Мне очень нравится. – Костя вернул Насте картину, которую она вставила в заранее приготовленную деревянную рамку.

– Так, ладно. Буду одеваться. – Настя одним движением сняла через голову кофту, под которой ничего не было. Она прошла мимо него, слегка задев качнувшейся грудью, и подошла к большому платяному шкафу. Открыла створки, подумала пару секунд, оглядывая свой гардероб, потом стянула тугие шортики и поменяла их на джинсы. Сверху Настя надела ярко-красный топ.

Они вышли из комнаты, одновременно в прихожей появился Денис – охранник Александра Александровича Костылькова. Он поставил на пол чёрную дорожную сумку и встал, ожидая шефа. Следом вошёл Настин папа. Не говоря ни слова, махнул рукой Денису и, не снимая ботинок, проследовал в квартиру. Денис ушёл, аккуратно прикрыв дверь, а Костыльков молча разглядывал встречающих его домочадцев.

– Саша! – первая не выдержала Света, подбежав к мужу, поцеловала его в щёку и стала расстёгивать его длинную кожаную куртку, застёгнутую на все пуговицы.

– Привет, пап. – Настя с Костей так и стояли у двери, ожидая, когда папа разденется.

– Добрый вечер, – произнёс Костя, но ответа так и не последовало.

Костыльков скинул куртку на пол, открыл портфель, который не выпускал из рук, и достал внушительных размеров сотовый телефон. Начал что-то набирать, потом опомнился, обнял за талию жену и отдал ей поднятую с пола куртку.

– Малыш, поставь чай. Голова разболелась. – Он развернул жену в сторону кухни и слегка шлёпнул по попе.

Светлана повесила куртку в шкаф и поспешила на кухню.

– Пап, – снова позвала отца Настя, но он не ответил.

Костыльков набрал номер и приложил массивную трубку к уху.

– Ты где? Какого хрена я не могу до тебя дозвониться? – Его собеседник стал что-то объяснять. Костылькова это вывело из себя, и он начал кричать: – Я прилетел час назад и звоню тебе каждые пять минут. Я должен тебя разыскивать? – Наконец он заметил дочь, но, не сказав ни слова, проследовал в свой кабинет.

– Не обращай внимания, у него так бывает. – Настя положила на тумбочку папин портрет, взяла из шкафа джинсовую куртку и занялась выбором обуви.

– Вы куда? – Костя уже открыл входную дверь, пропуская Настю, когда в прихожей появился Костыльков.

– Здравствуйте. – Костя шагнул навстречу и протянул руку. Костыльков ответил машинальным рукопожатием, продолжая смотреть на дочь в ожидании ответа.

– Пап, мы гулять. Мы торопимся.

– Что значит гулять? Времени видела сколько? Отец из командировки приехал, можно было и встретить.

– Пап, ты чего? Мы тебя специально дома ждали, а ты даже не заметил. – Настя подошла к отцу и, встав на цыпочки, обняла за шею.

– Папа устал, у папы была тяжёлая работа. – Он обнял дочь и поцеловал в макушку. – Давайте раздевайтесь. Попьём чай – и пойдёте.

– Папуль, мы опаздываем. У нас дела. – Настя отстранилась от отца и вопросительно посмотрела на Костю.

– Ничего страшного. Семья важнее, – сказал Костя, захлопнул входную дверь и разулся.

– Вот! – Костыльков поднял вверх указательный палец. – Мужик твой дело говорит.

Они проследовали на кухню, где Светлана, успевшая надеть лёгкое домашнее платье и уложить волосы, накрывала на стол.

На столе красовались фарфоровый чайный сервиз, два вида варенья в розетках, маслёнка и сливки в кувшинчике, большая ваза со сладостями и блюдо с нарезанной колбасой. Костыльков уселся по-хозяйски во главе стола, перед своим стаканом в серебряном подстаканнике и бокалом.

– Как ты съездил? – спросила Света, продолжая накрывать на стол.

