– Не дури, – проворчал старший, и охранники вышли.

Итак, я приступил к финальной части своего плана. Стараясь не шуметь, я сделал из вешалки и пяти простыней чучело, на которое натянул свою пижаму. В голову чучела я напихал фрукты, а опустевшую тарелку переставил со столика на подоконник. Надел костюм и ботинки. Тапочки поставил на подоконник. Подтащил чучело к раскрытому окну и выбросил его наружу. От удара об асфальт фрукты драматично разлетелись в разные стороны.

Я пододвинул тарелку к краю подоконника и спрятался под койку.

Оставалось дождаться порыва ветра.

Ждать пришлось недолго. Через полминуты створка окна приоткрылась, столкнула тарелку внутрь, и та с грохотом разбилась об пол.

Охранники немедленно ворвались в палату. Включив свет, они обнаружили пустую койку, раскрытое окно и тапочки на подоконнике. При взгляде из окна их ожидало и вовсе ужасное зрелище: на асфальте лежала фигура в пижаме с размозжённой головой, вокруг которой зловеще струился красный фруктовый сок.

– Это ты ему втолковывал про самоубийство! – взвизгнул младший. – Что теперь будет?

– Заткнись ты! – рявкнул старший. – Никто никому ничего не втолковывал! Этот парень был психом, сам и прыгнул. И только попробуй что-нибудь кому-нибудь про меня рассказать!!! Понял?!!

– Понял, – проскулил младший.

– А теперь быстро вниз к телу, а я пока подниму персонал.

И оба выскочили из палаты в разных направлениях.

Едва шаги затихли в удалении, я вылез из-под койки, поправил на себе костюм и покинул палату. Вышел на лестницу и стал спускаться. К счастью, лестниц в здании было четыре и двум охранникам было не под силу перекрыть их все. Потому, даже если бы охранники вовремя сообразили, что произошло и что делать, у меня был шанс скрыться.

Удача была на моей стороне. Я благополучно спустился и вышел на тёмный задний двор больницы, с которого беспрепятственно вышел на освещённый проспект. Редкие ночные прохожие сгрудились вокруг моей фруктовой копии, распростёртой на асфальте, я же направился прочь от группки зевак.

Едва свернув на соседнюю улицу, я подозвал такси и велел ехать в космопорт. Куда отправиться? Воспользовавшись автомобильным компьютером, я вошёл в Сеть. Когда я выходил из такси у здания космопорта, у меня уже был ответ. Я летел на Нибиру.

Нибиру – маленькая планета с большой массой. Сила притяжения на ней равна земной. Населена преимущественно учёной братией всех мастей. На планете шесть тысяч университетов – примерно по десятку на каждую официально признанную науку и по сотне – на каждую непризнанную. Планета ботанов и шарлатанов, которые были непримиримыми оппонентами в научных спорах, что не мешало им становиться приятелями на студенческих вечеринках.

Если верить слухам, информация о Ларианском Огне хранилась в Нибируанском Палеонтологическом Университете. Проблема в том, что архивы данного университета были доступны лишь нескольким профессорам данного университета и были закрыты для всех остальных смертных и обеих бессмертных рас. У меня не было плана, как обойти данный запрет, я собирался импровизировать.

Профессор Грюндих носил короткую бороду и шляпу, в мечтах видя себя космическим конкистадором, покорителем планет. Он сидел у себя в кабинете и изучал небольшую пирамиду – артефакт из пещер Френии. В руках у него был стакан аллюзианского виски, настоенного на аллюзианских болотных слизнях. В окно светило солнце, со двора слышалось щебетание птиц и студентов.

К этому моменту мой корабль приземлился в космопорту Нибиру, и, взяв такси, я направлялся в Нибируанский Палеонтологический Университет.

Грундих ковырял пирамиду, стоявшую перед ним на столе, сначала пальцем, потом карандашом, затем сдул пыль и почистил пирамиду кисточкой, надеясь разгадать древние символы, обрамлявшие артефакт.

Вдруг пирамида на мгновение вспыхнула, и Грюндих почувствовал себя странно. Он словно видел себя со стороны. Ан нет, подождите-ка: он и правда видел себя со стороны.

