Ромал потер пальцами запекшуюся ссадину на подбородке. Артур Селиверстов был странным парнем. То улыбался слишком часто, то слишком редко. Обычно так себя ведут те, кто пытается подавить истинные чувства. Они сражаются с сомнениями и оттого выглядят нелепо. В их движениях много неестественного. В их словах частенько есть двойной смысл. Они так стараются привести жизнь в порядок, что сильнее запутываются в повседневной паутине.

– Тебя лишили наследства? – в лоб спросил Костя, а Артур едва не поперхнулся пивом и растерянно уставился на соседа.

– Что за чушь?

– Вывод сам собой напрашивается.

– Слушай, Пуаро^[13], никто меня наследства не лишал, мой отец был бы счастлив, если бы я прекратил издеваться над матерью и вернулся домой.

– И что тебе мешает?

– Много причин, ясно? – Селиверстов нахмурился и нервно поправил куртку. На его лице появилось странное выражение, которое Косте показалось каким-то… личным, что ли. В жизни Костя не подумал бы, что Селиверстов может выглядеть… ранимо. – Ты допрос мне решил устроить или что? Статью пишешь? Надеюсь, тебе не надо объяснять, что о моем присутствии в университете никто не должен узнать.

– Хорошая попытка, – фыркнул Ромал и прислонился к стене. – У людей и без нас дел хватает. Они так сильно заняты собой, что по сторонам не смотрят.

– Вот именно.

– Но глупо надеяться, что никто не догадается.

– Я никогда особо не светился – папа настаивал. Свой профиль в соцсетях я закрыл.

– А этикетки со своих чемоданов не содрал.

– Мои чемоданы только вы с Даней видели.

– Интернет-новости, местные издания, желтая пресса…

– Да говорю же, я не светился. Очень редко. Мне даже пришлось удалить ВК.

– О, – отреагировал Костя и театрально нахмурился, – соболезную.

– Да заткнись ты, – попросил Артур, толкнув соседа локтем, – не смешно. – Бутылка уже почти опустела. Арта слегка покачивало. – Мы живем в эпоху интернета, но я не могу даже фото добавить без одобрения папиной комиссии.

– И поэтому ты сбежал? – усмехнулся Ромал. Щеки у него покраснели от выпивки, лица плыли перед глазами. – Тебе не разрешили добавить фотографию в Инстаграм?

– Не зли меня.

– Странное пиво, – внезапно сказал Костя и посмотрел на бутылку.

– Почему странное?

– Язык заплетается.

– Я думал, так и должно быть.

– Уж точно не от первой бутылки.

Артур прищурился и недовольно заметил:

– Так и знал, что нельзя пить этот отстой. Мог бы и раньше сказать, что мы давимся каким-то дерьмом. Я ведь не разбираюсь в этих ваших напитках.

– Тише, не нагнетай! Коньки ты не отбросишь.

– Рад это слышать.

– Знаешь…

Костя замолчал. Он увидел блондинку – Лизу, если верить словам Даниила. Попивая алкоголь из одноразового стаканчика, она стояла у противоположной стены, и сигаретный дым клубился над ней словно туча. Она была в короткой юбке, на высоких каблуках. Костя раньше и не подозревал, что можно так долго смотреть на женские ноги и изучать один за другим сантиметр чужого лица и гадать: кто к нему прикасается.

Ромал поставил бутылку на подоконник и прохрипел:

– Мне нужно…

– Не продолжай. – Артур понимающе кивнул. – Симпатичная. Вы знакомы?

– Сейчас познакомимся.

– Дерзай. А я попытаюсь найти нам нормальную выпивку.

Костя тряхнул руками, чувствуя, как пальцы отекают, а ноги наливаются свинцом. Интересная реакция на красивую девушку. Хотя, может, не просто красивую, а на самую красивую?

Чем ближе подходил Константин, тем прекраснее она становилась. Кожа – идеально гладкая, носик – тонкий и изящный, а губы… у Кости определенно появились планы на эти губы, пусть еще не было произнесено ни слова.

– Привет! – сказал он, остановившись рядом с девушкой, и блондинка перевела на него скучающий взгляд. Уверенности у Кости тут же заметно поубавилось, но он все же продолжил: – Отдыхаешь?

Спустя миллиарды лет она спросила:

– А есть варианты?

– Да вариантов куча на самом деле.

– И каких же?