– Канитель опять. Ладно… всё решу. – Сан Саныч взял початую бутылку «Мартеля» и, плеснув себе в бокал, залпом выпил. – Как тут у вас?

Он забросил в рот два кусочка сервелата и откинулся на резную спинку венского стула.

– Милый, ну что тут у нас может быть без тебя? – Светлана аккуратно разлила чай и села справа от мужа. Всегда приветливая и весёлая, сейчас она, сложив руки на столе, как прилежная ученица, улыбалась Костылькову. – Всё хорошо.

– Ой, у меня же для тебя сюрприз! – Настя выскочила из-за стола и выбежала из кухни. Костя молча ожидал ее возвращения, опустив нос в чашку с чаем. Настя вошла, держа в руках картину в деревянной рамке.

– Пап, это тебе. – Она протянула отцу подарок и, встав за его плечом, наблюдала за реакцией.

Костыльков взял картину, повертел в руках, посмотрел на неё с обратной стороны и положил на угол стола.

– Хорошая работа. Скажи мне, пожалуйста, что у тебя с учёбой?

– С учёбой всё хорошо, – Настя немного напряглась.

– Какие сегодня были занятия? – Костыльков внимательно смотрел на дочь.

– Сегодня? – Настя подумала пару секунд. – Политология и римское право.

– Ты ходила на них? – Костыльков начал вскипать.

– Папа, что за допрос? На какие-то ходила, на какие-то – нет.

Костыльков отодвинул подальше свой бокал с коньяком, сжал кулак и резко опустил его на стол.

– Мне сегодня звонил Сергей Михайлович Гвоздецкий. Твой декан, если ты ещё помнишь. Он сказал, что последний раз на занятиях ты была неделю назад и что на некоторых лекциях тебя не было ни разу.

– Папа! – Настя повысила голос. – Ты меня засунул в этот университет против моей воли. В итоге я согласилась на это и учусь. Но не нужно заставлять меня быть отличницей.

Костя заметил, что сейчас отец и дочь очень похожи: хмурые взгляды как шпаги со стальным блеском.

– Так, послушай меня! Мне не нужен твой диплом без твоих знаний. Я сам решаю вопрос о твоём образовании, потому что ты ещё не можешь осознанно управлять своей судьбой и, кроме меня, о тебе позаботиться некому. Я думаю о тебе и о твоём будущем.

Костыльков выпил чай и поставил стакан перед Светланой, давая понять, что нужно налить ещё. Светлана встала, поцеловала мужа в щёку и пошла к плите заваривать новую порцию чая. Костыльков залпом выпил коньяк, наполнил бокал снова и поставил на прежнее место.

– Я хочу рисовать. Всю эту неделю я ходила на курсы. Завтра они закончатся, и я снова пойду в университет, – бесстрашно заявила Настя.

– Всё. Хватит. Я запрещаю тебе заниматься ерундой вместо учёбы.

Костя не знал о курсах и пропусках занятий, но он поддерживал Настю в её увлечении. Ему было очень неловко влезать в этот спор, но не поддержать Настю он не мог.

– Александр Александрович, Настя очень хорошо рисует, и это нужно развивать. Художник – тоже профессия. – Костя посмотрел на Настю, пытаясь понять её реакцию на эти слова, но, заметив, как у Костылькова заходили желваки от негодования, спохватился: – Но я полностью с вами согласен, что нужно окончить университет. И я ей в этом помогу.

– Вы ещё слишком молоды, и у вас в голове ветер, поэтому адекватно оценивать ситуацию вы не можете, – продолжил Костыльков гнуть свою линию.

– Папа, перестань. Ты сам постоянно рассказываешь, как с семнадцати лет был сам по себе и всё решал сам, – не сдавалась дочь.

– Да, это так. – Костыльков вновь откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – И уже с семнадцати лет я понимал, что для того, чтобы чего-то добиться, нужно много учиться и много работать. Этим я и занимался.