Нет, это не было похоже на стандартный эффект выхода души из тела от аллюзианского виски, коим так любят развлекаться студенты, проникая в бестелесной ипостаси в женские общежития. Просто Грюндиха стало два, что в два раза превышало стандартное количество Грюндихов на Нибиру.

Планета была слишком мала для двух гениев.

Однако же личность Грюндиха не задвоилась, она лишь разделилась на две противоположности, потому в целом Грюндих не испытывал дискомфорта. Хотя правильнее будет сказать, что он чувствовал себя как прежде. Просто теперь все конфликты, терзавшие прежде одного Грюндиха, были равномерно распределены по двум телам. Все глупости, от коих Грюндих всегда воздерживался, воплотились в Грюндихе номер два.

В этот момент в дверь постучали. Один из Грюндихов неуверенно вздрогнул, а второй решительно произнёс:

– Открыто!

Я вошёл в кабинет.

– О, да у вас тут вечеринка, – поздоровался я.

– Типа того, – ответил второй, а первый задумчиво пролепетал:

– Я всего-навсего пытался разобраться с этим неопознанным артефактом, который мне прислали из пещер Френии, когда вдруг меня стало два.

И первый смущённо указал на второго.

– Ах, да это же знаменитый Френийский Пещерный Дупликатор, – не моргнув глазом соврал я, беря в руку пирамиду.

– Разбираетесь? – уважительно поинтересовался второй, смакуя виски.

– Имел опыт, – ответил я, вальяжно доставая из серванта третий стакан.

– А вы, собственно, кто? – спросил первый Грюндих.

– Я ваш коллега – профессор Фрейд.

– Профессор какой науки? – скептически спросил второй.

– Детерминизм, – ляпнул я первое, что пришло в голову.

– Чушь какая-то, – проворчал второй Грюндих. – Лучшая наука – это астрономическая психология.

– Очень интересно, – заинтересовался первый. – А детерминизм какой? Географический, космологический, морально-этический?

– Архетипичный детерминизм, – продолжал уверенно врать я.

– Надо же. И что же изучает архетипичный детерминизм?

– Ясно что! – удивился я. – Влияние артефактов на развитие цивилизаций.

– Очень интересно, – повторил первый Грюндих. – Возможно, вы тогда знаете, как собрать меня воедино?

– Понимаете ли, – я покрутил пирамиду в руках. – Архетипичный детерминизм изучает влияние артефактов на цивилизации, но не на отдельно взятых людей.

Грюндих закручинился.

– Но не переживайте вы так, – обнадёжил я. – Думаю, со временем что-нибудь придумать можно. Закавыка, правда, в том, что я на вашей чудесной планете проездом. Отправляюсь в экспедицию на поиски Ларианского Огня.

– Ларианский Огонь? Но это же миф! – воскликнул Грюндих номер один.

– Хочу жрать, – сказал Грюндих номер два.

– Кто знает, кто знает, – таинственно сказал я. – Я слышал, в архивах Нибиру есть немало интересной информации по предмету.

– Давайте так, – оживился первый. – Вы, я вижу, человек неглупый. Я обеспечу вам доступ к архивам, если вы сумеете привести меня в прежнее, неразделённое, состояние! Мне как декану данного университета совершенно непозволительно демонстрировать перед студентами подобного рода двуличность.

– Как я вас понимаю! – я протянул Грюндихам руку. – Идёт!

– Превосходно, – обрадовался первый Грюндих. – Я договорюсь, чтобы вам выделили комнату в общежитии.

Палеонтологический университет был построен на обломках древнего монастыря, монахи которого тысячу лет ожидали приближения к Нибиру некой планеты, несущей спасение, впрочем, весьма своеобразное.

Согласно их верованию, сия загадочная планета в один прекрасный день должна была шлёпнуться с неба и навлечь на Нибиру фееричный апокалипсис, в ходе которого выжили бы исключительно люди с богатой эрудицией и незаурядным интеллектом, а прочие сгорели бы в адских муках.