– Может, ты ждала, пока я подойду к тебе.

– Надо же какой самоуверенный, – пробормотала девушка. – Ну и что дальше?

– Я – Костя.

– А я – нет.

Она улыбнулась, явно довольная собой, но Ромал не растерялся и шагнул к блондинке. Он увидел, как в ее голубых глазах блеснули искры.

– Лиз, а ты чего такая грустная?

– Лиз? – удивленно отозвалась девушка. – И откуда ты мое имя знаешь?

– Видел тебя в универе.

– Вот оно что! – Елизавета осмотрелась, словно искала кого-то в толпе, а потом взглянула на незнакомца и поджала губы. – Ты чего хотел?

– Свободна в эту субботу?

Лиза засмеялась и округлила глаза, удивившись смелости парня. Редко таких встретишь, но интереснее они все равно не становились. Она покачала головой, и золотые локоны рассыпались по ее плечам.

– Ты ведь несерьезно.

– Серьезно.

– Сомневаюсь, что я буду свободна ближайшие пару лет. – Девушка оттолкнулась от стены и недовольно огляделась. – Куда подевалась… моя куртка…

Костя уже начал снимать с себя джинсовку, но Лиза остановила:

– Ты что делаешь? – Блондинка осушила стаканчик и вручила его Ромалу. – Выброси. Справишься?

– Я не…

– Аривидерчи!

Она помахала ему, спеша отделаться, и ушла, даже не обернувшись. Сбитый с толку и весьма униженный, Костя стоял с пустым пластиковым стаканчиком и чувствовал себя… ну не то чтобы полным кретином, но близко к этому. Наверное, впервые его растоптали и уничтожили, не приложив и капли сил. Лиза поставила его на место резко, словно он не имел права находиться рядом с ней, общаться, дышать одним воздухом. Неприятное покалывание где-то в легких отдавалось диким дискомфортом по всему телу, и Ромал уже не понимал: то ли в помещении стало слишком душно, то ли кровь вскипела в венах.

– Как успехи? – спросил неожиданно появившийся Артур. – Странно выглядишь.

– Как обычно выгляжу.

– Слушай, я нашел холодильник, забитый отменным алкоголем. Понятия не имею, откуда у студентов такие залежи, но там…

Костя выбросил пластиковый стаканчик и забрал у Селиверстова обычную чайную кружку, наполненную до краев каким-то голубым напитком. Пахла эта жидкость странно, но какая разница? Ромал выпил содержимое чашки и порывисто откинул голову, ощутив безжалостный пожар внутри. Глаза налились слезами, а глотку сдавила судорога.

Парень сморщился и прокряхтел:

– Что за…

– Нравится?

Косте хотелось выругаться во весь голос, а затем он почувствовал, как тепло разлилось по телу, мышцы расслабились, а в висках перестало стучать, и выдохнул:

– Сойдет.

– Еще? – Зеленые глаза Арта сверкнули азартом, словно у наркодилера. И Ромал ответил:

– Еще.

* * *

Слова песен сливались в неясный шум. Артур стоял в центре комнаты и не понимал, что происходит. Его толкали танцующие люди, они кричали, хохотали. Потные и измотанные, они закатывали от наслаждения глаза. Силуэты сталкивались и переплетались из-за дыма, который, словно снежная завеса, окутывал незнакомцев, и ничего не существовало, кроме тел, ритма и удовольствия. Арт соскучился по этому чувству, Арт мечтал о нем. Он знал, что наслаждение – миг перед провинностью, наркотик, толкающий на прегрешения.

И как же он мечтал согрешить.

Артур огляделся и увидел Костю. Ромал стоял с откинутой назад головой и смотрел куда-то в потолок. Что он там видел? Что хотел увидеть? Селиверстов подошел к соседу и поинтересовался:

– Куда пялишься?

Костя неохотно посмотрел на блондина.

– Ты это мне?

– Это я тебе.

– Хочешь в челюсть?

– Хочу выпить. Ты со мной?

– Да!

Парни побрели по переполненному людьми коридору, то и дело ударяясь о стены. Казалось, прошла целая вечность, минули сотни световых лет, пока они преодолели расстояние от комнаты до кухни. Арт заметил пару парней, скрывающихся в темном углу. Они достали из прозрачного пакетика белые таблетки и кинули в рот. Артуру часто доводилось видеть, как кто-то принимает наркотики. Но сейчас его внимание привлек крест – черный крест, нарисованный на пакетике с наркотой…

Арт повалил чей-то желтый стакан на пол, когда тянулся за полупустой бутылкой с прозрачной жидкостью, и на лице Кости появилась шкодливая ухмылка.

