Глава 18

– Уля, нет, я сказал! – он так строго разговаривает со мной, что хочется спорить просто чтобы подраконить его.

– Ну Мишенька, – уговариваю, поднимая щеночка вверх к Мишиному лицу. – Ну посмотри, какая лапочка. Неужели твоя мама не разрешит?

– Нет, конечно. Начнем с того, что я не собираюсь спать со щенком.

– Ну ты можешь спать где-нибудь в другом месте, а мы с этим лапочкой вдвоем в кроватке.

– Ульяна! – У-у-ух, какой он у меня строгий. – Я сказал: нет! Все, клади его на место и давай в дом. Скоро его родители вернутся.

От одной мысли, что я могу снова столкнуться с устрашающими псами, по позвоночнику стекает капля холодного пота. Я в последний раз целую сморщенный нос щеночка и возвращаю его на большую лежанку, которая стоит в отапливаемом помещении. Это просторная котельная, но родители Миши обустроили все так, что теперь комната превратилась в собачий домик. Миша пояснил, что они живут здесь только зимой, в остальное время года носятся по двору, а спят в вольерах. Мы успеваем войти в дом как раз перед тем, как тяжелая силиконовая шторка шуршит, и в комнату входит одна из взрослых собак. Я тихо ойкаю и проскальзываю в дверной проем. Миша закрывает за нами дверь и ведет меня в гостиную. На диване развалился Марк, рядом Тихон Михайлович. Они смотрят какой-то фильм.

– А мама?

– Стелет вам наверху, – не поворачиваясь, отвечает отец Миши.

– Может, помочь? – спрашиваю я.

– Ну идем глянем. И я бы уже принял душ и завалился. – Миша вроде бы говорит это нормальным серьезным тоном, но при этом все равно играет бровями.

– Даже не вздумай, – шиплю я.

– Ты там про попку мне кое-что обещала.

– Про это вообще забудь.

– Это еще почему?

– Давай так. Я куплю дилдо, оттрахаю тебя им в задницу. Если тебе понравится, я соглашусь на анальный секс.

– Ты сейчас испортила весь романтический настрой, – кривится Миша.

– Кстати, ты знаешь, что для мужчин массаж простаты очень полезен?

– И она права. – Мама Миши появляется из ниоткуда, и я вскрикиваю от неожиданности, а потом густо краснею. Да что ж за поразительная способность попадать в неловкие ситуации? Еще парочка таких сегодня – и меня можно заносить во всемирно известную книгу рекордов. – Сынок, постелила вам в твоей комнате.

– Там кровать маленькая.

– Теснее прижметесь друг к другу.

– Громко не стонать, – бросает, не поворачиваясь, Марк, а мои щеки начинают пылать еще сильнее.

– Ты вообще должен был быть сегодня на свидании с Машей, – шиплю я.

– Перенесли на завтра. – Он передергивает плечами так, словно свидание с девушкой совсем ничего для него не значит. А, может, так и есть. Глядя на Марка, смею предположить, что он не страдает от дефицита женского внимания.

Миша хватает меня за руку и тянет к лестнице.

– Идем уже.

Он заводит меня в спальню, по которой совершенно невозможно сказать, что она принадлежит именно Мише. Нейтральные цвета, обычная, ничем не примечательная обстановка. Я кружусь на месте, разглядывая интерьер.

– Почему мама называет эту комнату твоей?

– Потому что я сплю в ней, когда приезжаю.

Миша подхватывает с пола свой рюкзак и достает из него коробку, завернутую в подарочную бумагу. Подходит ко мне и протягивает ее. Я перехватываю и, подняв к уху, трушу. Внутри что-то глухо бьется о картонные стенки, но по звуку совершенно невозможно определить содержимое.

– Что ты ее трясешь? Открывай, – с усмешкой говорит Миша.

Я сажусь на край кровати и окидываю ее быстрым взглядом.

– Почему ты сказал, что кровать маленькая? Нормальная.

– По сравнению с траходромом, который стоит в моей квартире, она маленькая.

– О, барин любит развалиться.

– А то ты не в курсе. Открывай.

Я разрываю подарочную бумагу – никогда не умела красиво распаковывать подарки – и поднимаю крышку. А потом начинаю заливисто смеяться. В коробке красивым рядом выложены несколько комплектов трусов с изображением героев и знаков «Марвел». Я падаю спиной на матрас, не в силах остановить хохот. Миша улыбается, нависая надо мной.

– Обычно девушки принимают подарки с благодарностью, и только моя смеется. Может, я не то подарил? Надо было шубу и кольцо с бриллиантом?

Я перестаю смеяться, но не улыбаться. Провожу ладонью по колючей щеке.

– Мне кажется, если бы ты покупал мне такие дорогие подарки, я бы на тебя не клюнула.

– А ты клюнула? – спрашивает Миша, всматриваясь в мое лицо. Сейчас в его взгляде только капелька смешинок, в остальном он серьезный и я вижу в нем надежду. Неужели для него и правда так важно знать, что я на него запала?

– Иначе не лежала бы тут.

– Я просто не дал тебе возможности отказаться.

– И это тоже, – со смехом отвечаю я.