Понятно, что мотивация к получению образования у монахов была весьма высока, и за то время, пока их сверстники безответственно прогуливали уроки и игнорировали домашнее задание, монахи скопили немалый багаж знаний и спрятали его в монастырском архиве, располагавшемся в подземной библиотеке, которая единственная уцелела, когда на монастырь упал метеорит, сжёг и разрушил его, убив всех монахов.

Некоторые тела потом находили в радиусе трёх километров, а тех, кому повезло меньше, прибило сразу на месте.

Ещё вчера я и не знал о существовании декана Грюндиха, а сегодня он поселил меня в одну из лучших комнат университетского общежития. Всё складывалось как нельзя лучше, не считая того, что я скоро умру, а спасти меня могло лишь то, чего никогда не существовало.

Приняв душ, пообедав в местном кафе и вернувшись к себе в апартаменты, я развалился в кресле и принялся вертеть Дупликатор, как я окрестил пирамидку Грюндиха, в руках.

Наверно, здесь должны были быть какие-то кнопки, рычажки или секретные пазы. Должно быть что-то, что должно двигаться и включать или выключать данную штуковину. Или же она активируется прочтением обрамляющих её рун?

Если так, то дело безнадёжно – Грюндих, возможно, и сумел их прочитать, а вот для меня они выглядели как филькина грамота.

Я настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил, как встал и прошёл на кухню, чтобы приготовить кофе.

Вернувшись, я сел на соседний с собой стул, и пока я напряжённо водил пальцами по Дупликатору, я вытянул ноги и уставился в окно.

Лишь через несколько секунд я понял, что изучаю пирамиду и смотрю в окно одновременно. То есть меня два.

Вернее, я был один, но в двух телах. Я сидел одновременно на двух стульях и делал два разных действия, но это всё ещё был я.

Я встретился с собой взглядом, но здороваться мы не стали. Я же не шизофреник.

Я оглядел комнату, чтобы удостовериться, что места на двоих хватит.

– Да расслабься ты, – сказал мне Экстраверт.

– А кто из нас будет думать, ты, что ли? – ответил Экстраверту Интроверт.

– Давай я вместо тебя подумаю, – предложил кто-то сзади.

Экстраверт с Интровертом вздрогнули и оглянулись на двух новеньких: Альтруиста и Эгоиста.

– Тебе что, больше всех надо? – ответил Альтруисту Эгоист. – О себе подумай.

– О, да у нас тут уже добрая компания! – обрадовался Экстраверт.

– Кто сказал, что она добрая? – прорычал из угла Тёмный.

– Друзья, не будем ссориться, – воззвал Светлый.

Итак, нас было уже шестеро.

– Предлагаю выпить, – сказал Экстраверт.

– С радостью, – согласился Интроверт.

Мы достали стаканы и виски из бара.

Интроверт и Эгоист пили больше всех. Эгоист из жадности, а Интроверт искренне.

Экстраверт балагурил и непрестанно наливал, Альтруист норовил помочь. Оба пили за компанию.

Светлый и Тёмный постоянно ссорились, но по мере опьянения всё труднее было разобрать, кто из них кто.

Сначала мы выпили за встречу. Но хотя каждый из нас выпил по малому стакану, опьянели мы в шесть раз сильнее обычного. И ничего удивительного, ведь за всех шестерых пил я один. Наконец, я захотел познакомиться друг с другом. Каждый из меня оказался очень интересным человеком.

Экстраверта звали Элайджа Феербах. Происходил он из знатного рода, имел титул барона и провёл детство в родовом замке на берегу Мунирианской Ривьеры. Чета Феербахов, мать и отец Элайджи, славились радушием и открытостью, воспитывали Элайджу в атмосфере любви и достатка и ни в чём ему не отказывали.

Большую часть жизни Элайджа посвятил своим увлечениям, среди которых были хождения под парусом, авиация и дружеские вечеринки.

К сожалению, однажды Элайджа потерялся. Он смутно помнил, как это произошло. Его яхта налетела на рифы, он потерял сознание, а когда очнулся, из детства остались лишь остатки воспоминаний, а дорога домой была безнадёжно позабыта.