– Тебя прибьют, – захихикал он, – крышка крашеному блондину.

– Это мой натуральный цвет, – ощетинился Артур, – я от природы злато… волосый… златовласый?

– Золотоволосый?

– Золотисто-кудрявый?

– Яично-желтый.

Селиверстов неожиданно расхохотался и пролил несколько капель мимо стаканчика.

– Мне нравится! Долго думал?

– Не отвлекайся, – бросил Костя и оперся руками на стол. Как же голова-то кружилась… Просто нереально. Ромал чувствовал, как стены летают перед его глазами, и плевать, что стены не могут летать. Он жмурился, распахивал глаза и снова жмурился, а комната парила, то взлетая, то падая вниз. – Что мы пьем?

– Тебя это волнует?

– Я губ не чувствую, они как замороженные.

– Найди себе девчонку, она быстро тебя отогреет.

– Уже нашел.

– Ты про ту длинноногую блондинку? – Артур смешал водку с голубым сиропом и с чувством выполненного долга протянул коктейль Косте. – Красивая. И дорогая.

– Ты о чем? – не понял Ромал.

– На таких много бумажек уходит. Кино не прокатит.

– С этим у меня сейчас завал, полная задница.

– Как я тебя понимаю.

– Ты? – прыснул Костя. – У наследника проблемы с баблишком? Ну а я в балетную пачку не влезаю.

– В какую, на хрен, балетную пачку?

– А что? Звучит так же безумно, как и история о бедном миллионере.

– Хватит меня так называть, – взвыл Арт и порывисто приблизился к соседу, словно собирался поведать ему страшную тайну, – чтобы ты знал, я у отца баблишко не беру и не собираюсь. Я сам по себе, как лев.

– При чем тут лев?

– Да что ты придираешься!

– Сказал бы «как волк», и стало бы понятнее.

– Ладно! Сам по себе, как волк. Доволен?

– Парень, надо правильно выражаться, – пожал плечами Костя, – я лишь подсказал.

– И откуда такие умные берутся?

– Из трущоб.

– Из каких еще трущоб?

– Из питерских.

– В Питере есть трущобы?

– Есть, поверь мне! Вонючие, уродливые и прогнившие. Безликие, как и их хозяева, не занимающие ничего в этой жизни, кроме места. Трата пространства. – Костя отчаянно осушил стакан, словно это был последний глоток воды перед засухой, и рассерженно смял его в пальцах. – Питерская клетка, или «двор чудес». Не слышал о нем?

– Я мало что знаю о нашем городе, – задумчиво пробормотал Артур. – Ты вырос там?

– К несчастью моих родителей.

– Проблемы с предками?

– Мама у меня санакуны.

– Сана… что?

– Золотая, – пояснил Ромал с внезапно вспыхнувшей нежностью. – Она одна, таких нет. Бывают люди, ну, знаешь: «Хачен, нэ на татькирэла» – «Горят, но не греют». Она другая.

– Значит, классная она у тебя.

– Верно.

– Моя мама тоже хорошая, – поспешил заверить соседа Артур и уверенно кивнул, – у нее, конечно, пунктик на том, чтобы все было идеально, и я тоже идеальный, а меня это, по правде говоря, раздражает. Из себя выводит.

– Мать – святое.

– Не сомневаюсь, мучачо.

– Не мучачо – ромал. – Костя приложил ладонь к сердцу. – Цыган.

Артур неожиданно нахмурился. Ему стало на редкость паршиво, будто он оскорбил своего непутевого соседа, которого, к слову, оскорбить было так просто, ведь ему ничего не нравилось. Он положил руку на плечо Кости и сжал его.

– Как скажешь, – с чувством проговорил он, еле удерживая равновесие, – цыган.

– Вортако.

– Фортако.

– Вортако, – с нажимом повторил Ромал и кивнул, – друг.

– Друг. – Селиверстов покачал головой, разрываясь на тысячи частей от достаточно странного чувства, будто он приобрел нечто важное в повседневном хаосе. – Вортако.

– Вортако.

– Вортако, – повторил Артур и похлопал Костю по плечу, расчувствовавшись, будто мелкая девчонка. – Надо выпить.