Миша отбрасывает в сторону коробку, наклоняется и целует меня. Делает это так, как умеет только он – проникновенно, жадно, глубоко. Вылизывает мой рот, порабощает волю, ломает все барьеры. Я даже не успеваю опомниться, как оказываюсь подмята огромным телом, а наглые руки уже пробираются под мой свитер и сжимают сосок через тонкую ткань бюстгальтера. Спина выгибается, подставляя грудь навстречу ласкам. Губы Миши скользят от моего рта к шее, где всасывают нежную кожу. Язык проходится за ушком, и мое тело сотрясает дрожь удовольствия. Ну вот как у него так получается заводить меня за каких-то несколько секунд? Каждый раз Миша так напористо ласкает, что я забываю, где нахожусь. Но тут в сознание врывается голос его мамы, звучащий где-то недалеко в коридоре, и я застываю.

– Миша, стой, – громко шепчу и, упершись ладонями в его плечи, пытаюсь отлепить от своего тела. – Да погоди ты. Нельзя.

– Что? Почему?

Он наконец поднимает голову и смотрит на меня пьяным от возбуждения взглядом. Да, мой хороший, меня от тебя ведет не меньше, но…

– Мы в доме твоих родителей.

– И что? Они знают, что такое секс, и что мы им занимаемся.

– Господи, ты обсуждал наш секс со своими родителями? – выдыхаю в ужасе.

Миша тихонько смеется.

– Нет. А надо?

– Дурак. – Я легонько шлепаю его по плечу. – В общем, я так не могу.

– Как – так?

– Не могу я заниматься сексом, когда совсем рядом твои родители.

– Мы аккуратненько. И тихо.

Миша снова опускает голову и проводит языком по моей ключице, но даже сквозь туман удовольствия, который стремительно окутывает меня, когда большая рука сжимает мою ягодицу, я все равно продолжаю сопротивляться. Хотя при этом поворачиваю голову в сторону, чтобы дать больше пространства для маневра настойчивому языку Миши.

– Мы не умеем тихо, – шепчу с негромким стоном.

– Да, моя крикунья.

– Миш, прекрати. Пожалуйста. – Кажется, я уже умоляю. И голос такой дрожащий и едва слышный.

– Я только чуть-чуть, – уговаривает он меня. – Легонечко. И медленно. Не отказывай мне, Белочка.

Ох, как же он говорит. Словно соблазняет скрепить сделку кровью. Прислушиваюсь к своему организму и внезапно осознаю, что именно кровью мы ее сейчас и скрепим. Толкаю Мишу сильнее, он поднимает голову и ошеломленно смотрит на меня.

– Пусти! Выпусти меня. Да слезь же ты! – уже громче прошу я.

– Уль, что случилось? Я сделал тебе больно? Обидел?

– Ох, твою ж…

Совершенно отчетливые ощущения между ног и внизу живота дают понять, что на ближайшие пять дней Мише заказан вход во «Врата Рая».

Когда мне наконец удается перекатить Мишу на кровать, я вскакиваю на ноги. Лицо горит, низ живота подозрительно тянет и… мне кажется, сейчас будет конфуз.

– Миш, где туалет?

– Уль, тебе плохо?

– Где гребаный туалет? – рычу я.

– Следующая дверь налево, – удивленно отвечает он, кивая на выход из комнаты.

Я несусь туда. Запираюсь и, подбежав к унитазу, быстро стягиваю с себя джинсы и белье, убеждаясь в своей догадке. Приземляюсь на унитаз и стону. Все случается так, как должно, только вот как-то не выработалась у меня привычка носить с собой предметы гигиены. Когда ты работаешь в салоне и живешь в квартире, полной девчонок, это вообще не составляет проблемы. Но теперь… Что, если у Мишиной мамы уже наступил климакс, и ей просто не нужны все эти женские штучки? А до города, на минуточку, еще доехать надо. Эта ситуация меня бесит, еще сильнее усиливая раздражение от усиливающейся боли внизу живота.

В дверь стучат.

– Белочка, все нормально? – спрашивает Миша.

Я стону, сгибаясь пополам, и закрывая глаза. Даже долбаной Но-шпы с собой нет. Опять же, дурацкая привычка полагаться на предусмотрительность других людей.

– Уль, не заставляй меня выламывать дверь.

– Миш, отвези меня домой, – прошу я, глядя на дверь.

– Да что случилось-то? – психует он.

– У меня критические дни начались.

Слышу, как он шумно выдыхает. Ага, я тоже недовольна. Но такова наша природа, и ему придется смириться с этим. Интересно, каково это: только познать девушку, и тут же наткнуться на такую преграду? Хотя… это всего лишь небольшое препятствие, которое само по себе перестанет существовать через короткие пять дней.

– Подожди, сейчас вернусь.

Да куда уж я денусь? Натянув одежду, опускаю крышку унитаза, опускаюсь на нее и принимаюсь ждать. Чего – пока непонятно, но у меня другого выхода нет. Через несколько минут в дверь снова стучат.

– Уля, это Инна. Детка, откроешь?

Я встаю и иду к двери. Щелкаю замком и проворачиваю ручку, а уже через секунду в проеме появляется улыбающаяся хозяйка дома. Войдя в ванную, она прикрывает за собой дверь и протягивает мне пачку прокладок.

– Миша сейчас принесет тебе белье. Стиральная машинка у нас в отдельном помещении. Примешь душ – я все покажу. Только застирай холодной водой.

Я улыбаюсь.

– Спасибо. И в машинке, к счастью, нет нужды.

Инна Владимировна окидывает меня быстрым взглядом, а потом удовлетворенно кивает.

– Ну и славно. Все, я пошла. Не запирайся, Миша через минутку будет, а Тиша с Марком не войдут без стука.